— Как ты узнала о них?! — охает он, опуская глаза.
— Сорока на хвосте принесла. — отвечаю я. — Вы видели сорок Безмолвия? Видели, я спрашиваю?!
— Нет, не видел! — поспешно отвечает он, видя, как угрожающе сжимается моя рука на рукояти ножа.
— А зря. Милые животные. Жрут все, но больше всего любят зайчишек, крысок, или маленьких волчат. Спикирует сверху, словно ваш перехватчик… ну, тот, который вы мне вслед отправили, положив и на меня, и на моего Колю… так вот, спикирует, обовьет шею жертвы своим игольчатым хвостом, а иглы у нее ядовитые, и поминай как звали!
— Чего ты хочешь? — спрашивает Сырецкий, и в его глазах я читаю обреченность и покорность судьбе. Покорность мне, ибо сейчас я — его судьба.
Я игнорирую его вопрос, прислушиваясь к собственным ощущением. Я все еще бегун — радиация, принесенная в бункер на моем теле, продолжает подпитывать меня силой, но я уже слабею. Пусть незначительно, но все же…
— Зачем убили Сережу и Марата?! — вдруг выкрикиваю я, бросаясь к Сырецкому с занесенным ножом. Лезвие замирает в каких-то нескольких миллиметров от его сердца, и он судорожно сглатывает подступивший к горлу ком.
— Ира, я правда не мог ничего сделать… После того, что устроила в своей последний визит сюда, ко мне пришла целая делегация с требованием выдворить бегунов с завода. Я сказал им, что вы и так уйдете… В скором времени, но люди были настроены агрессивно и сказали, что сделают так, чтобы вы ушли сейчас. Я не мог повлиять на них. Пойми! Ты не хуже меня знаешь, что представляет собой разгоряченная толпа.
— А вы знаете, что представляет собой разгоряченный бегун? — спрашиваю я. — Значит, вы не виноваты? Это заводчане… Сами, без вашего приказа?
— Именно так. После того, что сделала Катя, да еще и ты… Ну они и…
— Понятно. — я провожу рукой по воздуху, словно отрубаю эту тему. — Здесь все ясно. Виновные умрут.
— Виновные?! — страх в глазах Сырецкого сменяется ужасом. — Ты хочешь вырезать весь завод?!
— Зачем же вырезать? Я просто подберусь поближе к реактору, и превращу завод в часть Безмолвия. Это уже детали. Еще один вопрос, перехватчик, посланный мне вслед, тоже полетел сам собой, без Вашего на то приказа?
Он опускает взгляд, не желая отвечать.
— Память подводит? — услужливо спрашиваю я. — Придется освежить!
Мой нож втыкается в его колено, а рука тут же затыкает рот, и Сырецкому остается лишь мычать от боли, видя окровавленный нож перед самым своим лицом.
— Продолжить противосклеротические процедуры, или вы уже начинаете вспоминать.
— Не надо, Ира… — с трудом выдыхает он, — Да, это был мой приказ. Я не мог рисковать заводом. Я боялся, что ты переметнешься к Мадьяру… Ради сына, и из ненависти к людям.
— Ответ принят. — комментарию я. — Жюри присяжных в лице Печерской Ирины и ее верного спутника по кличке Стальной Клинок, выносит вердикт: Сырецкий Павел Михайлович, за бездарное управление заводом, неумение утихомирить толпу и беспочвенные страхи о предательстве своего лучшего сотрудника-снабженца, будет смещен с занимаемой должности.
— Каким образом. — безнадежно спрашивает он.
— Самым простым. — отвечаю я, одним движением направляя послушное острие в его глаз.
Руки бывшего директора завода конвульсивно дергаются вверх, но тут же опадают — все же он был неплохим человеком, так что заслужил быструю смерть…. Одним движением я вспарываю его шею, и прикладываюсь к слабеющему фонтану крови. Силы мне еще пригодятся…
Выходя из VIP-палаты я нос к носу сталкиваюсь с мужчиной в белом халате. От удивления он даже не успевает издать ни звука — просто ошалело смотрит на мою голую грудь и пятится назад…
— Что, нравится? — спрашиваю я его, проводя рукой по телу и стряхивая ему в лицо черную влагу от растаявшего снега, — Это временно.
Два удара. Первый — в пах, сгибающий беднягу пополам, второй — коленом в лицо, отправляющий его к праотцам. Извини, дорогой, нечего было попадаться мне на глаза, мог бы и жив остаться, если бы в твоих глазах читался один лишь страх. Но нет — увидев обнаженную фурию, ты успел подумать еще и о другом… Господи, до чего все же примитивны мужчины — грязная, потная, покрытая сажей женщина все равно останется для вас возбуждающей, если снимет одежду. Кретины!
Один прыжок — один лестничный пролет. Интересно, могу ли я быстрее? Оказывается могу, если в прыжке буду отталкиваться не только руками от перил, но и ногами от стен. Выпитая мною жизнь Сырецкого пульсирует в моих жилах, придавая сил. Злость и жажда смерти сопутствуют ей, подталкивая меня наверх. В мой мир, в Безмолвие, где я буду единовластной хозяйкой.
Пригибаясь и прячась за углами строений я пробираюсь к тому месту, где собралась немалая толпа людей. Был соблазн действительно отправиться к воротам, добывать оружие, но практически все люди без защитных костюмов, и о чем-то оживленно спорят. Очередной праздник, быть может, посвященный смерти бегунов? Скорее всего. А раз они не подобающе одеты, значит это ненадолго, а значит я могу и не успеть добежать до ворот и обратно…
Вообще, всякое желание уничтожать завод целиком и полностью, у меня пропадает — он нужен мне, как нужен был Мадьяру. Пусть люди поддерживают жизнь в Безмолвии, перестреливаясь ядерными ракетами, пусть продолжают подпитывать мою силу новыми и новыми порциями радиации. И для этого овсе не нужно собирать большую армию, как сделал это он — люди и без того с удовольствием будут засыпать друг друга ядерными подарочками, а мне останется лишь наблюдать и наслаждаться.
Сейчас я хочу всего лишь мести. Хочу ворваться в эту толпу, и убивать, грациозно проносясь в самой ее гуще, подобно ангелу смерти. Полосовать ножом, пока будет действовать рука, или пока не сломается добрая сталь. Добыть оружие, и стрелять, пока не кончатся патроны, швырять гранаты в самую гущу, уклоняясь от осколков и встречных пуль, пущенных в меня практически наугад. Пуля — дура, бегун — молодец.
Прижавшись всем телом к крыше одного из бункеров, я по обезьяньи подползаю к самому ее краю, всматриваясь в толпу и силясь понять, что же там происходит. От людей меня отделяет не больше десятка метров — бедняги и не знают, как близко от них притаилась смерть, поигрывающая своим ножом…
Но вот чего я никак не ожидала увидеть, так это Эзука, стоящего на хлипком и на скорую ногу собранном эшафоте со связанными руками! Вот занесло-то, а? Ну никак я не могла подумать, что этот хренов мессия отправится в завод! Что, пример Христа его ничему не научил? Слишком хочется умереть за людские грехи? Вроде бы этого не было в писании, хотя черт его знает!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
