Проблема: где-то там, в реальном мире, в гостиной моего дома, в Ашфорде, штат Джорджия, Гроссмейстер все еще держал в заложниках моих родителей.
И я понимала, что он действительно разозлился.
В этом не было моей вины. Это он настоял, чтобы я показала ему камни. Я предупреждала его, что не надо этого делать. Но вопрос вины значил не больше, чем мое присутствие в этом пустом и равнодушном вечном месте.
У него мои родители. Вот что важно.
Надеюсь, что Бэрронс сейчас спешит к ним из перенастроенного зеркала в своем кабинете, и надеюсь, что его товарищи штурмуют зеркало на 1247 Ла Ру. Надеюсь, что скользкий розовый тоннель, который неприятно напоминал определенную часть женской анатомии, все еще там, он только вытолкнул меня, чтобы избавиться от боли, как при родах, и надеюсь, что спустя несколько минут мои родители окажутся в безопасности.
Слишком много пунктов сопровождалось словом «надеюсь».
Это не имело значения. Меня полностью нейтрализовали. Выдернули из ряда чисел и швырнули в квантовый холл вероятностей, ни одну из которых нельзя было рассчитать при помощи единственного уравнения, которое я знала и которое имело для меня значение.
Вокруг меня были миллиарды зеркал. Миллиарды порталов. А я считала тяжелыми времена, когда не могла выбрать один из пятнадцати оттенков розового лака.
Через некоторое время я посмотрела на часы. Они остановились на 1:14 p.m.
Я выскользнула из плаща и начала раздеваться, заткнув мешочек с камнями за пояс. В Холле было слишком жарко для тех слоев одежды, которые я на себя натянула. Я сняла свитер и вязаную кофту с длинными рукавами, завязала их на талии, потом снова надела плащ.
И начала проводить инвентаризацию всего, что у меня с собой было.
Один нож — антикварный шотландский «дерк», привязанный к левому предплечью, который я стащила из секции сувениров в «КСБ» и о котором не знал Гроссмейстер.
Одна баночка из-под детского питания, с дергающейся плотью Невидимого внутри, в левом кармане плаща.
Два протеиновых батончика во внутреннем кармане, раздавлены.
Один МакОреол, ремешок которого все еще застегнут под подбородком.
Один мобильный телефон.
Я решила составить список того, чего у меня не было.
Батареек и фонариков.
Воды.
Копья.
На этом я остановилась. Все было и так достаточно плохо.
Я вытащила телефон из кармана и набрала номер Бэрронса. Я так привыкла к его неуязвимости, что ожидала, что он ответит, а когда телефон не сработал, очень удивилась. Получается, даже у его телефона есть мертвые зоны, и если уж он где-то не будет работать, то только в месте вроде этого. Даже если бы у меня было имя В'лейна, сомневаюсь, что оно бы здесь сработало.
В этом месте отказывался работать даже мой мозг. Чем дольше я сидела, тем более странным мне все это казалось.
Холл был не просто скоплением бесконечных дверей в другие места и другое время. Огромное количество порталов заставляли его жить и дышать, постоянно изменяясь. Холл сам был временем. Он был древним и юным, прошлым, настоящим и будущим одновременно.
В «КСБ» было только одно зеркало, висевшее в кабинете Бэрронса, и все же у меня появлялось чувство дезориентации в пространстве.
Здесь миллиарды зеркал открывались в одно и то же место, и их влияние возрастало в геометрической прогрессии, затрагивая и пространство, и время. Время не было линейным, оно было… Мой разум не мог сосредоточиться, но я была частью всего этого, чего вовсе не понимала. Я не имела значения. Я была предельно важной. Я была ребенком. Я была иссохшей старухой. Я была смертью. Я была источником всего живого. Я была Холлом, а Холл был мной. Казалось, что из каждого портала тихо сочится моя сущность.
Это было даже не раздвоение личности. Как и само это место, я была всеми возможностями сразу. Это было самое жуткое ощущение в моей жизни.
Я попыталась связаться с IYCGM.
Нет связи.
Я долго смотрела на IYD.
Риодан сказал, что убьет меня, если я воспользуюсь этим номером без необходимости.
Первой мыслью было «хотелось бы посмотреть, как он сюда доберется, чтобы попробовать». Вторая мысль была о том, что я не стану нажимать кнопку, потому что, если он придет и тоже тут застрянет, он действительно может меня убить.
Я не могла предоставить убедительный аргумент, подтверждающий, что действительно умираю. Я оказалась в необычной ситуации, но полностью здорова и в непосредственной близости никакой угрозы не наблюдалось. Хотя, кажется, с каждым мигом у меня все больше путались мысли.
Детские воспоминания зашевелились в моем сознании, слишком живые и отчетливые, чтобы быть просто воспоминаниями. Я пролистала их, выбрала то, что мне нравилось.
Мой десятый день рождения: мама и папа устроили для меня вечеринку-сюрприз.
Как только я решила сосредоточиться на нем, воспоминание обрело резкость и форму, и вот уже мои друзья смеялись и держали подарки, они были совершенно реальными, настоящими и ждали, когда я присоединюсь к ним в столовой, где были торт и мороженое. Я видела все происходящее прямо в расплавленном золоте пола, на который уставилась. Я провела по видению. Золото поддалось под моими пальцами, как вода, и я коснулась нашего обеденного стола, почти нырнула в воспоминание, в мое десятилетнее тело, которое смеялось над чем-то, что сказала Алина.
Алина была мертва. Это не настоящее. Это не реально.
Я резко отвела взгляд.
В воздухе передо мной проявилось еще одно воспоминание: мой первый поход по магазинам с тетушками в Атланте. Шоппинг произвел на меня большое впечатление. Мы зашли в «Блумингдейл». Мне было одиннадцать. Я бродила там, рассматривала красивые вещи и больше не видела золотых стен и зеркал.
Я закрыла глаза, встала и засунула телефон в задний карман.
Нужно выбираться из этого места. Оно играет с моим сознанием.
Но куда мне идти?
Я открыла глаза и начала двигаться. И как только я сделала шаг, воспоминание исчезло, а мой разум снова очистился.
У меня появилась идея. Я нахмурилась, прошла несколько метров и остановилась.
Воспоминания тут же вернулись.
Мой папа болел за меня на моей первой — и единственной — игре в софтбол. Он купил мне розовую перчатку с пурпурной строчкой. Мама вышила на ней мое имя и цветы. Мальчишки смеялись надо мной и моей перчаткой. Я побежала ловить граунд-бол, чтобы доказать им, какая я крутая. Мяч врезался мне в лицо, разбив нос и выщербив зуб.
