Старый мерин еще был на ногах благодаря усилиям Ариадны, которая раз за разом водила его по проходу между стойлами. Как ни худо ему было. Гром повернулся и потер лоб о плечо Колина, как бы безмолвно соглашаясь на все, что тот сочтет нужным с ним сделать.
Ветеринар задался вопросом, сумеет ли на этот раз оправдать доверие животного. Бывали случаи, когда он не мог помочь. Так случилось с Нэдом, который так мучился, что в конце концов пришлось из милосердия оборвать его жизнь.
Против глубокой старости нет лекарства, думал ветеринар, но эта лошадь еще не настолько стара. Он должен ее спасти!
Колин сунул катетер в карман, чтобы был наготове, и с мрачной решимостью на лице достал распорку для рта — довольно сложное устройство, которое не позволяло челюстям сомкнуться. Мерин кротко позволил вставить ее себе в рот.
Это было пугающее зрелище, и над толпой зрителей повисла тревожная тишина. Лошади тоже перестали переминаться с ноги на ногу и сочувственно отфыркиваться.
— Мне потребуется помощник…
Колин не успел еще договорить, как понял, что первой вызовется Ариадна. Так и случилось — девушка поспешно шагнула к нему. Он с сомнением оглядел ее. Для предстоящей процедуры требовался человек с сильным характером. Чувствительность Ариадны была сейчас помехой. Понимая, что он колеблется, девушка положила ему руку на локоть.
— Прошу тебя! Я справлюсь, обещаю!
— Ты уверена, что не упадешь в обморок в самый ответственный момент?
— Клянусь!
— Что ж, будь по-твоему. Держи его вот так…
Зрители не решались даже переминаться, и под взглядом множества глаз Колин почувствовал себя ведущим актером в ключевой сцене спектакля. Сосредоточившись, он быстро ввел катетер в горло лошади и начал осторожно продвигать его по пищеводу. К тому времени мерин был слишком слаб, чтобы сопротивляться. Искоса бросив взгляд на Ариадну, Колин заметил, что та сильно побледнела, однако держала Грому голову так, как было сказано.
Тот сделал глотательное движение, и трубка проскользнула сразу довольно глубоко, но потом пошла тяжелее. Однако она шла, и это уже было удачей.
— Господи, ну и ну! — не выдержал парнишка-подручный. — И как вы знаете, что суете эту штуку в желудок, а не в легкие?
— В противном случае он бы закашлялся, — коротко объяснил Колин.
Он не отводил взгляда от шеи лошади. Для верности даже положил на шею ладонь и перемещал ее все ниже по мере углубления трубки. Мысленно он видел, как она движется по пищеводу, как достигает желудка, как входит в него. Впрочем, это последнее не нуждалось в воображении.
Как только катетер достиг желудка, скопившиеся там газы вырвались наружу с шумом и треском. Запах гниющей пищи разнесся по конюшне.
— Боже, меня сейчас стошнит! — прошептала, побледнев, Ариадна.
— Позже! — прикрикнул Колин.
Лицо девушки приобрело зеленоватый оттенок. Одной рукой она как-то ухитрялась держать голову мерина, другой зажимать нос. Окрик Колина подействовал на нее, она сделала над собой усилие и слабо улыбнулась.
Снаружи громко запел петух. Час забега неумолимо приближался.
— Пусть кто-нибудь подержит ведерко, — попросил Колин.
Несколько зрителей поспешно приблизились. Установив емкость с укрепляющей микстурой выше уровня катетера, ветеринар ввел кончик гибкой трубки в жидкость.
— Ты справишься, старина, уж поверь мне, — негромко произнес он, глядя в страдающие глаза Грома. — Будешь у нас как новенький…
Но он знал, что все не так просто, что до благополучного исхода еще далеко. Когда-то он обещал то же самое Нэду, а спустя некоторое время вынужден был из милосердия нажать на курок. Внезапно, не в силах больше выносить благодарности и безграничного доверия в кротких глазах мерина, Колин отвернулся. Лицо его было суровым и бесстрастным, когда он вынимал катетер и распорку. Молча раздвинув толпу грумов, наперебой восхищавшихся инструментом, он прошел в заднюю часть конюшни, чтобы вернуться оттуда с попоной, на которой спал эти несколько ночей.
Его встретил любящий, полный обожания взгляд Ариадны. Она вся светилась от гордости за него. Ответная улыбка Колина была далеко не сияющей. Он не мог заверить девушку, что все будет в полном порядке, потому что и сам не знал, чем все кончится.
Ариадна уже достаточно хорошо знала Колина и не стала задавать вопросов. Иное дело Тристан, на которого происходившее произвело огромное впечатление.
— Ну что? Коняга будет жить? Какой прогноз? — спрашивал он взволнованно.
Колин отделался неопределенным замечанием, снова проверил пульс Грома и нашел, что тот не изменился. Что ж, это было все-таки лучше, чем если бы он стал чаше. У мерина явно была горячка. С этим можно было справиться, и вскоре лошадь стояла всеми четырьмя ногами в ведрах с прохладной водой, накрытая при этом теплой попоной. Зрелище было бы забавным, не будь все так встревожены. Ариадна прижала голову мерина к груди и нашептывала ему слова утешения, а малыш Штурвал, стоя на задних лапках, пытался лизнуть своего занемогшего приятеля в нос.
Колин вышел на двор конюшни, хорошенько потянулся и огляделся. Тревога не оставляла его, но на данный момент все возможное было сделано. Очередную порцию микстуры можно было влить не раньше чем через несколько часов.
Солнце уже поднялось над лесом. Еще немного — и жеребцов придется готовить к забегу.
Забег. Как много зависит от его результата! Будущее молодого графа Уэйбурна поставлено на карту. Каков будет исход состязания? Это зависит… это зависит…
Колин вернулся на конюшню, прошел к дальним стойлам и посмотрел на одно из них. Шареб-эр-рех встретил его взгляд.
— Все зависит от тебя, приятель, — тихо произнес Колин.
Глава 25
Максвелл и его приятели сидели на возвышении, специально сколоченном неподалеку от стартовой линии забега. Вокруг сновали лакеи, разнося напитки и закуски. С возвышения открывался превосходный вид на уходящую вдаль ровную линию песчаного пляжа, которая как бы служила границей между морем и заболоченным участком местности, известным как Бернемские болота. Частично трасса пролегала по песку пляжа, частично — по дюнам на его окрестности. Любой мало-мальски сведущий человек счел бы ее неудачной, но выбирать было особенно не из чего. Максвелл и так сделал все, чтобы забег состоялся и чтобы на него съехалась вся избранная публика, обычно заполняющая ипподром в Ньюмаркете. Даже из Эпсома явилось немало тех, кто жаждал собственными глазами увидеть состязание между всеобщим фаворитом и никому не известным новичком, чей хозяин, молодой лорд Уэйбурн, утверждал, будто это самая быстрая лошадь в мире.