Действительно, между временным масштабом большой, многомерной, детально разработанной компьютерной симуляции того типа, который описывает Лем, и нашим повседневным временным масштабом существует значительная разница — но как раз в обратном направлении! Подобно Уиллеровскому электрону, который, снуя туда-сюда, ткет ткань всей вселенной, компьютерная симуляция должна действовать путем последовательной вставки деталей, и даже со скоростью света довольно простые симуляции (кроме которых специалисты по искусственному разуму пока ничего не пытались сделать) занимают гораздо больше времени, чем соответствующие им ситуации реальной жизни. Разумеется, инженерным ответом на эту проблему является “параллельная обработка информации”, при которой, скажем, несколько миллионов каналов симуляции действуют одновременно (хотя пока еще никто не знает, как это сделать); но когда мы получим миры, симулированные на миллионах каналов параллельной обработки информации, утверждение, что они симулированные, а не реальные (хотя и искусственные), будет звучать гораздо менее убедительно. Эта тема затрагивается также в главе 18 (“Седьмое путешествие”) и главе 26 (“Беседа с мозгом Эйнштейна”).
Так или иначе, Лем необычайно живо описывает “кибернетическую вселенную” с разумными обитателями-программами. Он употребляет несколько терминов для того, что мы часто называем “душой”. Он упоминает о “сердцевинах”, “ядрах”, “геммах персоноидов”; в одном месте нам даже кажется, что он разъясняет это в некоторых технических деталях: “связное облачко процессов”, “функциональное целое с неким “центром”, который возможно с большой точностью изолировать”. Лем описывает человеческое — или персоноидное — сознание как незавершенный и незавершаемый план полного примирения упрямых противоречий мозга. Оно поднимается из бесконечного регресса конфликта уровней в мозгу и “парит и трепещет” над его пропастью. Это “лоскутное одеяло”, “спасение из ловушки Гёделизации”, “зеркало, задача которого состоит в том, чтобы отражать другие зеркала, в свою очередь отражающие другие зеркала, и так до бесконечности”. Что это — поэзия, философия или наука?
Образ персоноидов, терпеливо ждущих, чтобы Бог доказал им свое существование при помощи чуда, удивителен и чрезвычайно трогателен. Подобные картины иногда возникают в беседах компьютерных гениев, укрывшихся в своих лабораториях далеко за полночь, когда весь мир кажется тонущим в сиянии загадочной математической гармонии. Однажды ночью в Стэнфордской лаборатории искусственного разума Билл Госпер изложил свою собственную версию “теогонии” (используя выражение Лема), потрясающе похожую на лемовскую. Госпер — специалист по так называемой “Игре жизни”, на которой он и основывает свою теогонию. “Жизнь”, изобретение Джона Хортона Конвэя, — это вид двухмерной “физики”, которую можно легко запрограммировать и вывести на экран компьютера. В этой физике на каждом пересечении на огромной, теоретически бесконечной доске для игры в го — иными словами, решетке — есть огонек, которым может быть либо включен, либо выключен. Дискретно здесь не только пространство, но и время. Время движется от мгновения к следующему в крохотных “квантовых скачках”, как минутные стрелки на некоторых часах, которые остаются неподвижными в течение минуты, а затем рывком передвигаются вперед. В промежутках между этими скачками компьютер вычисляет новое “состояние вселенной”, основываясь на старом, а затем показывает это новое состояние. Состояние “вселенной” в каждый момент зависит только от предыдущего момента — согласно законам физики “Жизни”, ничего больше машина не “запоминает”. (Кстати, эта “локальность” во времени приложима и к основным физическим законам нашей собственной вселенной.) Физика “Игры жизни” локальна также и в пространстве (снова в согласии с нашим собственными физическими законами). При переходе от одного состояния к другому только собственный огонек каждой клетки и огоньки ее непосредственных соседей играют какую-то роль в том, что она будет делать в следующее мгновение. Таких соседей всего восемь — четыре прилежащих и четыре по диагонали. Каждая клетка, чтобы определить, что ей делать в следующий момент, считает, сколько соседских огоньков включены в данный момент. Если ответ равен двум, то клетка не изменяет своего состояния. Если ответ — три, то огонек данной клетки будет включен, независимо от того, каким было ее предыдущее состояние. В остальных случаях свет будет выключен. (Включение света именуется на техническом жаргоне “рождением”, а выключение — “смертью”. Подходящие термины для “Игры жизни”!) Последствия этого простого закона, который одновременно соблюдается на всей доске, весьма удивительны. Хотя в момент выхода этой книги “Игре жизни” уже больше десяти лет, она все еще полностью не изучена.
Из локальности времени следует, что далекая история может влиять на события настоящего момента только в том случае, если “воспоминания” были бы каким-то образом закодированы в световых узорах, распространяющихся по всей доске (ранее мы называли это “расплющиванием” прошедшего на настоящее). Разумеется, чем более детальны эти воспоминания, тем больше должны бы быть физические структуры. Однако из локальности в пространстве законов физики следует, что крупные физические структуры могут быть нестабильны — они могут просто дезинтегрироваться!
С самого начала проблема выживания и связности крупных структур была одной из основных проблем “Жизни”, и Госпер был одним из открывателей нескольких типов поразительных структур, которые, в силу своей внутренней организации, выживают и показывают интересное поведение. Некоторые структуры (так называемые “глайдерные пистолеты”) периодически испускают меньшие структуры (“глайдеры”), которые медленно уплывают в бесконечность. Когда сталкиваются два глайдера или вообще любые большие мигающие структуры, могут посыпаться искры!
Наблюдая за этими мигающими узорами на экране (и будучи в состоянии использовать увеличение и уменьшение, что позволяло видеть события разных масштабов), Госпер и его коллеги сумели понять многие основные закономерности “Жизни” и развили красочный словарь для описания встречающихся в ней явлений (флотилии, пыхтящий поезд, глайдерная бомбардировка, стреляющие машины, порождатели, пожиратели, космические грабли, антитела и так далее). Узоры, которые кажутся совершенно непредсказуемыми новичку, для этих экспертов вполне интуитивны. И все же в “Игре жизни” все еще остается много непонятного. Существуют ли в ней такие структуры, сложность которых возрастает до бесконечности, или же все структуры в какой-то момент стабилизируются? Существуют ли в ней все более усложняющиеся уровни структур, имеющие собственные феноменологические законы, по аналогии с нашими молекулами, клетками, организмами и обществами? Госпер предполагает, что на гигантской доске, где понадобилось бы несколько скачков интуиции, чтобы начать понимать сложные типы организации, вполне могли бы обитать “существа”, обладающие сознанием и свободой воли и размышляющие о своей вселенной и ее физических законах. Они даже могли бы размышлять о том, существует ли Бог, создавший все это, и если да, то как войти с “Ним” в контакт — и имеют ли подобные усилия смысл.
Здесь мы вновь сталкиваемся с вечным вопросом о том, как может свобода воли сосуществовать с жестко определенным субстратом. Частичный ответ состоит в том, что воля — явление, воспринимаемое тем, кто ею обладает, а не Богом наверху. Пока некое существо “чувствует” себя свободным, оно свободно. Но давайте, в нашем обсуждении этих темных вопросов, передадим слово самому Богу, который в следующий главе исчерпывающе объясняет сбитому с толка Смертному, что в действительности представляет из себя свобода воли.
Д.К.Д.
Д.Р.Х.
20
РЭЙМОНД М. СМОЛЛЯН
Даоист ли Бог?
СМЕРТНЫЙ: И следовательно, о Боже, я молю Тебя, если у Тебя есть хоть капля жалости к Твоему страдающему созданию, освободи меня от необходимости иметь свободу воли.
БОГ: Ты отказываешься от величайшего дара, который я тебе когда-либо давал?
СМЕРТНЫЙ: Как Ты можешь называть даром то, что было мне навязано насильно? У меня есть свобода воли, но не по моему выбору. Я никогда не выбирал иметь свободу воли. Я должен ею обладать, хочу я того, или нет!
БОГ: Почему ты не желаешь иметь свободу воли?
СМЕРТНЫЙ: Потому что свобода воли означает моральную ответственность, а моральная ответственность — это больше, чем я могу вынести!
БОГ: Почему моральная ответственность кажется тебе столь невыносимой?
СМЕРТНЫЙ: Почему? Честное слово, я не могу анализировать, почему; я знаю только то, что она невыносима.
