— Итак, какая у нас на сегодня программа? — спросила я. — Вчера вечером нам так и не удалось обсудить наши планы.
— В Ленинград мы вылетаем в пять часов вечера, а монастырь в Мельке открывается в десять утра — то есть до его открытия еще чуть больше часа, — и мы сможем посвятить нашим изысканиям несколько часов до отъезда в аэропорт.
— А Зоя хоть намекнула, что именно нам надо найти?
— Какое-то связующее звено к тем документам, которые так надежно запрятала твоя мудрая бабушка, — сказал Вольфганг. — Из обширной коллекции средневековых манускриптов монастырской библиотеки Мелька мы сможем выудить концы порванной нити.
— Но если в монастырской библиотеке так же много книг, как в той, где мы были вчера, то сможем ли мы всего за несколько часов найти там неизвестно что? — спросила я.
— Как и твои родственники, я надеюсь, что именно ты найдешь, что нам нужно.
Пришлось удовлетвориться пока загадочным ответом Вольфганга, поскольку перед выездом из замка к открытию монастыря мне хотелось успеть принять душ и нормально одеться. Я уже была готова к выходу, но вдруг кое-что вспомнила и спросила Вольфганга, можно ли воспользоваться компьютером в его офисе, чтобы ответить на факс, пришедший мне вчера из Штатов.
Спустившись в его скромный офис, я попыталась сосредоточиться. Мне хотелось сообщить Сэму о самых важных событиях вчерашнего дня, но я понимала, что для начала надо привести в порядок собственные противоречивые чувства. Учитывая мое окружение и недавнюю активную деятельность, я испытывала сильное смущение, даже думая о Сэме, не говоря уже о логичном изложении моих мыслей на экране монитора. Это могло показаться смехотворным, но я знала, что если кто-то и сможет уловить Мои флюиды, пылкие или страстные, даже на расстояний тысяч миль компьютерной связи, так это Сэм. Мне вдруг пришло в голову, что, Возможно, он уже уловил. Я ведь заметила, что Не только львица навестила меня в последнем сне. Рядом со мной на Извилистых тропах сна были Сэм и его тотемные животные.
Выбросив сумбурные мысли из головы, я попыталась придумать некое двусмысленное послание — нечто короткое, гладкое и деловое, при этом передающее как можно больше сведений. Вспомнив, что Сэм на сей раз назвался сэром Ричардом Бартоном, я сочинила следующее:
«Дорогой др. Бартон!
Благодарю вас за очередное сообщение. Ваша группа, видимо, приближается к цели. Я также успешно продвинулась вперед по плану, установленному на нашем последнем совещании: все киты встали на места. Если возникнут сложности в мое отсутствие, сообщите непосредственно в МАГАТЭ. Сегодня в пять вечера я отправляюсь в Россию из Вены.
С наилучшими пожеланиями,
Ариэль Бен».
В основном такая информация будет вполне понятна Сэму: я получила его факс и поняла его. А «установили» мы с ним в нашу последнюю встречу — не зная еще тогда, где запропастились бумаги Пандоры, — только то, что я попытаюсь лично встретиться с Дакианом Бассаридесом и выкачать из него сведения. Мое заявление, что я успешно продвинулась вперед по плану, означало, что мне удалось сделать это. Что касается упоминания о китах, то у индейцев они считались плавающим хранилищем родовой тотемной памяти и они должны были сказать Сэму, что я надежно спрятала полученный мной «памятный подарок», о котором уже сообщила ему из Солт-Лейка.
Конечно, хотелось бы передать побольше сведений в этом коротком послании, но мне так и не удалось придумать, как закодировать все, что я узнала о своей семье, не упоминая при этом о священных реликвиях, легендарных городах и зодиакальных созвездиях. Но по крайней мере, Сэм узнает одно: игра началась. Я разорвала и сожгла клочки черновика в камине и забросала их остывшей золой: береженого Бог бережет. Выйдя во двор, я увидела, что Вольфганг как раз направился по лужайке за мной.
— К отъезду все готово, — сообщил он. — Я загрузил наш багаж в машину, поэтому нам не придется на обратном пути заезжать в замок. Прямо из монастыря мы поедем в аэропорт. У Клауса есть ключ, и он приведет здесь все в порядок после нашего отъезда.
— Кто такой Клаус? — поинтересовалась я.
— Хранитель моего дома, — ответил Вольфганг, открыв дверцу и помогая мне сесть в салон.
Он обошел машину сзади, запер багажник и сам сел за руль.
— Мне казалось, его имя Ганс, — сказала я, когда он повернул ключ в зажигании и проверил подачу бензина.
— Чье имя? — удивился Вольфганг.
Он вывел машину из-под дерева и, проехав по газону, осторожно вырулил на подъемный мост.
— Того, кого ты только что назвал Клаусом, — сказала я. — Вчера вечером, когда твой сторож догнал нас в винограднике, ты сказал мне, что его зовут Гансом.
Я не сочла нужным упоминать, что в любом случае испытывала подозрения насчет того парня.
— Ну да, все верно, Ганс Клаус, — сказал Вольфганг. — В здешних краях обычно принято называть таких людей по фамилии. Но возможно, вчера вечером я сказал иначе.
— А ты уверен, что его зовут не Клаус Ганс? — спросила я. Вольфганг приподнял брови и взглянул на меня с недоумевающей улыбкой.
— Это что, допрос? Боюсь, я не привык к этому, хотя могу заверить тебя, что точно знаю имя собственного слуги.
— Ладно, — уступила я, — Тогда что ты можешь сказать насчет собственного имени? Ты даже не упомянул мне, что был такой реальный человек по имени Каспар Хаузер.
— Но я думал, ты уже знаешь об этом, — сказал он, двигаясь вниз по склону между виноградниками. — Дикарь из Нюрнберга, так его называли. Легенды о Каспаре Хаузере ходили по всей Германии.
— Теперь-то, разумеется, знаю: я прочла о нем в энциклопедии, — сказала я. — Хотя ты пытался внушить мне, что тебя назвали в честь библейского волхва. Может, ты знаешь об этом Каспаре Хаузере больше меня, но, насколько я поняла, он прославился в основном благодаря его темному прошлому и необъяснимому убийству. Странно, что кому-то захотелось обременить ребенка таким славным наследием.
Вольфганг рассмеялся.
— Кстати, вчера я и сам вспоминал его! Меня потрясла история Дакиана о семи скрытых городах Соломона. Я подозреваю, что Каспар Хаузер и сам Нюрнберг связаны с теми городами, а возможно, также с Адольфом Гитлером и теми священными реликвиями, которые он искал в Мельке. Я собирался поговорить об этом вчера вечером, но слишком увлекся… другим занятием. — Он улыбнулся. — Послушав Дакиана, я пришел к выводу, что все это связано с Hagalrune.
— Hagalrune? — переспросила я.
— Hagal в переводе с древнегерманского означает «град», в смысле «ледяная дробь». Понимаешь, это один из двух важных символов могущества арийцев: огонь и лед, — пояснил Вольфганг. — А свастика в далекой древности символизировала власть огня. Ее резные изображения украшают многие восточные храмы, о которых говорил Дакиан. Но еще важнее то, что Нюрнберг — город, где впервые появился этот Каспар Хаузер, — считается абсолютным геомантическим центром Германии: три пересекающиеся силовые линии Европы и Азии образуют руну Hagal, соединяясь в Нюрнберге в некий энергетический котел.
Со страхом я увидела, как Вольфганг, убрав одну руку с руля, начертал пальцем в воздухе что-то вроде звезды. Точно такая же звезда появилась в моем компьютере в тот вечер, когда Сэм прислал мне первое сообщение:
Сердце мое учащенно забилось. Как бы мне хотелось сейчас поговорить с Сэмом! Я подняла воротник куртки, хотя вовсе не замерзла, просто чтобы занять руки. Вольфганг, похоже, ничего не заметил; он положил руку обратно на руль и продолжил разговор.
— Попадание центральной точки руны Hagal в Нюрнберг определило ход дальнейших действий и планов Адольфа Гитлера, — сказал он. — Став канцлером Германии, Гитлер первым делом собрал команду Ruteriganger… Как у вас называют тех, кто ищет руду или воду с помощью «волшебной лозы»?
— У нас их называют лозоискателями, — сказала я. — Индейцы Америки издавна практикуют такой способ: они покачивают между пальцами раздвоенный прут ивы или орешника, обследуя местность в поисках подземных вод.
— Да, точно, — сказал Вольфганг. — Но та немецкая команда искала не только воду. Они искали в земле силовые точки, энергетические источники, к которым сам фюрер мог подключиться для усиления его личного могущества. Если ты посмотришь старые фильмы о Гитлере, то поймешь, о чем я говорю. Обычно он проезжает в открытой машине по улицам, и его приветствуют восторженные толпы, но, прежде чем окончательно остановиться, его машина дергается взад-вперед, пока точно не встанет на правильное место. Понимаешь, первыми по маршруту Гитлера проходили лозоискатели, определяя силовые точки, чтобы найти самое подходящее место для остановки его машины, а также и нужное здание, окно или балкон для его обращения к народу. Такие силовые источники защищали его от диверсий и увеличивали его собственную энергетику. Ты знаешь, как много провалилось покушений — даже если бомбы подкладывали непосредственно в его комнату — из-за того, что его защищала мощная энергетическая сетка. Уже в древних сказаниях говорилось о безграничных силах Нюрнберга, которыми и пытался впоследствии овладеть Адольф Гитлер.
