Злые языки уверяли, что это побочный сын Потемкина и княгини, не признанный покойным князем Андреем Павловичем, простившим жену под условием, что плод ее любви к Григорию Александровичу не разделит ни титула, ни состояния с их сыном.
Теперь законный сын умер, а незаконный вступил в его права. Могущество светлейшего сделало эту метаморфозу.
Так шептались в гостиных…
Молодого князя похоронили в фамильном склепе князей Святозаровых, на кладбище Александро-Невской лавры.
Таинственная история семейства князей Святозаровых снова заняла умы петербургского большого света и заняла бы на более долгое время, если бы его внимание не отвлек данный светлейшим князем Потемкиным волшебный праздник в Таврическом дворце.
Приготовления к этому празднику делалось уже давно, и также давно в обществе циркулировали слухи о тех и других подробностях его программы, но самый праздник превзошел, как это нередко бывает, даже самые взыскательные ожидания, самую пылкую фантазию приглашенных, которых было множество.
Приглашен был буквально весь великосветский Петербург кроме Александра Васильевича Суворова, которому светлейший не забыл нанесенной обиды.
К огорчению Григория Александровича, не могла, конечно, быть и княгиня Святозарова с сыном.
Наконец день праздника наступил.
Это было 8 мая 1791 года. На площади, перед Таврическим дворцом, построены были качели и разного рода лавки, из которых безденежно раздавалось народу не только яства и питье, но платья, обувь, шляпы, шапки и прочее.
Народу, конечно, собралась несметная толпа. К дворцовому подъезду между тем один за другим подкатывали богатые экипажи. Над подъездом красовалась из металлических букв надпись, выражавшая благодарность Потемкина великодушной его благодетельнице.
Всех приглашенных было три тысячи человек, и все они как мужчины, так и дамы, должны были явиться в маскарадных костюмах.
На самом Григорие Александровиче был алый кафтан и епанча из черных кружев, стоившая несколько тысяч рублей.
Все это, по обыкновению светлейшего, сияло бриллиантами, а на шляпе его было их столько, что ему стало тяжело держать ее в руке и он отдал ее одному из своих адъютантов, который и носил за ним эту неоцененную драгоценность.
Обстановка и убранство комнат были великолепные.
Из передней, не очень большой комнаты, о трех дверях, входили в огромную большую залу с куполом и светом сверху. Под куполом устроены были хоры, на которых стояли невидимые снизу часы с курантами, игравшие попеременно пьесы лучших тогдашних композиторов; тут же помещены были триста человек музыкантов и певцов.
Во всю длину залы, в четыре ряда, шли высокие и массивные колонны из белого полированного гипса, образовавшие таким образом две узкие галереи, и по четырем концам которых были громаднейшие зеркала.
Окна находились не в продольных, а в поперечных стенах комнат, и тут, у каждого из этих стен, устроено было по эстраде, отделявшейся от полу несколькими ступенями.
Одна из эстрад, предназначавшаяся для императрицы, была покрыта драгоценнейшим персидским шелковым ковром.
На каждой из эстрад стояло по огромнейшей вазе из белого каррарского мрамора, на пьедестале из серого; а над вазами висели две люстры из черного хрусталя, в которых вделаны были часы с музыкой.
Люстры эти стоили сорок две тысячи рублей.
Кроме того, в зале было еще пятьдесят шесть люстр и пять тысяч разноцветных лампад, белых и цветных, сделанных наподобие роз, тюльпанов и лилий и развешанных гирляндами.
При входе в залу, по обеим сторонам от дверей, устроены были ложи, задрапированные роскошными материями и убранные цветами.
Под ними были входы в четыре ряда комнат, обитых драгоценными обоями.
На стенах этих комнат красовались великолепные картины, купленные Потемкиным, как и описываемые нами вазы из черного хрусталя у герцогини Кингстон.
Из этих комнат особенным великолепием отличались комнаты, предназначенные для карточной игры императрицы и великой княгини Марии Федоровны. Обои в них были гобеленовские, софы и стулья стоили сорок шесть тысяч рублей.
В одной из этих комнат находился «золотой слон» и средней величины часы, стоявшие перед зеркалом на мраморном столе. Часы служили пьедесталом небольшому золотому слону, на котором сидел персиянин. Слон был обвешен драгоценными каменьями.
Из большой залы был выход в зимний сад, в шесть раз больший эрмитажного и несравненно красивее распланированный.
На дорожках сада и на невысоких дерновых холмиках стояли мраморные вазы и статуи, изображающие гениев, из которых одни венчали очень сходно сделанный бюст Екатерины, а другие совершали перед ним жертвоприношения.
Посреди сада возвышался храм с куполом, достигавшим до самого потолка, искусно расписанного в виде неба. Купол опирался на восемь колонн из белого мрамора.
Государыня была представлена в царской мантии, держащею рог изобилия, из которого сыпались орденские кресты и деньги.
На жертвеннике была надпись: «Матери отечества и моей благодетельнице».
Сад был увешан также гирляндами разноцветных лампад в форме цветов и плодов, оглашался пением певчих птиц и был полон ароматами от поставленных там и сям курильниц и фонтана, бившего лавандовою водою.
Эффект, производимый этой волшебной обстановкой, был чрезвычайный.
Самый Таврический сад, окружавший дворец, был точно также великолепно убран и иллюминирован. В нем построены были несколько новых мостов из мрамора и железа, несколько павильонов и беседок, а в аллеях поставлены были новые статуи.
В шестом часу съехались почти все приглашенные, но в роскошных залах дворца царствовала чинная тишина. Все ждали царицу праздника.
Пробило шесть часов и из уст в уста стали передавать известие, что императрица едет.
Действительно, вокруг дворца раскатилось громоподобное «ура». Это народ приветствовал свою «матушку-царицу».
Екатерина с великими княгинями Александрою Павловною и Еленою Павловною подъехала ко дворцу.
Григорий Александрович принял ее из кареты, а в передней комнате встретил императрицу наследник престола Павел Петрович и его супруга Мария Федоровна.
Сопровождаемая всей высочайшей фамилией, государыня прошла на приготовленную для нее, в большой зале, эстраду и начался балет сочинения знаменитого балетмейстера того времени Пика.
В балете участвовали двадцать четыре пары из знатнейших фамилий — на подбор красавцы и красавицы.
Все они были в белых атласных костюмах, украшенных бриллиантами, которых в итоге было на десять миллионов рублей.
Предводительствовали танцевавшими великие князья Александр и Константин Павлович и принц Виртембергский.
В конце балета явился сам Пик и отличился необыкновенным соло.
Стало уже смеркаться.
Григорий Александрович пригласил императрицу, со всей высочайшей фамилией, в театр, устроенный в одной из боковых зал, куда последовала и часть гостей, сколько могло уместиться.
Когда занавес поднялся, на сцене появилось лучезарное солнце, в середине которого в зеленых лаврах стояло вензелевое имя Екатерины II.
Поселяне и поселянки, воздевая к солнцу руки, выражали движениями благоговейные и признательные к нему чувства.
Затем следовали две французские комедии и балет.
В последнем представлен был смирнский купец, торгующий невольниками всех народов, между которыми не было ни одного русского.
После спектакля императрица, в сопровождении великих князей и княжен, прошла сперва в большую залу, а потом в зимний сад.
Там уже все приняло другой вид.
Дворец освещен был ста сорока тысячами лампад и двадцатью тысячами восковых свечей.
Он был буквально залит светом, всюду отражавшимся в бесчисленных зеркалах, всюду дробившимся в хрустале и драгоценных украшениях.
— Неужели мы там, где и прежде были? — спросила Потемкина Екатерина, изумленная и, видимо, довольная представившимся ей великолепным зрелищем.
Государыня последовала в зимний сад.
Там заливались на все голоса соловьи и другие птицы.
На колоссальной, украшенной хрусталем пирамиде, находившейся между храмом и устроенной за ним лиственной беседкой, сверкало бриллиантовыми литерами имя Екатерины, от которого на все стороны исходило сияние.
На других пирамидах горели составленные из фиолетовых и зеленых огней вензелевые имена наследника престола, его супруги и обоих великих князей, Александра и Константина Павловичей.
Когда императрица со своею свитою подошла к храму, Григорий Александрович на его ступенях упал на колени перед изображением государыни и благодарил ее за все ее благодеяния.
Екатерина ласково подняла его и поцеловала в лоб.
