Добрило и двое дозорных из Белоозера последовали за ним. Дверь в дом была отворена, но переступить порог оказалось нелегко: прямо возле входа в длинный коридор на бревенчатом полу лежали два трупа. Рюрик вгляделся в их лица и не узнал.
- Се люди Вадима, - дознался Добрило. - Я видел его с ними в последний приезд, - глухо проговорил он и осёкся.
Рюрик смолчал. Добрило перевёл взгляд на белоозерцев и виновато пожал плечами.
Городские дозорные вынесли трупы во двор, откуда уже большая часть убитых была вынесена на костровую поляну.
- Что здесь было? - удивлённо произнёс наконец первый из них.
- А кто ведает?! - развёл руками второй. - Мёртвые не молвят, гадай да думы разбирай, вон сколь дум, вон сколь голов полегло! - быстро проговорил он и поспешил подняться по лестнице, где бледный Рюрик тихо разговаривал с Добрилой. Они уже побывали в самом доме, обошли все его клети, но никого больше не обнаружили.
- Ты что хошь думай, князь заморский, а я те одно буду молвити, хриплым голосом, срываясь и переходя на шёпот, взволнованно говорил Добрило, - дело се вышло из-за машины. Ба! Да она по ту сторону стояла! вдруг вспомнил он, бросился бегом с крыльца и опрометью побежал за дом.
Рюрик и дозорные последовали за ним. Повернув за угол дома, они увидели обломки метательной машины, на которых лежали изуродованные трупы Сигура, двух его дружинников и пятерых не известных никому людей. Тело Сигура было обезглавлено, голова предводителя белоозерской дружины валялась возле расколотой ударной площадки машины. Земля была взрыта, местами опалена… "Да, бой шёл ночью", - в отчаянии решил князь и не смог сделать ни шагу: сильная рвота, какая ещё ни разу не схватывала его, скрутила вдруг все мышцы живота и вытягивала внутренности наружу…
Оповещённый Добрилой Дагар поспешил на помощь князю и онемел: светловолосый Рюрик стал седым…
А вечером, после того как был насыпан курган на месте сожжения убитых, Рюрик собрал у костра остатки Сигуровой дружины. Он сурово заявил им:
- Люди этой земли поделены надвое: одни хотят покоя и нашей защиты, другие ищут ссор и разбоя. Как старший брат я предлагаю вам вступить в мою дружину и отправиться вместе со мной в Ладогу. Лес там есть, жилье построим и в обиду себя давать не будем. Белоозеро же пусть охраняет новгородский князь Вадим!
Дружинники услышали то, что хотели услышать от князя: в обиду давать себя не будем! Вот главное, что толкнуло всех на единодушную клятву. Воины встали, вынули мечи, взметнули их к огню, затем вскинули руки, обращаясь к луне, и хмуро проговорили:
- Клянёмся огнём и мечом служить князю Рюрику!
- Клянёмся!
- Да будет так!
ТРИАР УБИТ
Всё это горестное лето Рюрик усиленно расширял поселение своей обновлённой дружины и старался не горячить голову гибелью Сигура. Все дни и ночи он старался думать о том, что восемьсот новых воинов надо обеспечить и жильём и пищей, а это не только рыба и дичь. Это и хлеб.
Беспокоили его и общинники Ладожья, которые поначалу долго приглядывались к пришельцам и сторонились их. Но в последнее время ладожане чаще замедляли шаги возле их жилищ, чаще обращали внимание на их упорство, терпение и трудолюбие.
Не оставались равнодушными к робким знакам внимания ладожан и варяги.
Поначалу подолгу простаивали они у невысокого забора поселения, приглядываясь друг к другу. Затем между ними начали завязываться разговоры. С трудом запоминались-заучивались диковинные слова: для одних рарожско-русские, для других - местные словенские. А когда пришла нелёгкая пора подсечья, рароги без приглашения пришли подсоблять словенам и не чурались самой тяжёлой работы: корчевали пни, оттаскивали стволы деревьев, готовили поля под озимые. Общинники хмурились, обижались, что пришельцы считают их немощными, но в душе уже смиряли свой норов. Заметно же затихли ладожане после белоозерского события. Убийство Сигура никого из них не удивило, но вот поведение Рюрика изумило всех.
- Ну-ка подумай, силу взяше с собой, а беду дальше себе не пустише! молвили они друг другу. - А наши бы… да-а-вно ся извели… Да ещё бы норманны-белоголовые подсобили…
К концу этого тяжёлого лета дружинники и жители маленькой Ладоги уже знали друг друга в лицо и при встречах почти всегда кланялись.
И только викинги не хотели замечать пришельцев-рарогов.
Рюрик был в сомнении. Он и радовался тому, что между его людьми и словенами установились добрые отношения, и боялся этого. Убийство Сигура подействовало на его душу, как соль на рану, и князь мучил себя вопросами: "Что нужно в поселении словенам? Чего они вынюхивают? Чего ещё готовят? И кем они станут - друзьями или врагами?.."
Но каждый раз, как только он чувствовал очередной прилив злости, он останавливал себя. Озадаченно-молчаливые лица и проникновенно-сочувственные взгляды ладожан вызывали в нём и жалость, и ту сиротливую тоску, которой он так боялся, считая её предвестницей неминуемого горя. И он старался освободиться от этой тоски, старался гнать из души жалость и к себе, и к ладожанам. У кого из богов просить терпения и защиты? Кто из них сейчас ближе к нему, рарожскому риксу? Помоги, Святовит! Помоги, Радогост! Защити, Перун!.. А может, Руцинин Христос?.. А может, всему виной его смута?..
Рюрик вдруг вспомнил ответ отца на свой вопрос: "Кого из богов надо выше всех почитать?" - и своё потрясение отцовским заветом: "…Я бы очень хотел крикнуть тебе, сын, звонко и убедительно: "Почитай Перуна и Святовита", - но не могу забыть совет деда Бэрина: "Не держи возле себя того бога, который уже однажды помог тебе…" Что же до богов, сын, общайся почаще со жрецами, они ведают их тайны. А жизнь, как и боги, улыбается только смелым!.." - "Что ж, время, время и только время должно смирить душу, - хмуро думал Рюрик и успокаивал себя одной мыслью: - Придёт час, и все увидят, кто есть кто".
Дружинники хмурились, видя странное терпение князя, но понимали, что нынче по-другому нельзя.
Но вот настала осень, и дружинникам-рарогам впервые добросовестно выделили долю урожая. Счастливые и неуверенные, весёлые и грустные варяги разносили в льняных холщовых мешках зерно по домам, и каждый про себя признал мудрость своего князя: сила-то силой, а добро - добром!
А Рюрик решил в конце месяца серпеня побывать у Олафа с Унжей в Полоцке да у Триара в Изборске и поведать им свою печаль о Сигуре…
* * *…Унжа плакала. Вдова Верцина так любила весь род Соколов-рарогов, что не могла представить себе смерть кого-то из них. А потеря такого умницы, как Сигур, потрясла её и напугала. Олаф горячился. Проклинал Гостомысла, разъединившего рарогов, и учуял хитрый расчёт Вадима Храброго. Осудил Рюрика за медлительность и осторожность.
Рюрик терпеливо снёс несказанный гнев брата своей любимой жены и молчаливые слезы вдовы, затем просил, умолял и наконец наказал не впускать обиду глубоко, хоть и большое постигло всех горе; самим - сторониться всяких ссор и, самое главное, себя беречь…
…Сорокалетний Триар, высокий, светловолосый, ясноглазый и подвижный, в традиционно красной рарожской одежде, быстро ходил по узкой длинной гридне и кричал:
- Так им нужна машина! Пусть сделают её сами! В ней вся моя сила, хитрость, ловкость! Нет, я им не стану показывать её умение и действие! Пусть сами! Да-да, сами попробуют её сделать! Я двадцать лет ломал голову над ней, с тех пор как увидел её у греков! А греки, сам знаешь, как выдают свои боевые секреты! Ты же понимаешь, что я без машины - ничто! Ты - князь, полководец, тебе можно быть и добрым порой, а мне нельзя! Я только раб своей машины! - с горечью сознался он и тут же тихо, но упрямо заявил: - Нет! Нет! Нет! Я не выдам им секрет её действия! Да они и не станут бить поклоны за неё! - вдруг мрачно заметил он и с ужасом в глазах добавил: - Убьют, как Сигура, и всё!
Рюрик, сидевший сгорбленным, вздрогнул. - Опомнись, Триар! - прошептал он. - Решиться на… - Он запнулся на словах "твоё убийство", но брат понял его и кивнул головой: "Продолжай".
Рюрик вобрал голову в плечи и глухо произнёс:
- Я не знаю, это же заговор какой-то… Против него надо осторожно идти!
- Как? - вскричал Триар и уставился на Рюрика. Но князь и сам не знал, как надо действовать. Он так и не встретился с Гостомыслом для разговора об убийстве Сигура: новгородский посадник куда-то уехал за день до приезда князя русичей, хотя и знал, что гости будут.
Рюрик пошёл было к новгородскому князю, но тот неожиданно уплыл куда-то с торгом. Неделю томился в ожидании предводитель ладожской дружины в маленьком туманном бревенчатом Новгороде, простудился там, проводя ночи у костра под открытым небом, да так ни с чем и вернулся. Понял: пока он ничего не добьётся. Необходимо сохранить все свои силы, все дружины и ещё запастись терпением.
