– Его нет, господин.
Из своего укрытия кобольд видел, как хозяин без нужны переставил с места на место маленькую фарфоровую чернильницу. – Ему что-то передать?
– Где он?
Тохта увидел, как рука Дадалиона, сжимающая чернильницу, чуть дрогнула: хозяин всех сил пытался сохранить самообладание.
– Мы… мы не видели его со вчерашнего вечера. Он ушел… ушел рано утром и до сих пор не вернулся.
В лавке воцарилось молчание. Тохта почувствовал, что шерсть у него на загривке встает дыбом: что-то зловещее почудилось ему в этой мертвой тишине.
Кобольд осторожно выглянул из-за груды книг и замер, уставившись на высокого темноволосого человека, стоявшего напротив Дадалиона.
– Получил ли он амулет?
– Не понимаю, о чем вы говорите, госпо… не знаю, – Дадалион оставил чернильницу в покое и принялся крутить жилетную пуговицу.
– А я думаю, что знаете.
– Клянусь вам, что…
Повелитель ламий протянул руку через прилавок и сгреб хозяина за грудки, смяв накрахмаленную рубаху и жилет. Потом, безо всяких усилий, приподнял Дадалиона так, чтоб его ноги чуть-чуть не касались пола и, глядя ему прямо в глаза, повторил спокойным, ровным голосом:
– Получил ли он амулет?
– Он… да, – с трудом выдавил Дадалион.
Пальцы Тесса разжались.
Мгновением позже звякнул колокольчик на двери и с улицы донеслись легкие шаги.
Кобольд нервно облизнул мордочку и выбрался из-за книг. Лапы у него подгибались и немного дрожали, так что Тохта счел за лучшее сесть прямо посреди лавки и немного прийти в себя.
– Чтоб мне треснуть, – пробормотало зеркало. – Дадалион! Дадалион! Ты там как? Жив?
Хозяин поморгал глазами, приходя в себя.
– Частично, – признался он, с опаской поглядывая на дверь. – Частично жив, частично – не очень. Что-то повелитель ламий к нам зачастил, не к добру! Ох… – Дадалион покрутил головой, разминая шею, потом поправил рубаху и жилет. – У него пальцы, как железные… ох… я должен успокоиться!
Он прошел в гостиную и уселся за стол.
– Тохта, дай-ка мне с буфета бумагу… напишу завещание. Да не эту! Ну, что ты мне суешь самую дешевую?! По-твоему, я должен писать свое собственное завещание на бумаге, которая стоит медный лемпир? Дай хорошую…
Он придвинул листок и окунул перо в чернила.
– Да уж, денек начался – лучше и не придумаешь…
«Я, Дадалион, находясь…» Как вам все это, а? – он уставился сначала на Тохту, потом – на Фендуляра. – Его разыскивает ламия! Пиши пропало!
Дадалион бросил перо и откинулся на спинку стула.
– Я так разволновался, что даже завещание составить не могу!
Он подумал немного, поднялся и решительным жестом одернул жилет.
– Так, что мы собирались делать до прихода… до прихода… гм… м-да. Вспомнил! Давай, Тохта, дуй в Морское Управление и если Дарина найдешь, предупреди его! А отправлюсь в квартал Магов, да на кладбище загляну по дороге, возможно, Дарин уже там.
Кобольд уставился на него рубиновыми глазами.
– Что?!
Дадалион понял, что последняя фраза прозвучала несколько двусмысленно, и поспешил исправиться.
– Я имел в виду, что может быть, он там снова с Попуцием беседует?
– А-а-а, – с облегченным вздохом протянул Фендуляр. – Ну, тогда загляни, конечно, чего уж там.
– Загляну. Право, дел у меня больше нет, как бегать по Лутаке и разыскивать его…
Тохта помялся немного, поглядывая то на Дадалиона, то на Фендуляра.
– Я вот тут подумал… а, может, это правда? – неуверенно сказал он. – Может, Дарин действительно из другого мира?
Дадалион сердито махнул на него рукой.
– Хоть ты не забивай мне голову этой ерундой! Иди, Тохта! Фендуляр, наблюдай за улицей! А я…
Кобольд не стал дожидаться повторной просьбы, выскочил за дверь и припустил что было духу к Морскому кварталу.
… Быстрее молнии промчался он по переулку, распугивая толстых пестрых кур, на одну всего лишь секунду задержался возле лавки гоблина-сапожника, облизнувшись на упитанную рыжую кошку, дремавшую на крыльце, и понесся дальше. Через считанные минуты Тохта выскочил на просторную многолюдную улицу, остановился, отряхнул алые лохмотья, в которые был одет, и отправился к Морскому кварталу, как и подобает почтенному меняле – на задних лапах, солидно и важно. По пути вертел головой направо и налево, примечал, не увидит ли что-нибудь неожиданное, но кругом текла самая обычная жизнь. Тохта вздохнул: на сердце у него было неспокойно, терзала его какая-то смутная непонятная тревога, а какая – сразу и не разберешь…
Рассказы Дарина о другом мире Тохта всегда считал выдумкой: в подобные байки и детеныш гоблина не поверит, одна круглая земля чего стоила! Однако ж, в последние дни уверенность кобольда в том, что это сказки, несколько поколебалась. Вот и Попуций говорил, что другой мир видел… но мыслимое ли дело – верить сумасшедшему чародею?
И куда все-таки, девался Дарин? Тохта прибавил ходу. Доберется сейчас до Морского Управления, отыщет Барклюню, приятеля Дарина… тут-то и выяснится, что никуда Дарин не пропадал, а просто они с секретарем опять в кости до утра играли.
Кобольд сердито оскалил зубы.
Они там в кости играют, а ты из-за них носишься по Лутаке, как бешеная крыса и это вместо того, чтоб сидеть тихо-мирно за меняльным столиком да купцам про призрака-предсказателя рассказывать…
Тохта посторонился, пропуская спешащих куда-то лепреконов, и поспешил дальше.
Но было во всей этой истории что-то такое, что не давало Тохте покоя. Какой-то внутренний голос бормотал и бормотал тихонько, что не играли Дарин и Барклюня в кости, что Попуций вовсе не похож на выжившего из ума мага и вообще – не так все просто, как кажется, но Тохта упрямо делал вид, что голоса не слышит. Он даже начал напевать старую военную песнь кобольдов – было, было время, когда кобольды слыли свирепыми неукротимыми существами, обитавшими среди болот и трясин и забредать туда рисковали разве что те, кому совсем уж жить надоело. Были кобольды хозяевами подземелий, пещер и старых шахт и сами гномы торопились убраться подальше, если натыкались в туннелях на их следы. Да что гномы, даже люди боялись кобольдов – жестоких и беспощадных!
Многое с тех пор изменилось. Кобольды давным-давно живут в Лутаке и даже соседствуют с гномами (правда, ни те, ни другие не питают особой любви друг к другу), но в каждом, даже самом мирном кобольде-меняле дремлет боевой дух непокорных предков, тех, что держали когда-то в страхе обитателей лесов и болот.
И вспомнив об этом, Тохта выпрямился, горделиво поглядывая на прохожих.
Ничего, что к тому времени, когда он появился на свет, кровавые войны между кобольдами, гномами и людьми давным-давно отошли в прошлое, стали легендой. Отзвук этих битв время от времени давал о себе знать, будоражил, заставлял сердце биться сильнее и тогда Тохта выползал из норы, садился на краю болота и долго смотрел, как гаснет закатное солнце, как полыхает небо кровавыми отблесками, и глаза его горели багровым огнем.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
