над какой–нибудь своей внутренней шуткой. Он ничего не сказал, просто начал петь какую–то песню в ритме рока, и публике это понравилось. Это было неожиданно. Я был удивлен. Потом он открыл рот и что–то сказал, и это было так по–деревенски, что он потерял своих зрителей. Потом он запел другую песню, и толпа снова принадлежала ему. Когда он не говорил, все было отлично. А мне потребовалось немало времени, чтобы завладеть толпой».
Примерно так же все прошло и в зале святого Михаила, только с еще большей мощью. Правда, в отличие от сцены в средней школе, где учеников сдерживало присутствие их учителей (атлетического телосложения директор мистер Джой держал двери, чтобы удержать учеников подальше от Пэта Буна), здесь девчонки визжали без ограничений и пытались добраться до Элвиса и Буна, когда те выступали. Когда Пресли порвал струны своей гитары, рассказывал Рэндл, и разбил ее об пол, «началась массовая истерия. Нам понадобилась помощь полиции, чтобы помочь вывести его из зала, порванная одежда, рукава, оторванные от пиджака. Бун тоже получил такую же «благодарность» зрителей. После концерта Элвис сказал, что он бы никогда не поверил, что такое может с ним случиться. Он сказал, что впервые тогда почувствовал, что пройдет тот же путь, что и Пэт Бун».
Было совершенно очевидно, что Билл Рэндл точно определил победителя. И все то время, пока он вел переговоры по поводу своего исполнительского положения в компании (которые закончились в ноябре, когда он расторг сделку с издателями песен и решил продолжить с более прибыльным соглашением с кливлендской радиостанцией WERE), он был уверен, что все еще в игре. Братья Абербахи были активно за то, чтобы он занимался делами Пресли (или же это была уловка, чтобы заставить Рэндла подписать с ними договор), фильм теперь ожидал своего показа в Нью–Йорке, и, если они удачно разрешат там все вопросы, он станет первым короткометражным фильмом, посвященным музыке, в котором основное внимание уделялось тому, что подразумевал подзаголовок: «Один день из жизни знаменитого диск–жокея».
Рэндл поддерживал хорошие связи с телевидением и с Лас–Вегасом, где, как он считал, должна быть продолжена карьера. Но Билл Рэндл оказался вдруг лицом к лицу с не самой приятной действительностью, поскольку в то же самое время Полковник Паркер дал о себе знать. Приехав в Нью–Йорк и устроившись в отеле «Ворвик», вооруженный соглашением с Бобом Нилом и невероятно длинными и наполненными невозможным количеством всяких подробностей телеграммами от Вернона и Глэдис Пресли, в которых они отдавали Полковнику право официально представлять их мальчика, он впервые формально стал представлять интересы исполнителя, контрактом которого он, строго говоря, еще не обладал.
Это, в конце концов, было слишком для Сэма Филлипса. До этих пор все это напоминало спектакль, финал которого, если и был предопределен, должен был наступить еще не скоро. Теперь, когда у него на руках была запись песни, ставшей хитом, и каждый день со всех сторон неожиданно проявлялись все новые и новые издержки, Филлипс чувствовал, что он был низвергнут процессом, который сам вовремя не остановил. «Я был в полной заднице. У меня просто съехала крыша, я позвонил Бобу и сказал: «Боб, ты вообще понимаешь, что ты со мной делаешь?» Он сказал: «Сэм, я вообще здесь ни при чем». И я ответил: «Черт возьми, ты объединился с Томом Паркером, а он вытворяет такое. После всего что я сделал, чтобы раскрутить этого парня, он говорит два слова моим дистрибьюторам, и я должен продать контракт Элвиса». Я сказал: «Слушай, это просто убивает меня, вы здесь превращаете в путаницу не только контракт исполнителя, но и мою жизнь. Этих людей (дистрибьюторов) обманывать нельзя. Они тоже завязаны во всем этом». Я исколесил шестьдесят пять, а то и семьдесят пять тысяч миль в год, чтобы заслужить доверие этих людей, не только в связи с Элвисом, но еще с первыми записями студии «Сан». Я сказал: «Это может стоить мне компании. Это надо остановить».
И тогда я позвонил Тому Паркеру в отель «Ворвик» в Нью–Йорк, и он сказал: «Сэ–э–эм, как поживаешь!» И я ответил: «Чертовски нездорово. Почему это все мои дистрибьюторы говорят, что распространение всех записей Элвиса заблокировано? Слушай, Том, это уже продолжается три или четыре месяца, но я ничего не делал только потому, что не мог получить от Боба Нила подтверждения, что ты, мой хороший друг, можешь погубить меня — неважно, специально или нет». Он сказал: «О нет, Сэм, нет. Я ничего не понимаю». А затем: «Но ты был бы заинтересован в том, чтобы продать контракт Элвиса?» Я ответил: «Может быть». — «Сколько ты хочешь за него?» Он не сказал, сколько он собирается дать, а только спросил, сколько хочу я. Я ответил, что еще не думал об этом и что дам ему знать. «Ну что ж, — сказал Паркер. — Подумай и позвони мне». Я обдумал все секунд за тридцать и перезвонил ему».
Цена, которую назвал Сэм, составляла 35 000 долларов плюс 5000 долларов, которые он задолжал Элвису в качестве авторского гонорара. Это гораздо больше, чем кто–нибудь давал когда–либо за популярного исполнителя (для сравнения: «Коламбиа» заплатила 25 000 долларов за контракт с Фрэнки Лайном, который в 1951 году был уже признанной звездой). Теперь с формальной властью в руках Полковник по–настоящему взялся за дела с RCA и «Хилл энд Рэйндж».
Чтобы понять, почему Сэм Филлипс мог захотеть продать контракт Элвиса, прежде всего необходимо разобраться во всей сложной паутине сложившихся обстоятельств. Для начала, несмотря на все свои прошлогодние успехи, Сэм находился в достаточно безнадежной финансовой ситуации. Расходы на запись хита (эти неконтролируемые предварительные затраты, которые должны быть сделаны без всяких гарантий, что большая часть записей не вернется от дистрибьюторов с пометкой «оплатить через тридцать или шестьдесят дней») истощили его ограниченные ресурсы практически до последнего. В январе он написал своему брату Джаду: «Снова говорю тебе, задолженности компании «Сан» в три раза больше, чем все имущество, и я делаю все, что в моих силах, чтобы предотвратить банкротство… Кто–нибудь еще, менее заинтересованный в том, чтобы спасти свою честь, уже давно бы бросил все это, но я намереваюсь выплатить каждый доллар, который задолжала компания — даже тебе, — хотя я знаю, что не существует способа для компании выжить с единственным долларом».
В октябре он наконец смог расплатиться с Джадом. Также Сэм завершил все формальности, связанные с открытием своей первой радиостанции WHER в широком диапазоне, где происходило ток–шоу в прямом эфире, в
