себя „автор", низкопоклонно извиняющийся перед теми, кого он якобы несправедливо оскорблял. Для Медведева, как мы помним, главное в полемике составляли идеи, для его противников - личности. И при составлении „покаянного исповедания" Медведева „мудроборцев" неумолимо влекло по накатанному пути: их „лирический герой" прежде всего кается в нанесенных конкретным лицам обидах.
Оказывается, что Медведев греческих патриархов „хульно называл именами непристойными". На следствии он почему-то запирался, а в „исповедании" наконец признался, будто на патриарха Иоакима „клеветал и называл его досадными и укорными именами перед многими людьми". В „исповедании" впервые является, что Медведев „наветовал" и „говорил слова, всякого безчестия и злословия наполненные" на игумена Печатного двора Сергия и бывшего уставщика Чудова монастыря Моисея, в то время как на братьев Лихудов (действительно сильно задетых в сочинениях Сильвестра) он всего лишь „клеветал и говорил слова хульна и бредна": зато теперь он их книгу „Акос" „приемлет и лобызает". Следы авторства „мудроборцев" вырастают из „исповедания" до невероятных размеров в извинениях перед их негласным лидером Евфимием Чудов-ским: этому „самому православному мужу, и правды ревнителю, и церкви поборнику, и веры защитнику" сочинение уделяет внимания больше, чем российскому патриарху!
По сравнению с этим кажется уже мелочью, что, горячо проклиная от имени Медведева его сочинения, автор „покаянного исповедания" знает их настолько плохо, что не упоминает одно из крупнейших - „Известие истинное". Он, видимо, знал за собой эту слабость и применил оптовую формулу: „Я, окаянный", все написанное в книге „Манна" „и иные неправые писания какие-либо, и противные святой восточной церкви мудрования, от меня через слово или через письмо в мир раз-сеявшиеся вредословия" (на разных лиц, которые перечисляются) - „все то отметаю, и отрицаю, оплевываю, под ноги пометаю, и попираю, и огнем сжигаю, и анафеме (!) предаю", - говорится от имени Медведева.
В „покаянном исповедании" Медведев предстает как человек, исключительно мало знающий, который мигом узрел истину, когда ему предложили взглянуть на ряд весьма известных книг, привезенных в Троицу из библиотеки патриарха. Простота его якобы такова, что он „не ведал, что они, римляне, суть духоборцы, того ради и… на пресноках действуют" во время литургии. Более чем странное признание для человека, точно освещавшего в своих сочинениях католический чин литургического действа! Но это отнюдь не странно для „мудроборцев", стремившихся свести деятельность Медведева к подготовке объединения православной церкви с католической.
С большим рвением автор (или авторы) „покаянного исповедания" выискивали в трудах Медведева „римскому отпадшему от благочестия костелу многие похвальные слова". Приятно отметить, что, даже извращенно истолкованные, вырванные из контекста, медведевские цитаты в „исповедании" свидетельствуют о его правоте как ученого и гуманиста. Католическое не значит неправедное, убеждал русский просветитель, показывая, что православная и католическая церковь во многом согласны между собой. „И то винно ли римляне творят, что со Христом о пресуществлении его словами веруют?" „Безумие говорить, что если кто верует в пресуществление Христовыми словами, как и римляне, тот римской церкви последователь и соглашатель с нею, что нам якобы не подобает так держать уже потому, что римляне так держат, дабы нам в том с римлянами не быть согласным".
Тот факт, что Медведев активно выступал в защиту православия, в том числе и против католического влияния, не волновал „мудроборцев". Им надо было обязательно извратить его позицию, представить просветителя агентом иезуитов и их „слуг" - православного духовенства Украины.
Эта версия оказалась очень устойчивой в исторической литературе, в частности, потому, что запечатлелась во многих письменных источниках конца XVII века. „Мудроборцы" столь усиленно обвиняли в латинстве украинцев, Симеона Полоцкого и Сильвестра Медведева, что не только в России, но и за рубежом стали распространяться самые странные слухи. Так, во французском сочинении этого времени сообщалось, будто царевна Софья и князь Голицын хотели „устроить избрание в патриархи отца Сильвестра, инока греческой религии, но по рождению поляка (!), человека очень умного, который тотчас же предложит посольство в Рим для соединения церквей, что доставит им (Софье и Голицыну. - А. Б.) большой почет". Аналогичную версию сообщал и побывавший в России иезуит Иржи Давид [49]. Как видим, целя в Медведева, патриарх Иоаким и его сторонники одновременно дискредитировали в глазах православных и основных политических врагов „петровской" группировки. Слившиеся во время августовского переворота 1689 года светские и духовные преследования и в дальнейшем протекали в едином русле.
Если мы (спустя 300 лет) легко замечаем подложность „покаянного исповедания", приписанного Медведеву, тем легче это было сделать современникам событий. На что же надеялась патриаршая комиссия, в которую, как мы помним, весьма вероятно входил по крайней мере один высокообразованный деятель русской православной церкви - Игнатий Римский-Корсаков? Посланцы патриарха, обрабатывавшие Медведева в темнице Троице-Сергиева монастыря, в конце концов поняли, что узник не станет писать „отречение". Что ж, это нетрудно было выполнить за него (а заодно и за его бывшего сторонника - Долгого). Но они не могли поверить, что не смогут заставить ученого литератора, со дня на день ждущего казни, хотя бы подтвердить написанное за него - и сохранить жизнь, более того, выбраться из ужасной темницы в обычную монастырскую келью. Комиссия много обещала, требуя немногого, разумеется по своему счету.
Заготовленные рукописи „покаянных исповеданий" Семена Медведева и Симеона Долгого оканчивались одинаково. От лица „кающихся" в них говорилось, что „это мое покаянное рукописание… прочтя всенародно, полагаю в руки… Иоакима… патриарха при всем священном соборе в храме пресвятыя Богородицы всече-стнаго и славнаго ея Успения, престольном всероссийский патриархии". Действительно, в тексте „исповеданий" содержатся многочисленные прямые обращения к священному собору русской православной церкви (в „исповедании" Медведева таких обращений восемь). Замысел „мудроборцев" вырисовывается перед нами достаточно ясно.
Разгром „хлебопоклонной ереси", а вместе с ней и ростков рационалистической мысли был задуман с большим размахом. Власть патриарха должна была восторжествовать над разумом верующих публично, на священном соборе, решения которого укрепили бы влияние „мудроборцев", увековечили их победу. Множество частных мероприятий: террор против украинского духовенства, подкуп константинопольского экс-патриарха, переговоры с иерусалимским патриархом Досифеем, следствие над митрополитом Маркеллом (которое вел тот же Игнатий Римский-Корсаков), распространение полемических сочинений и слухов, пугающих обывателя наступлением иезуитов, - все это служило одной цели - подготовке священного собора.
Особо пришлось потрудиться над исполнителем центральной роли - Семеном Медведевым. Цель оправдывала использованные средства - наиболее опасный смутьян должен был сам опровергнуть свои бредни, проклясть все, что он отстаивал, объявить свое стремление к самостоятельному поиску истины преданностью к латинской церкви, наклеить идеологический ярлык на дело своей жизни - в назидание и поучение непокорной пастве.
На вторую
