Продолжительная болезнь, невозможность работать, отсутствие свиданий и газет всё больше расшатывают его нервную систему… Реакция чисто патологическая, совершенно несвойственная Владимиру Ильичу, который по натуре крайне любезный, внимательный, деликатный, воспитанный».
Третьего марта: «В половине десятого звонила доктору Кожевникову Надежда Константиновна и сообщила, что Владимир Ильич очень нервничает, говорит несуразности и очень волнуется».
Четвертого марта: «Сегодня Надежда Константиновна подробнее рассказала про то, что было вчера с Владимиром Ильичом. Он устал от сидения и от почти тотчас же начатого чтения, это его чрезвычайно расстроило, он стал вспоминать свою первую болезнь, по-видимому, более медленная теперь поправка его беспрестанно волнует и озабочивает. Он начал путаться в своих мыслях, хотя говорил связные фразы, но между отдельными фразами связи не было, вследствие чего Надежда Константиновна не могла его понять, что еще больше расстроило Владимира Ильича».
Те минуты, когда к нему возвращается речь, он спешит использовать для участия в политических баталиях. Обращается к единственному человеку, которому мог довериться, — к Троцкому, с просьбой выступить с защитой его позиции.
Лев Давидович, чтобы не доводить дело до скандала, предложил всё уладить в рамках политбюро. Ленин, зная своих соратников, не согласился: «Ни в коем случае. Каменев расскажет всё Сталину, а Сталин пойдет на гнилой компромисс и обманет».
Пятого марта Ленин продиктовал Володичевой письмо:
«Уважаемый товарищ Троцкий.
Я просил бы Вас очень взять на себя защиту грузинского дела на Ц.К. партии. Дело это находится под “преследованием” Сталина и Дзержинского, и я не могу положиться на их беспристрастие. Даже совсем наоборот. Если бы Вы согласились взять на себя его защиту, то я бы мог быть спокойным…
С наилучшим товарищеским приветом Ленин».
Из-за болезни вождя серьезные вопросы взаимоотношений Грузии с Центром остались нерешенными, и в 1924 году там вспыхнуло крестьянское восстание.
Сохранить спокойствие Ленину никак не удается. С большим опозданием он узнал о том, как Сталин кричал на Надежду Константиновну. Особенно неприятно ему было выяснить, что Каменеву и Зиновьеву всё известно, следовательно, слухи могли распространиться достаточно широко.
В тот же день, 5 марта, утром, после того как Крупская уехала в Наркомат просвещения, где она работала, Владимир Ильич продиктовал той же Володичевой личное и строго секретное письмо:
«Товарищу Сталину.
Копия тт. Каменеву и Зиновьеву.
Уважаемый т. Сталин!
Вы имели грубость позвать мою жену к телефону и обругать ее. Хотя она Вам и выразила согласие забыть сказанное, но тем не менее этот факт стал известен через нее же Зиновьеву и Каменеву. Я не намерен забывать так легко то, что против меня сделано, а нечего и говорить, что сделанное против жены я считаю сделанным и против меня.
Поэтому прошу Вас взвесить, согласны ли Вы взять сказанное назад и извиниться или предпочитаете порвать между нами отношения».
Владимир Ильич в самой корректной и достойной мужчины форме предлагал извиниться за хамство, допущенное в отношении Надежды Константиновны. Никакой политики, письмо носит личный характер.
Вот важный вопрос: как в реальности Ленин относился к Сталину?
Об этом говорится в записках сестры Ленина — Марии Ильиничны Ульяновой, которые были найдены после ее смерти в 1937 году, а преданы гласности только в наши времена.
«У Владимира Ильича было очень много выдержки, — писала его сестра. — И он очень хорошо умел скрывать, не выявлять отношения к людям, когда считал это почему-либо более целесообразным… Тем более сдерживался он по отношению к товарищам, с которыми протекала его работа. Дело было для него на первом плане, личное он умел подчинять интересам дела, и никогда это личное не выпирало и не превалировало у него».
Еще до первой болезни Ленина, вспоминала Мария Ульянова, «я слышала о некотором недовольстве Сталиным… Владимир Ильич был рассержен на Сталина… Большое недовольство к Сталину вызвал у В. И. национальный, кавказский вопрос. Известна его переписка по этому поводу с Троцким. Видимо, В. И. был страшно возмущен и Сталиным, и Орджоникидзе, и Дзержинским. Этот вопрос сильно мучил В. И. во всё время его дальнейшей болезни».
Сталин видел, как Ленин относится к нему, и пытался воздействовать на вождя через сестру. Вызвал к себе Марию Ильиничну Ульянову.
— Я сегодня всю ночь не спал, — жаловался ей Сталин. — За кого же Ильич меня считает, как он ко мне относится! Как к изменнику какому-то. Я же его всей душой люблю. Скажите ему это как-нибудь.
«Мне стало жаль Сталина, — вспоминала Мария Ульянова. — Мне показалось, что он так искренне огорчен».
Мария Ильинична пошла к брату:
— Сталин просил передать тебе горячий привет, просил сказать, что любит тебя.
Ильич усмехнулся и промолчал.
— Что же, — спросила Мария Ульянова, — передать ему и от тебя привет?
— Передай, — ответил Ильич довольно холодно.
— Но, Володя, он всё же умный, Сталин.
— Совсем он не умный, — ответил Ильич, поморщившись.
Может быть, Ленин находился во власти минутного раздражения? Мария Ильинична Ульянова писала перед смертью, что эмоции не имели значения для брата: «Слова его о том, что Сталин “вовсе не умен”, были сказаны Владимиром Ильичом абсолютно без всякого раздражения. Это было его мнение о нем — определенное и сложившееся, которое он и передал мне. Это мнение не противоречит тому, что В. И. ценил Сталина как практика, но считал необходимым, чтобы было какое-нибудь сдерживающее начало некоторым его замашкам и особенностям, в силу которых В. И. считал, что Сталин должен быть убран с поста генсека».
Ленин велел Марии Володичевой запечатать письмо и отправить Сталину. Вернулась Крупская и попросила не спешить с отправкой письма. Справедливо опасалась, что эта история может сказаться на здоровье Владимира Ильича, и хотела как-то успокаивающе поговорить с мужем, а возможно, и со Сталиным — пусть он сам извинится, и об этой истории можно будет забыть.
Но Иосиф Виссарионович понял, что его судьба висит на волоске. Лев Каменев предупредил генсека, что на очередном съезде Ильич «готовит для него бомбу». Историки пришли к выводу, что продиктованное Лениным «Письмо к съезду» его секретарь Лидия Фотиева сразу же показала Сталину. Так что ему было известно твердое намерение Владимира Ильича убрать его с должности генерального секретаря ЦК партии.
Узнав о резком ленинском письме, Сталин в тот же день предложил членам политбюро перенести XII съезд партии, на котором Ленин намеревался сместить его с поста генсека, на более поздний срок — в отчаянной надежде выиграть время. Бедственное состояние здоровья Владимира Ильича ему было известно лучше, чем кому бы то ни было. Политбюро согласилось.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
