Клацнул замок, дверь распахнулась, на крыльцо вышел человек. В опущенной руке что-то металлически блеснуло. Прикрыл дверь, постоял, давая глазам привыкнуть к темноте. Собирался ли он поохотиться на забредшую животину, или просто убедиться, что тревога ложная, – было непонятно. А спустя мгновение стало и неважно…
Брошенный нож рассек воздух серебристой молнией. Человек дернулся, слепо зашарил рукой у горла… А к крыльцу уже метнулись три стремительные тени в черном ночном камуфляже.
…Внутри оказалось еще двое. В штатском, но на мирных хуторян никоим образом не походили – молодые, подтянутые, выправка военная. Один дернулся было за оружием – отлетел к стене, получив по скуле ботинком Граева.
Впрочем, спустя очень недолгое время вернулся на стул, надежно спеленатый широким скотчем. Равным образом оказался упакован и его напарник.
Надежда осматривала остальные помещения дома, Макс – надворные постройки. Граев подошел к окну – отлично, тройной стеклопакет. Шум не будет слышен снаружи…
СБ уже доставал шприц-тюбик – наверняка с какой-то «сывороткой правды». Граев сделал в его сторону отрицающий жест – ломать пленных надлежало быстро, не дожидаясь, когда подействует снадобье.
Направил пулемет на одного из связанных. Спросил коротко:
– Где вход?
С этого момента оба стали трупами – хотя моргали, дышали и считали себя живыми. Приказ был однозначен: слышавших русскую речь в живых не оставлять.
Граев не ждал ответа – лишь прикидывал, кто из пленников послабее, кто поплывет, когда у него на глазах пристрелят напарника…
Один ответил что-то по-эстонски. Второй промолчал. Придуриваются, наверняка понимают русский.
– Говорит, мол имеем право только имя спрашивать, – перевел Валет. – Да часть, да личный номер. Вот уёбок…
Колоть надо этого, качающего права, понял Граев.
Но Валет опередил:
– Дайте-ка я их разговорю… Они ваши штучки-дрючки небось знают, а я по-простому.
СБ переглянулся с Граевым, кивнул. Ладно, пусть изобразит «злого следователя».
– Только быстро, – сказал Бомбер. – И не перестарайся, халупу разносить по бревнышку некогда.
Валет расплылся в радостной улыбке. Выглядела она жутковато.
В этот момент вернулась Надежда. Покачала головой – в доме чисто.
Тем временем Валет ухватил за волосы пленника – того, что промолчал. Задрал голову и тут же с маху вколотил в рот стволы обреза. Быстро спросил о чем-то второго по-эстонски. Второй не ответил, смотрел, выпучив глаза, на своего товарища. Тот пытался что-то прохрипеть из-под железного кляпа, по подбородку обильно стекала кровь.
С улицы вошел Макс, вместо пулемета в руке автомат – все по плану, поменялся оружием с Крапивиным, тот остался снаружи и держит подходы со стороны крепостицы. А сам Макс не иначе как решил помародерствовать: в руке магнитофон-двухкасеттник. Глаза в прорезях чеченки хитро поблескивали; заявил дурашливо:
– Дывитесь, панове, яка гарна корова!
Ткнул клавишу – из магнитофона раздалось коровье мычание. Граев махнул рукой: уймись, не до того.
Валет вновь задал вопрос. Резко, угрожающе. Второй что-то промямлил – судя по всему, не удовлетворившее контрабандиста. Выстрел прозвучал гораздо тише, чем стоило ожидать от такого оружия, голова сыграла роль глушителя. На стене разбрызгалось огромное пятно гнусного вида. Валет двинулся к второму, легонько покачивая обрезом – концы стволов густо измазаны красным.
Пленник мгновенно вспомнил русский язык. Заорал почти без акцента:
– Не ната! Не стреляйте! Там! Там!
Он извивался, кивал головой куда-то в сторону – понять, что значит «там», было затруднительно.
Переспросили. Оказалось – люк в соседнем помещении, ведущий в подпол. Макс тут же отправился на проверку: сдернул в сторону ковролин, поднял крышку, спрыгнул.
– Есть! – раздался приглушенный крик. – Дверь железная! Взрывать на хрен придется!
Бомбер (за взрывы отвечал сегодня он) поманил Валета:
– Пошли. Поможешь.
Тот с видимым сожалением уходил от пленника… Но СБ абсолютно прав – поигрался и хватит. Непредсказуем. Чего доброго, пальнет и во второго… А эта белобрысая пташка еще должна спеть пару арий…
Пташка пела поначалу охотно – о том, что ожидает группу за железной дверью. А потом словно бы призадумалась: страшный человек со страшным обрезом ушел – может, имеет смысл подержать клювик на замке? Или побеседовать о гарантиях?
Но тут как раз Надежда вернулась с крыльца, вынув из горла мертвеца свой метательный нож, – поднесла окровавленное лезвие к лицу бледного до синевы пленника… Серенада тут же возобновилась.
Через несколько минут в комнате никого не осталось – лишь два трупа на полу. Один, почти лишившийся головы, лежал спокойно, как мертвым и полагается. Второй же старательно пытался доказать, что еще жив, – связанное тело металось, корчилось. Кровь лилась из рассеченной артерии, алая лужа росла…
Потом голова неугомонного мертвеца зацепила стоявший неподалеку магнитофон – и раздалось длинное протяжное «му-у-у-у!»
Глава четырнадцатая. Последний берег
В дальнем углу лежало что-то вроде человека.
1.
– Суки… – выдохнул Макс. – Ломтями резать буду… Медленно…
Девочка сжалась, забилась в угол, спасаясь от яркого света фонаря. Макс отвел луч в сторону – и так напугана до полусмерти. В длинной, гробообразной камере – пусто, голые стены, ни нар, ни какой-либо иной меблировки. Большая миска, чуть ли не тазик, стоит прямо на полу. С-суки… Надо ж так над ребенком измываться…
Бетонный пол, бетонный потолок, три бетонных стены. Вместо четвертой решетка, отделяющая от коридора, – прутья странного серебристого цвета.
И – обнаженное тельце в дальнем углу.
Макс еще раз провел лучом – нет, больше ничего.
Заговорил, старясь, чтобы охрипший голос звучал спокойно, ласково:
– Не бойся. Я не сделаю тебе плохого. Теперь тебе никто не сделает плохого… Сейчас мы закончим с плохими дядьками и поедем домой. И все будет хорошо. Как тебя зовут?
Девочка молчала. И медленно приближалась – на четвереньках. Макс держал фонарь так, чтобы не слепил, чтобы касался узницу лишь самым краем луча.
«Она тут спятила… – понял Макс. – Наверное, и ест так же, – без помощи рук, стоя у миски на четвереньках…»
Неудивительно, здесь и взрослый-то спятит… Никаких внешних повреждений не видно, ни шрамов, ни кровоподтеков, – лишь обрили полностью. И лобок тоже – не малышка, бедра узенькие, но грудь уже вполне… Лет тринадцать, четырнадцать самое большее…
Из дальних закоулков подземелья время от времени доносились звуки стрельбы, но Макс не обращал внимания. Две скоротечных схватки, имевших место за вынесенной взрывом железной дверью, преисполнили его презрения к здешней охране: пентюхи. Учили их только заморские дяди, а вот жизнь не била, на прочность не пробовала…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
