Я видел турбинные реакторы, теплообменники, даже нечто похожее на плазменную чашу — хотя она была слишком маленькой для настоящего генератора с плазменным питанием. Три сооружения вдоль одной из стен явно представляли собой пыточные стойки, оснащенные оковами и невральными иглами. Казалось, что машинерия не обладает единством формы и назначения — она была подобрана настолько эклектично, что это представлялось случайным выбором.
Все было соединено связанными кабелями и пронизано серыми кристаллами. Каждая из машин управляла группой устройств меньшего размера, когитаторов, мониторов и генераторов. Всю левую стену занимали хирургические столы и настенные сервиторы, оснащенные инструментами для бионической аугментации и необходимой микрохирургии, которая всегда ей сопутствует.
Я посмотрел на все, на помещение в целом, на расстановку сгруппированных машин. В особенности я следил за линиями силовых кабелей, идущими между ними. Те складывались в фигуры. Знакомые фигуры.
Каждая из машин занимала место звезды. При общем рассмотрении они оказывались… созвездиями.
Скорпиос Вененум, отравитель. Фералео, великий зверь. Джейма и Инайя, Служанки Императора. А вот Саджиттар Охотник и его облаченная в юбку супруга Ориенна Охотница. Я мог только догадываться, какой астральный эффект дало бы расположение машин при их использовании в психическом ритуале. Абаддон создал многообразную связь энергий.
— Это ночное небо, — произнес я. — Звезды с поверхности Терры.
Если судить по легкой улыбке, мой ответ доставил ему удовольствие. И все же он не стал объяснять дальше.
— Желаете выпить?
Кем был этот обезоруживающе скромный паломник? Куда делся холерик-владыка битвы, который командовал воинской элитой Легиона, пользовавшегося наибольшим уважением? Мне было нечего сказать. Его святая святых представляла собой хибару взбесившегося коллекционера, мастерскую обученного технодесантника, мрачное прибежище ученого, арсенал отчаявшегося солдата. Все вместе и ничего из этого. В своих уединенных странствиях он повидал больше, чем любой из нас, и это было видно здесь, в его святилище воспоминаний.
Предложенный им напиток оказался чистым спиртом, слегка обжигавшим корень языка. Я великодушен, утверждая, что питье обладало грубым химическим вкусом охладителя для двигателей.
«Выпивку» разлили из бочки с предупреждениями о ядовитой кислоте в колбы из покоробившегося белого металла. У меня было неуютное ощущение, что Абаддон и впрямь пытается быть гостеприимным. Телемахон отказался притрагиваться к жидкости. Я взял колбу из вежливости.
— Славно, — произнес Леор, выпив прозрачную жидкость. — Благодарю, капитан.
Я позволил своим чувствам пройтись по сознанию Леора. Любопытство вынуждало меня искать признаки обмана. Невероятно, но Пожиратель Миров говорил правду. Ему понравилось.
— Это адренохром, — сказал Абаддон. — Взят из надпочечных желез живых рабов и смешан с несколькими искусственными составами, включая формулу, которую я разработал в ходе попыток синтезировать эктоплазму.
Я перестал глядеть на ложные созвездия машин и уставился на него.
— Ты пытался синтезировать Эфирию? Искусственно воссоздать пятый элемент?
Он кивнул.
— С тех пор уже успело пройти какое-то время. Я забросил это занятие как совершенно бесперспективное.
— Ты… ты пытался сделать сырую энергию варпа? Из химикатов?
— Не только химикатов. Еще я использовал то, что ты бы назвал «сверхъестественными реагентами». Разумеется, это инертный продукт. Если угодно, отходы, впоследствии отфильтрованные и смешанные с такими количествами спирта, которые бы убили неусовершенствованного человека, — он сделал паузу и долгий миг глядел на меня. — Похоже, это понятие тебе дается с трудом, Хайон.
— Признаюсь, так и есть. Какие материалы ты использовал?
Он ухмыльнулся.
— Слезы девственниц. Детскую кровь. Тебе известны тайны варпа, так что ты знаешь, как всегда бывает в таких делах. Символизм — это все.
Я снял шлем, продолжая просто смотреть на него и не зная, говорит ли он правду. В воздухе висел прогорклый запах бронзы.
— Забавно, — усмехнулся Леор, прикончив остаток питья.
— Стараюсь, стараюсь. Еще там есть яд одного из Нерожденных, который возник на борту корабля несколько лет назад и доставлял мне проблемы, пока я обманом не заманил его в заточение. Еще несколько заслуживающих упоминания ингредиентов — трупы псайкеров и Нерожденных, оставленные медленно растворяться в охлаждаемых плазменных чашах. Затем я процедил оставшуюся слизь сквозь очистители с защитными гексаграммами.
Он говорил так, словно тщательное алхимическое преобразование представляло собой ежедневную рутину. Я задался вопросом, было ли такое запретное знание, которым он не занимался во время своего уединения хотя бы на любительском уровне.
— Ясно, — пробормотал Леор. — Как познавательно.
— Сарказм не подобает воину, Леорвин. Мне было скучно этим заниматься, и об этом процессе точно так же скучно слушать. В сущности, я уже оставил все эти эксперименты. Любопытство толкнуло меня попробовать, но работа доставляла мне мало удовольствия. Как вы догадываетесь, большую часть времени я проводил за пределами корабля.
Он впервые обратил внимание на переплетенную кожей колоду карт таро, пристегнутую цепью к моему поясу.
— Впечатляющий гримуар.
Термином «гримуар» пользовались практики Искусства, более склонные к театральности, чем я, однако я не стал поправлять.
— Ты собираешься пить? — поинтересовался Леор. Не говоря ни слова, я передал ему свою колбу. — Следует пить, пока есть такая возможность, — укорил он меня.
В его словах был смысл. О, в Оке мы вели настоящие сражения с такой простой и примитивной вещью, как жажда. Целые годы своей жизни я питался химическими составами, канцерогенной озерной водой и даже кровью. Я расправлялся с братьями и кузенами за сотню разных прегрешений, но вы и представить себе не можете, сколько пало от моего клинка в войнах за чистую воду.
— Чтоб мне ослепнуть, — прошептал Телемахон с другого края зала. — Коготь.
Мы подошли к нему. Он стоял перед оружейной стойкой, заключенной внутри мерцающего стазисного поля. Огромный черный доспех катафрактия, изготовленный из черненого керамита и украшенный недремлющим оком Гора, было ни с чем не спутать. Боевая броня Верховного Вожака юстаэринцев. Абаддон в своем выцветшем от времени доспехе, части которого были позаимствованы у всех Девяти Легионов, выглядел бледной тенью воина, каковым он был, когда носил это изукрашенное терминаторское облачение на стенах Дворца Императора. Почти на каждом сантиметре керамита виднелись рубцы от попаданий из болтера и порезы от клинков. Не было никаких сомнений, что до своего паломничества Абаддон всегда находился в самой гуще схватки.
Отдельно от доспеха, на собственном плинте покоился громадный молниевый коготь. Пальцы представляли собой слегка изогнутые серебристые клинки, каждый из которых сам по себе был чудовищной косой. Размеры оружия увеличивал изукрашенный двуствольный болтер, установленный на тыльной стороне перчатки. Отверстия для подачи боеприпасов были выполнены в виде широко открытых пастей голодных демонов из желтой меди. Черная поверхность когтя была покрыта царапинами и вмятинами.
Коготь Гора. В стазисе он выглядел почти обыденным. Смертоносным, ужасным, убийственным, но всего лишь молниевым когтем. Всего лишь оружием.
Дрожь удовольствия Телемахона была самой сильной эмоцией из тех, что я ощущал в его разуме после переписывания. Я чувствовал, что под погребальной маской у него изо рта течет слюна.
А потом я увидел, в чем дело.
Лезвия Когтя покрывала кровь — засохшие пятна крови, размазанной по блестящим металлическим когтям. Телемахон положил руку на репрессорный ореол стазисного поля, будто он мог просто протолкнуться внутрь него и прикоснуться к защищаемому им Когтю.
Абаддон присоединился к нам. Его нечеловеческие глаза глядели на запертое оружие. Для него оно являлось менее мистическим, но более важным. Он тысячу раз видел, как его отец-примарх носит Коготь в бою, что придавало реликвии ауру чего-то знакомого, но это именно он сорвал коготь с остывающего трупа отца, пока клинки еще были влажны от крови, принадлежавшей… принадлежавшей…
Я тихо выдохнул, чувствуя на лице тепло от дымки стазисного поля.
— Когда ты заключил его в стазис? — спросил я Абаддона.
— Через несколько часов после того, как забрал, — Абаддон тоже не отрывал взгляда от оружия, хотя я не мог сказать, какие эмоции сгущаются по ту сторону его золотистых глаз. — Я ни разу не носил его в бою.
