Мне показалось, что лицо Тайгера на миг перечеркнула черная повязка, закрывшая глаза. Значит, теперь он может смотреть не только на то, что показывает сон, но чувствовать абсолютно всю его тончайшую структуру.
'Не убивай! — зацепился я краем сознания за фразу охотника.
— Я должен изучить его дар… если появятся еще такие, надо знать, как бороться с ними'.
«Успеешь первым, — насмешливо прогудело в ответ пламя. — Не убьешь…»
И огненный поток ринулся к Прокрусту.
Обсидиановым ножом ацтек срезает одну фигурку, сжимает ее, сминая, словно бумажную, в кулаке. Тень огромной змеи бьет алое пламя и оно, устремившееся к древнему оракулу, припадает к земле, разрезанное невидимым лезвием. Однако тут же взмывает в еще большей ярости, чтобы сжечь свою самую главную цель — но вдруг разлетается, ударившись о невидимую преграду.
Я уже знаю это ощущение. Легкое давление на голову, словно ныряю глубоко под воду. Но это не я. Прокруст опять сдвигает время.…буквально на микрон, на долю секунды. Между мной, им и остальными снова прозрачная стена. Ее невозможно пробить…
Темный оракул оборачивается ко мне.
Я испытываю усиливающуюся боль.
А потом мое сознание вновь затягивает в серую мглу разрыва между мирами…
…Ониры здесь. Я замечаю дымные струи, текущие из пустоты и в пустоту уходящие. Они пришли. Элий тоже с ними в кольце этого белого тумана. Туман защищает его… Вот одно из божеств лживых и вещих сновидений приобрело облик человека — худого, похожего на скелет…
— Смотри, Элий — долетает до меня шелестящий потусторонний голос. — Ты должен это видеть. Это сражение определит ход грядущей эпохи. Кто победит: таким и станет мир на следующие несколько тысяч лет.
И Элий смотрел.
Для него все происходящее было интересным, ярким приключением. Сон подростка. Он вел мальчишку за собой, и тому даже не приходило в голову ни на что влиять, он лишь наблюдал.
Иногда мальчик бросал сочувствующий, сожалеющий взгляд на меня, но вмешаться в битву титанов не мог.
Стикс ринулся на Феликса. Нет, уже не человек: черная вода бурлящим потоком хлынула в огонь, стараясь залить, потушить. Красное пламя взметнулось, закручиваясь в спираль, затянуло реку цвета дегтя. Звезды и планеты на полу плавились, рассыпались на струи песка, на потоки метеоритов.
…Стену времени невозможно пробить, но я увидел, как Герард «движется» вперед. На лбу оракула вздуваются вены от напряжения, сжаты челюсти, он словно поднимает огромную тяжесть или тянет канат, на конце которого титанический груз. И прозрачный заслон, защищающий Прокруста, падает.
Также как прорицатель нашел меня в этом храме и привел Феликса с Тайгером, он снова идет ко мне — единственному ориентиру во времени, сметая преграду.
Ксеркс движением руки заставил сломаться фрагмент сна и швырнул, словно камень, в Герарда, сосредоточенного на работе со временем. Обломок скалы не долетел до оракула. Разлетелся сотней черных перьев. Аякс подпрыгнул и разогнал их ударом лапы.
Статуя Себека ожила. Крокодилья пасть распахнулась. Беззвучно. Языка у получеловеческой рептилии, как и положено по мифу, не было. Однако сильнейшая волна воздуха обрушилась, сбила Аякса с ног, протащила по залу несколько метров. Еще один гигантский валун полетел в Герарда, кот вскочил, взъерошенный, сверкающий бешеными глазами, ударил передними лапами по полу и от удара мир снов дрогнул, «покачнулся», а камень раскрошился в воздухе, осыпав зверя гранитной крошкой.
С Тайгером сцепился Кетцаль. В его руке макуавитль — плоская дубинка, утыканная несколькими рядами бритвенно-острых обсидиановых лезвий. Таким оружием в реальности ломали шею лошади. В этом мире можно было на клочья распороть пространство вместе с телом сновидения противника.
Воин встретил удар ацтекской дубинки коротким мечом, сверкнувшим белым холодом. Отступал, уклонялся, отражал выпады. Мне уже была знакома эта его манера вести бой. Рассеять внимание, отвлечь, просчитать слабые стороны и сокрушить в тот миг, когда противник этого меньше всего ожидает.
Я поймал взгляд Тайгера. Все, что охотник сдерживал долгие десятилетия, жестко контролировал, загружая себя бесконечной работой, то, что я заметил в нем во время перековки, хлынуло на поверхность, ломая заслоны из воли, здравомыслия, сдержанности, разума. Ежеминутный самоконтроль рухнул, выпуская стихийную ярость желаний.
…Меч вонзился в бок ацтека и превратился в разветвленную молнию, поражая тело сновидения дэймоса… Нет, не меч. То, чем был вооружен Тайгер, не было клинком: фрагмент структуры сна в форме гладиуса. Я сейчас различал это очень хорошо. Белые пучки света вырвались из глаз и рта танатоса, разинутого в безмолвном крике. Другой рукой Тайгер подхватил несколько нитей сновидения и резко дернул. Ксеркс не удержался на ногах. Но знак «дельта»… черное копье… задел охотника.
Кетцаль упал, я увидел, как растаяло его тело сновидения.
Он был мертв, абсолютно точно мертв.
И вдруг вот он снова, живой, полный безумной ярости и снова бросается на Тайгера.
— … Он оживляет их, — пояснил Элию один из ониров. — Возвращает за миг до смерти. Темный оракул крепко держит своих слуг на крючке. Они будут биться за него. Потому что каждый из них видел свою смерть, знает — его выдернули из-под косы Танатоса, но вернут обратно в момент агонии, если не справится с ролью.
Элий посмотрел на меня. И в его взгляде мелькнула растерянность.
— Эта битва станет длиться вечно.
Мальчишка обернулся, чтобы увидеть как пространство, разорванное Ксерксом, собирается воедино. Разбитые колонны становились целыми и душили циклопов создателя химер.
Тайгер был здесь. Нигде и везде. Только что реальный как античная статуя, он вдруг взорвался вспышкой света, будто сверхновая и влился в сон. Сам стал сном. Полом, потолком, звездами на каменных плитах — молекулами и атомами этого фрагмента сновидения. Он складывал их по-своему, по-новому.
Стикс покачнулся и запылал изнутри. Разлетелся пеплом. И появился вновь.
Огонь поглотил черноту, взмыл волной и рассыпался десятком пылающих химер. Они летели, ползли, неслись на темного оракула. И превращались в дым, когда столкнулись с невидимым щитом, поднявшимся вокруг Прокруста.
— Ты выступаешь против своего бога. Фобетора! — произнес он, глядя на пламя перед собой.
— Ты лжешь!! Твое имя Загрей, и я был у места твоего рождения! — прозвучал разъяренный голос Феникса.
Он вновь пытался прорваться к Прокрусту. Но танатос с головой Себека разинул пасть и вопль, переходящий в инфразвук, прокатился по залу.
— С этим знанием ты и умрешь, бич сновидений.
И, словно издеваясь, темный оракул вонзил нож в мой бок…
Тайгер говорил, что у меня сверхъестественное чутье на дэймосов. Я вижу их проявления даже там, где другие ничего не замечают. И оказываюсь прав. Всегда.
Интуиция искусителя или умение скользить по грани, попадать в пространство «между». Между реальностей сна… это умение открылось на перековке. А может быть просто стало сильнее и острее. Осознаннее.
«Он делал для тебя двадцать лет то же, что и для меня…» — прозвучала чья-то фраза из будущего или недавнего прошлого.
Я делал всегда одно и то же.
Искал, находил и помогал ловить дэймосов. Сначала Феликсу. Потом Тайгеру. Никто не знал об этом. Негласная информация, надежно запертая в сейфе моего подсознания.
«…не помню… как это называется в реальном мире…» — я улыбнулся невольно.
Перековщик быстро понял, что я слишком ценен для того, чтобы использовать меня лишь как эпиоса в Центре снов.
…Мне не нужно было приезжать к Тайгеру специально. Он приходил во сне. И давал наводку.
«Поговори с этим человеком… может быть, выяснишь что-то в разговоре. И найдешь пути в его сне».
…Иногда.
А иногда просил проверить вещь.
Феликс служил Фантасу (как и Тайгер), я — Морфею. Я разыскивал, обнаруживал, вызывал симпатию, запутывал, ошеломлял, озадачивал, был способен во сне принять облик любого человека, полностью копировать его голос, манеру, привычки. Отвлекал создателей кошмаров. И пока их внимание было приковано ко мне, кто-то более сильный наносил удар…
