Все армии мира построены на более или менее авторитарных организационных началах. А прозападные страны, которые, по определению Солженицына, стоят "на переднем крае тоталитаризма", то есть, точнее, на переднем фронте борьбы с ним, сопротивления его прямой атаке - это, образно выражаясь, военные гарнизоны еще свободного мира, который склонен предоставить их роковому ходу событий под тем предлогом, что у них "нет полной демократии". Это не более чем предлог, ибо государствам тоталитарным и тяготеющим к тоталитарному миру, несмотря на их внутренний деспотизм, Запад с готовностью помогает - экономически и технологически, в том числе и оружием. Некоторые западные общественные деятели, соединяющие в себе политиков и ученых (один из наиболее ярких примеров - Джин Киркпатрик), значительно резче, чем Солженицын, предъявляют своему миру те же упреки. По мнению Д. Киркпатрик и ее западных единомышленников, прозападные не вполне демократические и даже вполне авторитарные режимы в их внутренней ситуации следует осторожно подвигать к демократии, но прежде всего им надо помочь выстоять, выжить, остаться в орбите Запада. Этот подход вполне совпадает с отказом Солженицына принять как достойное оправдание западного безразличия к судьбе некоторых своих традиционных союзников утверждение, что "нельзя защищать тех, у кого нет полной демократии", хотя речь идет о самозащите Запада и его союзников от глобального натиска тоталитаризма((.
В обоих выступлениях перед профсоюзами Солженицын говорит о двух аспектах, двух плоскостях современного существования человечества:
"Сегодня в мире происходят два важнейших процесса. Один процесс - тот, о котором я сказал, - вот он идет уже более тридцати лет. Это процесс близоруких уступок. Это процесс отдавать, отдавать, отдавать, и может быть когда-нибудь волк насытится. А второй процесс, который я считаю ключевым, и я предсказываю, что он принесет нам всем будущее... - это процесс тот, что под чугунной корой коммунизма, в Советском Союзе уже лет двадцать, а в других коммунистических странах меньше, - идет освобождение человеческого духа, вырастают новые поколения, непоколебимые в борьбе со злом, которые не идут на беспринципные компромиссы, которые предпочитают потерять все: заработок, всякие условия существования, саму жизнь, только не пожертвовать совестью, только не войти в сделку со злом. (апл.) Так вот - этот процесс зашел так далеко, что в сегодняшнем Советском Союзе марксизм упал так низко, он скатился к анекдоту, он скатился в человеческое презрение. У нас уже просто никто мало-мальски серьезный, и даже студенты и школьники, уже серьезно, без улыбки, без насмешки о марксизме не говорят. Но весь этот процесс нашего освобождения, который, конечно, вызовет и общественные перемены, - этот процесс медленнее, чем тот, который... чем первый, чем процесс уступок. Нам там, когда мы наблюдаем за этими уступками, нам страшно. Зачем же так быстро, зачем так стремительно, зачем уступают по несколько стран в один год?.. Я начал с того, что вы - союзники нашего освободительного движения в коммунистических странах. И я призываю вас: давайте вместе думать и стараться, как нам урегулировать соотношение этих двух процессов. Всякий раз, когда вы помогаете нашим преследуемым, вы не только проявляете великодушие и благородство, вы защищаете не только их, но и самих себя, но и свое будущее... (апл.)" (I, стр. 227-228).
Я не думаю, что в Советском Союзе выросли и продолжают очень интенсивно расти целые духовно раскрепощенные и проникнутые новым, действительно высоким, идеализмом поколения. Крушение официальной идеологии в большинстве случаев оставляет по себе вакуум и беспорядочные обломки. И лишь количественно небольшая часть людей, от этой идеологии отпавших, обретает новые, духовно и по-настоящему ценные конструктивные идеалы. Как это ни парадоксально, марксизма и ленинизма в СССР, несмотря на их пожизненную (адаптированную властью к ее задачам) зубрежку, не знают и отвергают чаще всего лишь потому, что их навязывают опротивевшие "верха". Лишь в сравнительно небольшом числе случаев отрицание марксизма и ленинизма бывает в СССР конструктивным, имеющим за собой иное, продуктивное мировоззрение. Но процессы отрицания ширятся, и процессы выработки альтернативных миропониманий идут, и для них нужно время и целенаправленность: и открытая, и конспиративная деятельность прозревших. Кроме того, неэффективная во всех отношениях, кроме дезинформации, принуждения и экспансии, тоталитарная структура накапливает при своем функционировании разнообразные шумы, стареет, подвергается деструкции. И, будь она надежно блокирована извне, эти процессы шли бы в ней гораздо быстрее и интенсивней, вынуждая власть к уступкам, а общество подвигая к сознательной оппозиции. Поэтому Солженицын безоговорочно прав, когда он убеждает свою западную аудиторию хотя бы предоставить тоталитарные диктатуры их собственной судьбе, не позволять им распространяться и не компенсировать с такой услужливостью их созидательную неполноценность.
"Но давайте попробуем, сколько можно, - остановим безумный, бессмысленный и безнравственный процесс бесконечных уступок агрессору... этих ловких юридических изворотов, когда каждый раз находится аргумент: почему еще одну, еще одну, и еще одну страну надо отдать, отдать и отдать. Почему надо снова и снова подавать коммунистическому тоталитаризму технику - сложную, тонкую, то, что нужно ему для вооружения, для подавления своих сограждан. Если мы сумеем задержать, хотя бы не остановить, но задержать этот процесс уступок и дать возможность продолжаться процессу освобождения в коммунистических странах, то эти два процесса, в конце концов, дадут нам наше будущее (апл.)". (I, стр. 228-229).
И тут же возникает сомнение, сформулированное в нью-йоркской речи:
"Но способна ли свободная, разнообразная западная система принять такую линию? Способна ли она вся едино согласиться: и правда, перестанем соревноваться, перестанем угождать, перестанем отталкивать друг друга локтями - мне, мне, мол, пожалуйста, концессию, мне вот там дайте... Очень может быть, что и не согласится. И если такого единства не будет найдено, если в безумном соревновании фирм будут все так же гнать займы и тонкую технику, и подавать землеройные машины для наших могильщиков, боюсь, что окажется прав Ленин, который сказал: сама буржуазия продаст нам веревку, а мы ей дадим повеситься" (I, стр. 250-251).
Проникновенным монологом, насыщенным страстным неравнодушием к судьбе его западной аудитории, завершается речь Солженицына в Вашингтоне. Основные мысли этого монолога будут повторены и в Нью-Йорке. Прочитав обе речи, можно ли видеть в Солженицыне изоляциониста и "антизападника"?
"'Внутренних дел' не осталось на нашей тесной планете... Коммунистические вожди говорят вам: не вмешивайтесь в наши внутренние дела, дайте нам душить спокойно... А я говорю вам: пожалуйста, побольше вмешивайтесь в наши внутренние дела... Мы просим вас - вмешивайтесь! (апл.) И так понимая свою задачу, я тоже сегодня, может быть, вмешался в ваши внутренние дела, или как-то коснулся их, простите (апл.)...
...Америка вызывает у меня, у моих друзей, у наших единомышленников там, у всех простых советских людей, - не у высокопоставленных, - вызывает соединенное чувство восхищения и сострадания. Восхищения - тем, что вы даже сами не знаете, сколько еще у вас будущего и сколько сил. Вы страна будущего. Вы страна молодая. Страна не использованных еще даже возможностей. Страна великих просторов географических. Простора души. Щедрости. Великодушия. Но с этими качествами: силы, щедрости и великодушия, - в человеке, в каждом, а вот и в целой стране, соединяется обычно доверчивость. И ваша доверчивость уже сослужила, уже несколько раз сослужила вам плохую службу... И я, и я хотел бы призвать, чтобы Америка проверяла эту свою доверчивость, и не дала возможность тем мудрецам, которые, играя в достижение будто бы еще более тонкой справедливости, еще более юридических тонкостей равенства и каких-то оговорок, чтоб они - одни по искаженности кругозора, другие по близорукости, а кто по корысти, чтобы под этим ложным видом борьбы за мир и за общественную справедливость, не повели бы вас, не завели бы вас на ложную дорогу. Ибо они толкают ослабить, разоружить вашу прекрасную страну перед такой опасностью, перед такой грозной силой, какой не знала вся мировая история, не только ваша, американская, но вся мировая история. И я призываю вас: трудовая простая Америка, - представленная сегодня здесь своим профсоюзным движением, - не дайте себя ослабить, не дайте завести себя в неверную сторону. Будем стараться замедлить процесс уступок и помочь процессу освобождения!.. (аплодисменты)" (I, стр. 229-230).
Выступления Солженицына перед американскими профсоюзными деятелями в дни его первого кратковременного знакомства с Америкой вызвали, по-видимому, широкий резонанс в США. 13 июля 1975 года в Нью-Йорке, во время телеинтервью компании NBC (программа "Встречи с прессой"; II, стр. 206-212), ведущие корреспонденты крупных американских газет и телевидения предприняли попытки уточнить некоторые, как видно, неприятно их поразившие, высказывания Солженицына в этих двух речах.
