Глаза Лолиты сияли.
— Я не перенесла бы, если бы ради меня вы совершили поступок, оскорбляющий ваше достоинство. Я хочу, чтобы вы, безо всяких колебаний, оставались тем, кто вы есть.
— Но и вы не должны порывать со своим прежним миром, — сказал Биной. — Для чего существуют на земле различия, если любовь не в состоянии мириться с ними?
Они говорили долго, совершенно забыв о том, что он — индуист, а она — брахмаистка, и сознание духовной человеческой общности согревало их ровным мягким светом, подобным немигающему пламени светильника.
Глава пятьдесят девятая
Солнце только что зашло. Окончив молитву, Пореш-бабу в задумчивости сидел на веранде перед своей комнатой.
Неожиданно в дверях показались Лолита и Биной. Низко склонившись перед ним, оба коснулись его ног.
Их появление немного удивило Пореша.
— Пойдемте в дом, — пригласил он, так как на веранде стояло только одно его кресло.
— Нет, нет, не вставайте, — ответил Биной, усаживаясь прямо на пол. Рядом с ним у ног Пореша села и Лолита.
— Мы пришли просить вашего благословения, — сказал молодой человек. — Других обрядов для вступления в жизнь нам не надо. — И когда Пореш-бабу с недоумением посмотрел на него, продолжал: — Я не хочу давать обществу никаких обетов, которые связали бы меня по рукам и ногам. Ваше благословение и будет той скромной церемонией, которая навеки соединит наши жизни истинными узами. Мы благоговейно кладем наши сердца к вашим ногам и знаем, что вместе с вашим благословением получим и счастье, которое господу угодно даровать нам.
— Так, значит, Биной, ты не станешь брахмаистом? — спросил Пореш-бабу после некоторого молчания.
— Нет, — ответил Биной.
— Ты хочешь остаться правоверным индуистом?
— Да.
Пореш-бабу перевел взгляд на Лолиту, и она, догадавшись, о чем он думает, сказала:
— Отец, я считаю, что моя вера — это мое личное дело. Пусть из-за этого у меня будут трудности в жизни, пусть даже неприятности, но я никогда не поверю, чтобы религия могла встать между мной и людьми, которые не сходятся со мной во взглядах и придерживаются других обычаев. Раньше мне казалось, — продолжала девушка, видя, что отец по-прежнему молчит, — что в мире только и существует один «Брахмо Самадж», все, что находилось за его пределами, терялось для меня во мраке. Я считала, что отойти от «Самаджа» — значит отойти от истины. Но теперь я освободилась от этого заблуждения.
Пореш-бабу грустно улыбнулся.
— Я не сумею объяснить тебе, отец, какая огромная перемена произошла во мне. В «Брахмо Самадже» я встречала многих людей, с которыми у меня не было ничего общего, кроме религиозных убеждений. И мне кажется глупым утверждать, что все те, кто состоит со мной вместе в «Самадже», — обязательно близкие мне люди, а всех-всех остальных я должна чуждаться.
— Довольно трудно рассуждать трезво, когда человек взбудоражен мотивами личного порядка, — промолвил Пореш-бабу, погладив по спине свою непокорную дочь. — Общество необходимо для сохранения преемственности поколений, и эта необходимость естественна и закономерна. Подумала ли ты о том, что на твоей общине лежит бремя забот о счастье твоего будущего потомства?
— Но ведь есть еще и индуистская община, — вмешался Биной.
— А если она не возьмет на себя ответственности за вас, если она не признает вас?
Биной вспомнил слова Анондомойи.
— Тогда мы должны будем заставить ее взять на себя эту ответственность. Общество индуистов всегда брало под свою защиту молодые религиозные общины, со временем оно может превратиться в сообщество людей самых разнообразных религиозных направлений.
— Слова одно, а вот когда доходит до дела, все оказывается иным, — возразил Пореш-бабу. — В противном случае неужели кто-нибудь решился бы добровольно оставить свою старую общину? Если общество стремится опутать религиозное чувство человека цепями бессмысленных обрядов и приковать его навечно к одному месту, то получается, что члены его обречены на роль вечных марионеток.
— Но если индуизму свойственна такая узость, — ответил Биной, — наше дело попытаться вывести его из этого состояния. Никто не станет разрушать хороший каменный дом ради того, чтобы впустить в него побольше света и воздуха, если для этого достаточно шире распахнуть двери и окна.
— Отец, — вступила в разговор Лолита, — все, о чем вы говорите, мне не очень понятно. Лично я никогда бы не взяла на себя ответственности в таком деле, как усовершенствование какой бы то ни было религиозной общины. Но со всех сторон меня окружает такая несправедливость, что я просто задыхаюсь, и я не вижу основания, почему я должна молча мириться с этим. Мне не совсем ясно, что я должна делать и чего не должна, но терпеть это я просто не могу.
— А не разумнее ли было бы подождать немного? — ласково спросил Пореш-бабу. — Сейчас ты слишком взволнована
— Я не против того, чтобы подождать, — ответила девушка. — Но я уверена, что ложь и несправедливые притеснения будут расти чем дальше, тем больше, и очень боюсь, что у меня не хватит сил сдержаться и я натворю что-нибудь такое, что огорчит тебя. Пусть тебе не кажется, что я не думала над всем этим. Я размышляла долго и поняла, что со своими взглядами и образованием вне «Брахмо Самаджа» я обязательно столкнусь с большими трудностями и испытаниями. Но в моей душе нет робости, наоборот, я испытываю радость, чувствую прилив новых сил! Единственно, о чем я беспокоюсь, отец, это как бы не огорчить тебя. — И Лолита нежно дотронулась до ноги Пореша-бабу.
— Видишь ли, дорогая моя, если бы я полагался только на свой ум, — улыбнулся Пореш, — я огорчался бы всякий раз, когда что-нибудь противоречит моим желаниям и убеждениям. Я не думаю, чтобы потрясение, которое пришлось вам испытать, принесло бы вам вред. В свое время я тоже восстал против всех и вся и покинул дом, ни на минуту не задумываясь над тем, чем это мне грозит. Во всех сложностях, через которые проходит теперь общество, чувствуется рука всевышнего. И разве мне дано знать, что именно желает он создать из этого очищающего хаоса? Что такое для него «Брахмо Самадж» и что такое индуизм? Он видит прежде всего человека.
Пореш-бабу закрыл глаза, как бы погрузившись в уединение своего сердца.
— Послушай, Биной, — заговорил он опять, после некоторого молчания, — ты сам знаешь, что общественное устройство в нашей стране тесно переплетено с религией и, следовательно, ни одна общественная церемония не обходится без религиозного обряда. Ты, конечно, отдаешь себе отчет в том, что для тебя будет невозможно ввести в круг своего общества человека, не придерживающегося ваших религиозных воззрений.
Лолита не поняла до конца смысла этих слов, ибо она никогда не знала, в чем именно заключается разница между «Брахмо Самаджем» и другими религиозными общинами. Она считала, что между обрядами и обычаями разных общин существенной разницы нет. Ей казалось, что расхождение между общинами так же неощутимо, как различия между ее семьей и Биноем. Она даже не подозревала, что существуют какие-то особые препятствия, которые могли бы помешать их свадьбе по обрядам правоверных индуистов.
— Вы имеете в виду, что во время свадебной церемонии нам придется кланяться изваянию божества? — спросил Биной.
— Да, — ответил Пореш-бабу, взглянув на дочь. — Сможет ли Лолита согласиться с этим?
Биной тоже посмотрел на Лолиту и увидел по ее лицу, что при мысли об этом все в ней возмутилось.
Чувство увлекло Лолиту в области, до той поры неведомые ей, и ловушки подстерегали ее здесь на каждом шагу. Жалость охватила Биноя, но вместе с ней пришла и твердая решимость защитить девушку. Ему столь же невыносимо было бы наблюдать, как смертоносные стрелы останавливают ее неукротимый порыв к победе, как и видеть это благородное создание сломленным и побежденным.
Некоторое время Лолита сидела, опустив голову. Затем она подняла на Биноя свои выразительные нежные глаза.
— Вы и в самом деле искренне, всем сердцем почитаете идолов? — спросила она.
— Нет, нет, — без малейшего колебания ответил Биной. — Идол для меня не бог, а всего лишь символ индуизма.
— Но нужно ли проявлять внешние знаки почтения перед тем, кого вы в душе считаете всего лишь символом? — спросила она.
— Я не допущу поклонения идолу на нашей свадебной церемонии, — твердо заявил Биной, обращаясь к Порешу.
— Ты не продумал всего этого как следует, Биной, — сказал Пореш, вставая. — Ведь этот серьезный шаг касается не только вас. Нельзя забывать, что брак не только личное, но и общественное дело. Мой совет тебе — подожди несколько дней, подумай. Не спеши с решением.
И Пореш ушел в сад и стал гулять там взад и вперед по дорожке.
Лолита тоже направилась было к выходу, но внезапно остановилась и сказала, обращаясь к Биною:
