Вспоминая середину 1990-х годов, Ходорковский признает, что режим Бориса Ельцина был крайне непопулярен. Однако он твердо убежден, что Ельцин всё равно должен был остаться у власти. Только его надо было дополнить в качестве премьер-министра лидером коммунистов Геннадием Зюгановым. Причем, по утверждению Ходорковского, он именно такую точку зрения отстаивал на совещаниях с кремлевскими сановниками.
Прочитав это, я остолбенел. Вот, оказывается, чего нам удалось избежать! Мало нам было самоуправства ельцинской «семьи», стране хотели повесить на шею ещё и Зюганова! Коррумпированных кремлевских чиновников пытались уравновесить безответственными и безграмотными думскими самодурами, и искренне думали, будто таким способом можно достичь стабильности!
В начале 1990-х годов партийные и государственные начальники, имевшие в руках реальную власть и контроль над экономикой, подались в неолибералы. А оказавшиеся не удел функционеры от идеологии взялись восстанавливать компартию, тщательно придушив все попытки идейных коммунистов возродить движение снизу. Теперь выясняется, что Ходорковский ещё 10 лет назад пытался возродить единство советской номенклатуры на новом, капиталистическом базисе.
Попытка не удалась, но автор письма не падает духом. Он уверен, что всё впереди. Будущее России, по его твердому убеждению, принадлежит православным патриотам из партии Зюганова и демагогам-антисемитам из партии «Родина». Кто-нибудь из этих достойных людей обязательно станет президентом, пользуясь выражением автора, «мытьем или катаньем. На выборах или без (после) таковых».
У левых подобный прогноз может вызвать только возмущение. Но зачем это нужно Ходорковскому? Автор отвечает вполне убедительно: левые должны придти к власти, чтобы легитимировать итоги приватизации, заставить народ примириться со сложившейся системой. Правым эту задачу решить не удалось, пусть ей теперь занимаются левые: «результатом легитимации будет закрепление класса эффективных собственников, которые в народном сознании будут уже не кровопийцами, а законными владельцами законных предметов.
Так что левый поворот нужен крупным собственникам никак не меньше, чем большинству народа, до сих пор неизбывно считающему приватизацию 1990-х гг. несправедливой и потому незаконной. Легитимация приватизации станет оправданием собственности и отношений собственности - может быть, впервые по-настоящему в истории России».
Пока Ходорковский был либералом, он, по крайней мере, признавал за левыми право оставаться самими собой, быть противниками частной собственности, бороться против «эффективных собственников» (т.е. тех, кто более успешно эксплуатирует рабочих). Теперь левым отказано даже в праве на собственные принципы, им предложено просто выступить добровольными (но, возможно, небескорыстными) помощниками новоявленной буржуазии.
Разумеется, тут Ходорковский не исключение. Скорее, его взгляд на вещи выдает авторитарную (и даже тоталитарную) тенденцию, присущую современному либерализму вообще и российской его разновидности в особенности. Идея плюрализма отброшена, на смену ей приходит принцип единомыслия, pensee unique, как говорят французы. Все политические партии, группировки и тенденции имеют лишь одну задачу - обслуживать интересы класса крупных собственников, единственное политическое и идеологическое соревнование - из-за того, кто лучше обслуживает эти интересы. Остальные идеи и силы вытесняются за пределы серьезной политики.
События последних лет показали, что такая система в долгосрочной перспективе не работает. Ходорковский ссылается на опыт Восточной Европы, где левые правительства активно проводили правую политику (социальная безответственность левых кабинетов в Польше и Венгрии оставила правых далеко позади). На самом деле то же самое происходило и в Западной Европе или в Бразилии, где тоже у власти оказались неолиберальные левые.
Однако ошибается Ходорковский в главном: нигде не смогли эти политики легитимировать итоги приватизации, примирить своих сторонников - большинство населения - с режимом свободного рынка и диктатом капитала. Они лишь растеряли политический и моральный авторитет (накопленный несколькими поколениями их предшественников, действительно боровшихся против капитала). Партии начали утрачивать влияние, раскалываться, в обществе распространилось глубокое отвращение к любым политикам, независимо от наклеиваемых ими ярлыков, отчуждение между гражданами и государственной системой.
В романе братьев Стругацких «Гадкие лебеди» рассказывается про художника Квадригу. Господин Президент потратил большие средства, чтобы привлечь на свою сторону художника. А получил тупого ремесленника. Как только живописец продался, талант ему изменил. С левыми то же самое. Можно купить несколько политиков, и даже целые партии. Только итог будет плачевный, и деньги будут зря потрачены.
Жаль, если Ходорковский этого так и не осознал. Ведь даже последовательно правая газета «Ведомости» не удержалась, и в передовой статье подправила своего автора: нельзя все средства производства доверять частной собственности, все распределение доверять рынку. А если уж доверять что-то государству, то где-то надо найти «чиновников, которым нужны не «Мерседесы», а правда и справедливость для народа.
В какой «Родине» или компартии этих чиновников брать? Кто будет заботиться о тех, кого обделили либералы? Откуда, в конце концов, возьмется это богатство? Чего левая идея стоит без тех, кто мог бы стать ее бескорыстными проводниками? Ведь тут нужны настоящие рыцари». А рыцари, увы, не служат частной собственности. У них собственный кодекс чести.
Специально для «Евразийского Дома».
БУДЕТ ЛИ ОСЕНЬ ГОРЯЧЕЙ?
Кремлевское начальство, по-видимому, искренне поверило в угрозу «оранжевой революции». Или, во всяком случае, очень успешно эту веру симулирует. Можно понять и многочисленных околокремлевских политтехнологов и наемных журналистов: на этом проекте они надеются серьезно подзаработать.
Ответом власти на революционную угрозу становится политика «превентивной контрреволюции». То ли эксперты из администрации президента вспомнили про аналогичный тезис Герберта Маркузе сорокалетней давности, то ли сами додумались, но действуют они осознанно и последовательно. Затрачиваются миллионы долларов, благо в эпоху дорогой нефти этого добра у российских элит полно.
Создается молодежное движение «Наши», призванное защищать национальные ценности в лице президента и правительства, появляются новые периодические издания, единственная цель которых пропаганда идеи контрреволюции. Реальная вероятность того, что в России произойдет «оранжевая революция» по украинскому сценарию, совершенно ничтожна. Социальная и политическая ситуация в двух странах существенно различается. В России нет ни пользующихся народной поддержкой политиков, ни серьезных массовых сил, способных на повторение этого варианта. Однако, если угроза «оранжевой революции» совершенно виртуальна, то планируемая «превентивная контрреволюция» будет вполне реальна. Власть готовится к конфронтации с обществом, стремится к ней и старается всеми силами её спровоцировать.
То, что в России нет массовых «оранжевых» сил, стремящихся произвести демократический переворот в рамках сложившейся системы, отнюдь не значит, будто наше общество удовлетворено политикой власти. Напротив, недовольство очень велико. Только направлено оно, в первую очередь, против социальной политики и против тех самых мер Кремля, которые сама либеральная оппозиция поддерживает.
Хотя к весне, после уступок правительства, прекратились массовые уличные протесты, вызванные законом о моентизации льгот, массовое раздражение осталось.
Тем временем началась крайне непопулярная реформа ЖКХ, а с сентября разворачивается и очередной этап реформы образования. И в том и в другом случае речь идет об одном и том же - демонтаже оставшихся социальных гарантий и широкомасштабной коммерциализации. В случае с реформой образования это выразится не только в резком росте затрат на обучение со стороны школьников, студентов и их родителей, но и в общем сокращении числа высших учебных заведений (что ведет к сокращению числа студентов и преподавателей соответственно). Федеральные расходы на образование планируется свести к минимуму, передав проблему региональным властям, которые в большинстве провинций не справляются с финансированием и тех расходов, которые у них имеются сейчас. Число сельских школ будет резко сокращено, а их ученики отправлены в городские интернаты, напоминающие что-то среднее между казармами и исправительными заведениями.
Как будто специально для того, чтобы подлить масла в огонь, власти решают резко сократить и число военных кафедр, выпускники которых имеют шанс не служить в армии или служить офицерами. По окончании учебы выпускников университетов можно будет забрить в солдаты, а для тех из них, у кого военная кафедра сохранилась, трехгодичная офицерская служба становится обязательной. Похоже, в Кремле решили, что для провоцирования студенческих волнений одной коммерциализации образования недостаточно, надо ещё и напугать молодых людей армией.
