“Кэнзели” идр. Программа обширная (до 20 стихов). Имя Игоря Северянина так обаятельно, что нельзя сомневаться в успехе его вечера и у нас.
Вечер устраивается в цирке, как в единственном в городе помещении, где возможно установить более низкую расценку билетов.
Билеты сегодня можно получать с утра в кассе цирка».
За выступлениями Северянина продолжали следить и в советской России. Информация из журнала «Книга и революция» была вполне объективной, хотя и неточной — поэт жил в Эстонии:
«Проживающий в Риге Игорь Северянин устроил два своих поэзовечера. По поводу их рецензент “Ригаше Рундшау” говорит следующее: “Оба вечера собрали огромное количество публики, хотя устроителями было выбрано самое неудачное помещение, холодное, мрачное, заброшенное”. В этой случайности интимнейшего вечера лирики среди холода и заброшенности как бы отразилась судьба той России, из которой вышел Северянин, России роскошно обставленных и раздушенных будуаров, рафинированной культуры эстетических денди, которые теперь выброшены в чужую и безжалостно жестокую жизнь, ломящую и разбивающую тех людей роскоши, певцом которых является Игорь Северянин».
Первые книги в зарубежье
Первые три книги Северянина за пределами России вышли в Юрьеве (Тарту) в издательстве «Одамеэс» («Odamees») — «Сгёгпе des Violettes: Избранные поэзы», где Игорь Северянин собрал стихи из разных книг, «Puhajogi: Эстляндские поэзы» (обе — 1919-й) и «Вервэна: Поэзы 1918-1919 гг.» (1920).
По поводу трёх новых книг Северянина Александр Дроздов напишет:
«Пусть стонет Россия, пусть народ, жуя ржаные гренки, гниёт в голоде и вшах, пусть ветры революции сдувают его спереди и сбоку — поэт не изменился, не поглупел, но и не поумнел, не растратил своего богатого лирического таланта, но и не углубил его. Всякую минуту, с хризантемой в петличке, он готов выйти на эстраду, и беда лишь в том, что нет аудитории, некому рукоплескать...
В новых книжках Северянина можно сыскать стихи той кисейной нежности, на которую он большой мастер, но все его гризетки, дачницы, кусающие шоколад, и соловьи, защитники куртизанок, идут мимо, в лучшем случае утомляя, в худшем раздражая. И три книжки, лежащие передо мною, — они отзвук старого Петербурга и старой Москвы, только памятка — в них нет ни крови, ни плоти тех дат, которые стоят на их обложке».
В рецензии Л. Белозерской «Устрицы в стихах», опубликованной весной 1921 года в парижской газете «Последние новости», говорилось, что в «Вервэне» «наиболее видную роль, роль героини — играет почему-то безответная устрица. <...> Для него [Северянина] “устрицы” и “ликёр из вервэны” — это идеология».
Книги дали поэту возможность почувствовать, что жизнь налаживается, что он по-прежнему «не эмигрант, а дачник». Северянин напоминает о себе, ищет возобновления прежних знакомств. Узнав из газет, что Брюсов в октябре был в Москве, Северянин после долгого перерыва 22 сентября 1920 года посылает ему из Тойлы письмо:
«Светлый Валерий Яковлевич!
Если Вы живёте ещё в Москве, и это письмо дойдёт до Вас, известите меня, пожалуйста, и я напишу Вам большое письмо.
Только вчера узнал о возобновлении почтовых сношений с Россией и спешу послать Вам свой искренний привет и всегдашнее воспоминание.
Любящий Вас Игорь».
Опасаясь, что письмо не дойдёт по старому адресу, пишет ещё одно письмо на следующий день.
Последняя встреча Северянина с Брюсовым произошла в феврале 1917 года в Баку. В очерке «Встречи с Брюсовым» Северянин рассказывал: «Мы сидели в отдельном кабинете какого-то отеля... <...> один именитый армянин города, Балкис Савская и я, когда вдруг неожиданно распахнулась дверь и без доклада, даже без стука, быстро вошёл улыбающийся Брюсов... <...> мы заключили друг друга в объятия и за рюмкой токайского вина повели вновь оживлённую — в этот раз как-то особенно — беседу».
В память об этой встрече Игорь Северянин пишет стихотворение «Валерию Брюсову»: «Я извиняюсь перед Вами, / Собрат за вспыльчивость свою / И мне подвластными стихами / Я Вас по-прежнему пою!» (1918) — вошло в сборник «Соловей». В этот же сборник вошли написанные в этом же году стихотворения «Слава», где Северянин отметил: «Мне первым написал Валерий, / Спросив, как нравится мне он...», и «Брюсов», где автор воспевает величие поэта, не забывая подчеркнуть и своё:
Никем не превзойдённый мастер. Великий ритор и мудрец. Светило ледовитой страсти. Ловец всех мыслей, всех сердец. ......................................................... В нём фокус всех цветов и светов И ясной мысли торжество. Он — президент среди поэтов. Мой царский голос — за него.
В последних строках отразилось воспоминание о дарственной надписи Игоря Северянина на одной из ранних брошюр (1912):
«Господину Президенту республики “Поэзия ”
изнеможённый наследник сожжённого короля».
Кроме того, речь идёт о создании в Москве в конце 1918 года Всероссийского союза поэтов, председателем которого был избран Валерий Яковлевич Брюсов. Возможно, Северянин как король поэтов голосует за его избрание заочно.
Ответил ли Брюсов на последние письма Северянина — неизвестно. Но в обзорной статье «Вчера, сегодня и завтра русской поэзии» (1922) он заключал:
«Северянин чрезвычайно быстро “исписался”, довёл, постоянно повторяясь, своеобразие некоторых своих приёмов до шаблона, развил в позднейших стихах недостаток своей поэзии до крайности, утратив её достоинства, стал приторным и жеманным и сузил темы своих “поэз” до маленького круга, где господствовало “быстро-темпное упоение”,
