Ветер. Дождь Приливы. Вся печаль стекает в океан.
Перевел с английского Александр Корженевский.
ПУБЛИЦИСТИКА
Еремей Парнов
ВОСПОМИНАНИЯ О КОНЦЕ СВЕТА. АТОМНЫЙ ВЕК И УРОКИ ПРОШЛОГО
«Кто контролирует прошлое, контролирует будущее; кто контролирует настоящее, контролирует прошлое» — емкая формула оруэлловского «1984». Вместе с двумя другими всемирно известными антиутопиями оруэлловский роман возвратило нам само время. Вернее, текущий миг, потому что время — запущенная в будущее стрела. Ему не присуща та мистическая цикличность, что кое-кому все еще мерещится в череде минувших веков.
Ее-то и возьмем на заметку, памятуя о замкнутой формуле тотального контроля.
Выпрямим круговую орбиту во временную шкалу, дабы прояснить коренное — причинно-следственные связи: «Мы» Евгения Замятина (1922) — «О дивный новый мир» Олдоса Хаксли (1932) — «1984» Джорджа Оруэлла (1949). Знаменательные вехи! Полигон истории, на котором добивались обломки рухнувших империй и возникали захватывающие воображение контуры нового, вожделенные и устрашающие. Каждый сумел разглядеть здесь свое. Разительные параллели рождали и мрачная очевидность, и субъективизм отбора, и, не в последнюю очередь, унаследованность традиций. Строительная площадка Замятина отличалась аморфностью форм. Она была порядком завалена обветшалым хламом. Многое из того, что мерещилось, пророчески проницалось, пребывало в зародыше. Революция и контрреволюция, наука и техника, литература и искусство, раскрепощение и террор, фашизм и социализм — все было причудливо переплетено в устрашающую конструкцию, чем-то подобную фантасмагорическому полотну Сальвадора Дали «Предчувствие гражданской войны».
Четко отшлифовались грани Единого Государства. Мир рациональной бездуховности был исчислен и взвешен с аналитической точностью: от незримых хранителей до иллюзорного счастья рабов, от газовых камер до людей-нумеров. Все сбылось. И как сбылось!
Язык математики универсален. Независимо от исходной модели — геоцентрической Птолемея, гелиоцентрической Коперника — она бесстрастно определяла пути планет.
Восток или Запад — ей все едино. Она вне социологии, вне морали. Это глубоко прочувствовал Брюсов:
Мечтатели, сибиллы и пророкиДорогами, запретными для мысли,Проникли — вне сознания — далеко,Туда, где светят царственные числа.
У антиутопии нет запретных для мысли дорог Отточенная мысль — ее оружие.
Роман Олдоса Хаксли увидел свет через несколько месяцев после отъезда Замятина из СССР. Не только былые жупелы — «казарменный коммунизм», но и бурное развитие науки, и конкретная политическая ситуация требовали иного уровня осмысления. Довершив разрушение старого мира, квантовая механика развеяла уютную иллюзию очевидных истин.
Гитлеризм уже вплотную приблизился к власти, и нацистская пресса с особым остервенением обрушивалась на просвещенный рационализм, на здравый смысл вообще,
«Идея причинности рушится, — вещала «Берлинская рабочая газета», издаваемая зоологическим антисемитом Юлиусом Штрайхером. — Миром снова начинает править вера в судьбу, в неповторяемое, мир рационализма трещит по всем швам… Люди заменяют логику чувством».
Статья называлась «Да здравствует невежество!».
Это своеобразно преломится в «Дивном новом мире», где роль хранителей выполняет алкоголь, добавляемый в колбы, в которых выращиваются человеческие зародыши. Превентивная промывка мозгов на эмбриональном уровне, и никаких хлопот Просто и дешево. Не нужно ни шпиков, ни карателей. Террор в молекулярном исполнении, трансформированный во всеобщую эйфорию. Впоследствии Станислав Лем разовьет идею хемократии в «футурологическом конгрессе».
Преемственность науки, преемственность сатирических приемов обусловили суровую однозначность предупреждения. Под угрозой оказалось главное — человеческая сущность.
У Замятина: «Подчинив себе Голод… Единое Государство повело наступление против другого владыки мира — против Любви… Был провозглашен наш исторический «Lex sexualis»; всякий из нумеров имеет право — как на сексуальный продукт — на любой нумер».
Упорядоченно, гигиенично, по розовым билетикам. Даже занавески разрешается опустить.
У Хаксли тоже каждый должен принадлежать каждому. Не возбраняются даже оргии. Секс, отделенный, словно ножом гильотины, от воспроизводства себе подобных, становится приятным развлечением, дополнительной компонентой химического счастья. Рожденных в колбе «альфа» и «бета» даже слово «мать» вгоняет в краску. Неприлично. Единая Государственная наука, уничтожив любые формы родственных связей, обрекла человека на полное одиночество, а тем самым — на полный коллективизм в структуре системы. «Гвозди», «винтики» должны отвечать стандарту.
Сексуальные игры отнюдь не возбраняются и в среде оруэлловских «пролей». Для этого в «Министерстве Правды», то есть тотальной лжи, существует особый департамент «порносекса». Управляющий класс, однако, обречен на суровый аскетизм. Молодежь стреножена ханжеской «чистотой» «антисексуальной лиги». Внебрачные связи, особенно любовь, приравнены к тягчайшим преступлениям. Ослушников подвергают отвратительной пытке. Этим, в частности, занимается «Министерство Любви». Человек, предавший любовь, перестает быть человеком. Он окончательно сломлен и не представляет опасности для системы. Многогранность не означает противоречивость. Регламентация вседозволенности юридически ничем не отличается от запрета. Недаром означенные варианты были многократно опробованы на практике. Растление порнографией, массовые кампании зачатия от солдат, «чистота» из-под палки — всему нашлось место. Манипулирование сознанием автоматически предполагает и подавление подсознания, манипулирование инстинктом — сведение его к управляемому примитиву. Интимная сфера никак не могла избежать указующего перста. Это органично входит в общую схему тотальной организации, дезинформации и контроля.
В романе «1984» она отличается особой жестокостью. «Министерство Изобилия» следит за распределением скупо отмеренных «благ» в соответствии со ступенькой иерархической лестницы, «Министерство Любви» бдит и пополняет досье, «Министерство Правды» выбивает последние остатки мозгов молотом пропагандистского абсурда. Все опрокинуто с ног на голову. «Министерство Мира» раздувает милитаристско-шовинистический психоз. Вместе с массовой истерией «двухминуток ненависти» он составляет важнейший элемент стабильности. Война ужесточает завинчивание гаек. Отсюда — беспрерывное противоборство то с одной, то с другой соседней державой.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
