Забава выпрямилась, глаза ее метнули молнии.
Торопов отшатнулся, бледнея.
В то же мгновение за его спиной сгустился воздух, пропуская огромную фигуру, которая сгребла его одной рукой за шиворот, а второй вырвала из руки оружие. Отшвырнула бывшего командора погранслужбы к стене.
– Вовремя, – с облегчением сказала Забава. – Там с ним были двое парней.
– Не двое, а целых четверо. Они уже практически отдыхают. – Железовский спрятал «универсал», оглядел женщин. – С вами все в порядке?
– Он хотел забрать нас с собой, – вздохнула Власта. – Все его слова о любви яйца выеденного не стоят. Это всего лишь попытка оправдаться перед самим собой. Любит он только себя.
В комнате появились Александр Золотько и оперативник из его группы.
– Уведите, – кивнул на Торопова Железовский, – и допросите. Он много знает.
– Я ничего не скажу! – гордо вскинул голову Торопов. – Вы ничего не сможете сделать! За мной придут… – Он сделал усилие и умолк.
– Придут, – согласился Аристарх. – Мы будем ждать. Особенно мне хотелось бы встретиться с твоим сынком и моим давним приятелем Вацеком Штыбой. Я знаю, что партию суггесторов, предназначенную для ликвидации, вы продали именно ему. Много он заплатил?
– Не твое дело!
– Согласен, не мое. Это уже дело трибунала. Уведите!
– Не имеете права! Я представитель СЭКОНа! Вы все предстанете перед судом! Я вас уничтожу!
– Вот цена его слова, – грустно улыбнулась Власта. – А ведь как хорошо начинал, слеза просилась.
– Он всегда хорошо говорил, – презрительно скривил губы Железовский. – «Я шоколадный заяц, я ласковый мерзавец…» Была такая песенка много лет назад.
Торопова, несмотря на его яростное сопротивление, скрутили и унесли.
Железовский прошелся по гостиной, мысленно общаясь с оперативными службами, принимавшими участие в операции. Повернулся к женщинам:
– Собирайтесь, я провожу вас.
– Мы ждем Карину, – сказала Забава.
– Она с Аумой и Карой ждет вас на базе.
– Почему же не позвонила? – огорчилась Власта.
Раздался тихий свист домового.
– Уже звонит.
Власта включила виом, заговорила с дочерью, радуясь, что с ней все в порядке, и укоряя ее за то, что не дала о себе знать.
Забава подошла к мужу, обняла, запрокинув лицо.
– Я так рада, что ты не меняешься… в отличие от него. Надеюсь, вы оставите его в живых?
– Мы не бандиты, – усмехнулся Железовский. – Нам не нужна его смерть. Пусть живет. Если сможет. Мне жаль его.
– Мне тоже. Куда ты потом?
– Есть небольшое дело. Надо освобождать Купаву.
– Будь осторожен. Я знаю, ты не привык щадить себя во имя дела, но все же ты не бессмертен, сенс.
– Уже бессмертен, – серьезно сказал он, погладив жену по животу. – Вот оно, мое бессмертие. Но обещаю, что буду очень осторожен.
– Я люблю тебя!
Железовский поцеловал жену, обнял за плечо, посмотрел на Власту:
– Идем, сестренка, у нас мало времени.
Власта выключила виом, подхватила сумку, и они поднялись наверх, где их ждали оперативники Золотько.
* * *
В двенадцать часов дня по времени Копенгагена в городское полицейское управление позвонил комиссар земного сектора общественной безопасности Люк Розенбаум и предупредил, что комиссия СЭКОНа по правам человека намерена провести проверку состояния копенгагенских учреждений исполнения наказаний.
Начальник полиции Копенгагена господин Ливр Колбасс воспринял сообщение без энтузиазма, но уточнять, кто принял такое решение, а тем более возражать не стал. Спросил лишь, кто назначен ответственным за мероприятие от комиссии. Ответственным оказался советник СЭКОНа Рене Борда, семидесятилетний француз, бывший когда-то комиссаром безопасности земного сектора.
В принципе ничего сверхъестественного в работе комиссии не было, и начальник полиции отдал подчиненным приказ всячески содействовать высоким гостям, от оценки деятельности ГУИН которых зависело многое, в том числе прочность положения самого Ливра Колбасса.
Комиссия прибыла в Копенгаген оперативно – уже через час после предупреждения. В нее входило восемь человек в возрасте от двадцати пяти до сорока лет. Возглавлял ее бодрый на вид толстячок с румяным лицом и прицеливающимися умными глазками. Это и был Рене Франсуа де Шампольон Борда, имевший на руках сертификат советника СЭКОНа и карт-бланш – документ особых полномочий, разрешающий ему доступ к самым секретным материалам спецслужб Дании.
Работу комиссия начала с посещения Лимбургского централа, где отсиживали свой срок террористы и уголовники Центральной Европы, прославившиеся пренебрежением как к жизни рядовых граждан, так и к своей собственной.
Здесь члены комиссии не задержались, так как централ содержался образцово, заключенные ни в чем не нуждались и требовали только одного – выпустить их на свободу. Хотя многие из них отбывали пожизненные сроки.
В половине пятого малоразговорчивая группа СЭКОНа добралась до Восточного следственного изолятора, заключенные которого обвинялись в посягательстве на закон и порядок, а также в попытках изменения существующего общественного строя. Члены комиссии прошлись по камерам, затем начали вызывать заключенных в кабинет начальника изолятора – для «определения нуждающихся в работниках реабилитационной службы». Начальник изолятора попытался было возражать, но руководитель комиссии показал ему карт-бланш, и главный тюремщик СИЗО благоразумно отступил.
Третьим заключенным, вызванным в кабинет, была женщина, Купава Мальгина, в документах на которую значилось, что она «сотрудничала с опасными антисоциальными элементами и готовила правительственный переворот». Никого из тех, кто ее допрашивал, она не знала и сразу потребовала адвоката, а также заявила, что ни в чем не виновата.
– Все они так говорят, – криво улыбнулся начальник изолятора, – а на поверку выходит все наоборот.
– Кто занимается этим делом конкретно? – осведомился Рене Борда, с лица которого ушло все его благодушие. Бодрым старичком он уже не выглядел, скорее – имеющим большие властные полномочия чиновником.
– Особый отдел Службы безопасности, – нехотя ответил начальник изолятора. – Она уличена в связях с… э-э, психически ненормальными людьми.
– То есть с интрасенсами? Вы их имеете в виду? Но ведь за это не преследуют. Многие из нас контактируют с интрасенсами, а Служба даже пользуется их услугами. Да и не только СБ, но и правительственные, и научные учреждения.
– Это не мое дело, – сухо сказал начальник изолятора. – У вас большие права, обратитесь к вышестоящей инстанции. Я отвечаю лишь за порядок и содержание заключенных во вверенном мне учреждении, чтобы они ни в чем не нуждались. Остальное не в моей компетенции. Жалобы у вас есть на условия содержания? – обратился он к подследственной.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
