– А родственники? Телеграмма?
– Вы не производите впечатление человека, у которого случилось несчастье, значит, вы выполняете чье-то поручение, Вы не юрист, следовательно, поручение, скорее всего, от родственников. Срочные поручения обыкновенно передают телеграфом, и порез на вашем указательном пальце свидетельствует о том, что вы недавно распечатывали депешу – с некоторых пор их очень неудачно заклеивают липкой лентой с острыми, как бритва, краями. Шотландское изобретение. Кстати, рекомендую впредь пользоваться ножом. Порез, конечно, пустячный, но если на края ленты нанести культуру бацилл азиатской лихорадки…
– Да? – Студент осмотрел свой палец, затем поспешно опустил руку. – Позвольте представиться: Фадеев, Константин Фадеев.
– Так что же привело вас сюда?
– Вы абсолютно правы – телеграмма. – И он достал из кармана лист бумаги. – Я получил ее сегодня от дяди. То есть он мне не дядя, а крестный, но… Впрочем, это неважно. Разрешите, я зачитаю?
– Сделайте одолжение. – Холмс откинулся в кресле, прикрыл глаза. Старый конь чуял битву.
– «Константин, постарайтесь убедить мистера Шерлока Холмса приехать в наш летний замок по весьма важному вопросу. Дело крайне срочное. Браун уполномочен оплатить расходы. Подпись – П». Браун – представитель дядиной фирмы в Лондоне. Конфеты и сахар.
– А сам дядя?
– О, дядя… Он – принц Ольдбургский, Петр Александрович.
– Принц?
– Самый настоящий. И праправнук императора Павла.
– Высшие сферы.
– Еще бы. Его жена, принцесса Ольга – великая княжна, – русский выдержал паузу, – сестра ныне царствующего императора Николая Второго.
– Бывает. – Холмс не был склонен восторгаться или выражать какие-либо иные чувства. Принц, ну и принц. – Что именно послужило причиной обращения ко мне, вы, полагаю, не знаете?
– Совершенно нет. Ничего. Телеграмма – единственное, чем я располагаю, за исключением чека. Он – ваш, если вы согласитесь ехать. Само собой, дорожные и прочие расходы оплачиваются отдельно.
Холмс, проглядев чек, положил его на столик. Я скосил глаза. Сумма была не безумная, но более чем удовлетворительная.
– Следовательно, принц ждет, что я поеду в Россию, не имея представления о сути дела?
– Получается, так. Вы и доктор Ватсон.
– Обо мне в телеграмме нет ни слова. – Мне казалось, что парень знает больше, чем говорит.
– В этой – нет, но дядин поверенный Браун получил указания оплачивать расходы двух человек.
– Ваш дядя предусмотрителен.
Что еще оставалось сказать?
– Где вы остановились? Я… Мы дадим ответ завтра. – Холмс вернул чек посетителю.
– Очень хорошо. Вот мой адрес. Мы могли бы отправиться, если вы, конечно, примете предложение, завтра вечером.
– Вы тоже едете в Россию?
– Да. Вакации. К тому же вам потребуется переводчик, не так ли? Я и буду этим переводчиком.
Константин Фадеев откланялся.
– Боюсь, в моей картотеке Россия остается белым пятном.
– Самое время вывести его, Холмс. – Я видел, что мой друг колеблется.
– Ватсон, Ватсон… Десять лет назад я бы без раздумий тронулся в путь. – Он взял кочергу, отложенную на время визита русского. – Я, как эта кочерга – еще годная в дело, но далеко не новая. Помните, нам ее попортил доктор Ройлотт? Тогда я выправил ее довольно небрежно, а сейчас… – Он напрягся, и едва заметное искривление исчезло.
– Вот видите, Холмс!
– Пустое. – Но видно было, что Холмс доволен.
– Так мы отправляемся, Холмс?
– Ватсон! Я не решался вас просить. Россия далековата, это не Ливерпуль.
– Пустое, – вернул я словцо Холмсу. – Если едете вы, еду и я.
– Тогда собирайте чемодан, Ватсон. Едем туда, где мы нужны!
Хандра исчезла. Холмс вновь был заряжен бодростью, лучшим видом энергии. Он нужен! Его позвали на помощь!
Я радовался вместе с другом. Господи, если бы его пригласили на Южный полюс искать пропавшего Скотта, пришлось бы покупать шубу.
*
Описывать подробно дорогу я не стану. Поезда двадцатого столетия променяли романтику на комфорт. С точностью хороших часов пролетали мимо города и страны, пролетали и уходили в прошлое, во вчера.
Холмс, верный своему правилу не ставить телегу впереди лошади, не строил предположений, не имея фактов по делу, а отдыхал – спал, с аппетитом ел, опять спал, а бодрствуя, отказывался от газет, предпочитая оттачивать дедуктивные способности на незнакомцах, гуляющих на остановках по перрону. Я скучал – газеты были одни и те же, мы везли их с собой, а континентальные, особенно после того, как нас миновала Франция, вернее, мы ее миновали, прочесть мог разве полиглот. Поэтому я немного писал, а в оставшееся время пытался подражать Холмсу.
Наш Вергилий, Константин Фадеев, рассказывал о работодателе. Мы действительно направлялись в самые высокие сферы русской аристократии. Итак, «дядя» – принц Ольдбургский Петр усердно занимается свекловодством и сахароварением в поместье матери, Евгении Максимиллиановны, великой княгини, племянницы Александра Первого, принцессы по мужу. Муж ее, отец нашего клиента, принц Александр Ольдбургский – любитель и покровитель наук, известен в ученом мире как археолог, химик и оптик. Жена «дяди», принцесса Ольга – сестра ныне царствующего императора Николая Второго. Имение Рамонь – это семь тысяч десятин пахоты, около пятнадцати тысяч акров; лес, замок, сахарный завод, кондитерская фабрика. Ольдбургские-старшие живут в замке, Ольдбургские-младшие – неподалеку в имении Ольгино. Разумеется, помимо Рамони семья владеет огромными угодьями, дворцами, и многим, многим и многим во всех уголках громадной России.
На Холмса перечисление титулов, земель и богатств впечатления не произвело – до отъезда он внимательно просмотрел Готтский Альманах.
Тогда Константин перенес внимание на меня: несколько раз он робко намекал на то, что ощущает непреодолимую тягу к сочинительству, пробует себя в литературе, не мог бы я дать какой-нибудь совет начинающему автору. Я не люблю давать советы, даже медицинские, и отговорился тем, что русская литература мне, как иностранцу, недоступна. Пусть Константин обратится к своим великим соотечественникам.
– Великие умерли, – вздохнул студент, но более мне не докучал.
На четвертые сутки мы добрались до места. Почти добрались. На небольшой станции мы покинули экспресс.
– До имения десять миль. – Константин огляделся. К нам спешили двое. – Это за нами.
Встречающие подхватили наш багаж.
– Как же мы будем добираться? – От долгой езды мне казалось, что все вокруг так и норовит сорваться с места – вокзальчик, деревья, сомнительное строение, пахнущее лизолом.
Холмс поддержал меня за локоть.
– Кружится голова?
– Спасибо, Холмс. Проходит.
Мы шли вслед Константину.
– Надеюсь, идти не десять миль?
– Что вы. Уже пришли. – Он подвел нас к небольшому составу, паровозик и вагон. – Дядя построил ветку до Рамони.
Вагон оказался роскошным салоном – специально для встреч дорогих гостей, пояснил Константин. Его одного бы так не встречали.
– Как-то будут провожать, – рассмеялся Холмс.
Лес подступал прямо к полотну, еще немного, и ветви деревьев заколотят по вагону.
В салон вошел слуга.
– Он спрашивает, не угодно ли чего господам, – перевел Константин.
– В каком смысле – не угодно? – поинтересовался я.
– Чаю, водки, закуски.
– Но ведь имение рядом.
– Точно так-с.
– Мы, пожалуй, обойдемся.
Лес отступил, посветлело.
– Еще минут пятнадцать. – Константин глянул в окно.
Потянуло дымом, гарью.
– Никак, пожар.
Я тоже выглянул наружу. Невдалеке горел подлесок – трава, кустарник, а несколько мужиков пытались сбить огонь ветками.
Константин поговорил со слугой.
– Засуха. С Мокия нет дождя.
– С Мокия?
– Народная традиция – отмечать дни именами святых православной церкви. С середины мая. Если в скором времени не приударит дождик, плакала свеколка. Сухие грозы землю жгут, говорят мужики.
Пожар казался невелик, я предположил, что с ним управятся.
– Потушат, барин, не впервой.
Переводом своим Константин доказывал, что литература так просто от него не отделается.
Поезд замедлил ход.
– Вот и приехали.
Экипаж стоял напротив вагона. Нам не пришлось даже касаться багажа: все сделали слуги.
– Где же завод, замок? – Я сел рядом с Холмсом, Константин – напротив.
– На правом берегу реки. Туда идет узкоколейка, уголь, серу, известь возят, свеклу, а обратно – сахарок, конфеты.
Кучер тряхнул вожжами, и мы тронулись. Меж деревьев голубела река.
– Это наша речка, Воронеж. Проблемы с мостом – надо строить каменный, под тяжелый состав.
Мост и вправду был неказист: деревянный, на сваях, выкрашенный в темно-зеленый цвет, он напоминал замшелого дракона, притворявшегося спящим, в надежде на рассеянного путника, который примет его за настоящий добропорядочный мост.
