радио и телевидения», съемочные группы ТВ3, «Телевидения Испании» и другие – незаметно погрузили в свои внедорожники воду, запасное топливо и съестные припасы и, наклеив опознавательные знаки западной коалиции – перевернутую букву V на борта и оранжевую полосу на крышу, – выехали через пустыню на север, ориентируясь по картам и компасам, лавируя между минными полями. И на следующий день, когда они встречали друг друга в Эль-Кувейте, бородатые и покрытые пылью, на лицах их не было ни малейшего удивления и ни тени упрека: таковы обычаи журналистского племени. Барлес и Хосеми Диас Хиль прибыли как раз вовремя, чтобы запечатлеть последние бои между иракскими отрядами и американскими войсками; заодно они сняли и разграбленный магазин «Ролекс», где от часов остались только пустые коробки; «Шератон», лежавший в руинах; разрушенный «Хилтон» с темными окнами. Они сняли и жителей Кувейта, которые на радостях целовали корреспондентов на улицах вечернего города, и языки пламени на горизонте – это на фоне черно-пепельного неба горели нефтяные скважины. И пока они ехали по Эль-Кувейту, в их «лендкрузере» крутилась кассета, Дон Маклин пел свою песню «Винсент»[255], а по обеим сторонам дороги дымились иракские танки.
Барлес увидел второй танк, появившийся из-за поворота на Биело-Поле, и понял, что мосту осталось жить не больше минуты. Лежа на склоне, он обернулся в поисках путей отступления. Под обстрелом нельзя бежать по прямой и, прежде чем начать перебежку, нужно мысленно проложить себе маршрут: от этого камня – к дереву, а от него – к канаве, соблюдая старый принцип «never in the house» – «никогда не заходи в дом». Когда бежишь, дома – опасные ловушки: ты не знаешь, что там внутри, и, кроме того, если ты там задержишься, в конце концов стену прошьют выстрелы, а бомбы обрушатся на тебя вместе с крышей. Можно войти в дом, думая, что там безопасно, и так из него и не выйти.
Крупнокалиберный пулемет продолжал вести огонь, поэтому открытый участок дороги от них до Секс-символа Барлес исключил, как слишком рискованный. Возможно, лучше пойти вдоль склона, как сделали двое хорватов, затем быстро пробежать мимо хутора, а уж оттуда до «ниссана». Барлес взвалил рюкзак на спину и стиснул зубы, чувствуя неприятное покалывание в паху и животе. «Стар я стал для всего этого, – подумал он. – Лучше быть молодым, верить в хороших и плохих парней, иметь крепкие ноги и чувствовать себя участником событий, а не просто свидетелем. После сорока ты в этой профессии чертовски быстро стареешь».
Он наклонился к плечу Маркеса, чтобы проверить уровень заряда батареи, и тут все произошло почти одновременно. Пули зазвенели по металлической обшивке моста, а позади них прямо посреди дороги разорвался снаряд. «Секс-символу досталось уже в третий раз», – подумал Барлес, и тут мост, немного приподнявшись, содрогнулся, озаренный снизу каким-то оранжевым сиянием, но Барлес не услышал взрыва, а почувствовал, как горячий и плотный воздух словно каменным кулаком ударил его в грудь, в лицо и по барабанным перепонкам. У Барлеса зазвенело в ушах, потом в легких, в ноздрях и голове, и только потом раздался шум или, скорее, треск, что-то вроде «крашшш», и реку, и весь мост заволокло дымом, а с неба градом посыпались обломки. И тогда Барлес посмотрел на Маркеса: приникнув правым глазом к видоискателю камеры, этот сукин сын просто сиял от удовольствия.
Теперь стреляли из всего и сразу. Разъяренные потерей моста, боснийцы пытались сровнять с землей все, что могли достать с другого берега. Барлес заметил, как последняя четверка хорватских подрывников показалась из леса и побежала к хутору.
– Уходим, – сказал Маркес.
– Снял?
– Снял.
По асфальту щелкали пули. Барлес скользил вниз по склону, зная, что позади, с «бетакамом» на плече, Маркес снимает его с движения, пока они выбираются. Наверху, на дороге, разорвался еще один снаряд. Они пробежали метров тридцать под защитой склона и, перебравшись через какой-то грязный ручей сточных вод, стали подниматься обратно на дорогу. «Наверное, хорошие кадры получились: чавкающая грязь у нас под ногами и взрывы на заднем плане», – подумал Барлес, прежде чем начать карабкаться вверх. На полпути он остановился, чтобы взять видеокамеру, которую протягивал ему Маркес.
– Танки снял?
– Они были за кадром, а переводить камеру я побоялся.
– Ну и ладно.
Когда они выбрались на дорогу, Барлес вернул «бетакам» Маркесу. Пулемет все еще бешено молотил сквозь дым, который уже рассеивался. «Хоть бы этому сукину сыну не взбрело в голову снимать сейчас, – взмолился про себя Барлес. – Хоть бы этому сукину сыну… хоть бы…»
Стоя посреди дороги в полный рост, как будто на проспекте Гран-Виа в Мадриде, Маркес спокойно водрузил на плечо свой «бетакам» и неспешно снял мост так и эдак. Сначала общий план: груда искореженного металла, а затем фрагмент конструкции, вздыбленный, как подвижный пролет разводного моста. Барлес прекрасно видел, как одна из пуль калибра 12,7 ударилась о землю, невысоко отскочила и покатилась прямо под ноги оператора.
– Снято, – сказал Маркес.
Это означало, что он закончил свою работу, и они снова побежали. Когда по тебе стреляют и нужно пригибаться, быстро устаешь – и все мышцы болят, особенно если брюки пропитаны водой и на них налипла грязь. Они остановились перевести дух у сорванных с петель ворот хутора. Туша коровы все еще лежала во дворе, двери были распахнуты настежь, и дом выглядел покинутым. «Надеюсь, этот придурок наконец-то ушел, – подумал Барлес. – И Ядранка ждет нас в „ниссане“».
– Если повезет, еще попадем в новости, – сказал Маркес.
Барлес ничего не сказал вслух, но про себя подумал, что его бы устроило даже просто живым и здоровым добраться до машины. Некоторое время они шли вдоль стены хутора по дну канавы, прислушиваясь к минометным выстрелам с дальнего берега. Завернув за угол, они обнаружили четверых хорватов – тех, что последними вышли из леса. Солдаты сидели, прислонившись спиной к стене, и курили в укрытии, не решаясь преодолеть последний отрезок пути – тот самый, по которому сейчас прицельно били из миномета.
– Не ходите, – посоветовал один из них. – Много бум-бум.
Это был крупный хорват с сединой в усах. Все они выглядели вымотанными. Говоривший с любопытством посмотрел на камеру и сделал жест руками, имитируя взрыв.
– Много бум-бум, – повторил он и указал на одного из своих спутников, парня с прической «ежик» и выбритыми висками; тот сделал жест, как будто опустил рычаг.
– А вот и наш маэстро, герой дня, – догадался Барлес, и Маркес вскинул «бетакам» на плечо, чтобы снять хорватского минера, а
