Уходящее лето показало, что в случае конфликта с властями студенты не останутся одиноки: по сравнению с прошлым годом резко выросло число производственных конфликтов и забастовок. Да и недовольство новым Жилищным кодексом уже дает себя знать. Достаточно искры, чтобы вспыхнул очередной пожар.
На 12 октября назначен всероссийский день студенческого протеста, поддержанный организациями учителей. Инициаторами акции являются официальные студенческие профсоюзы, известные своей коррумпированностью и недееспособностью. Однако в условиях накалившейся общественной обстановки подобные мероприятия легко могут выйти из-под контроля инициаторов (как уже бывало во время официальных студенческих митингов середины 1990-х годов в Москве).
В отличие от героев воображаемой «оранжевой революции», реально протестующие массы не ставят перед собой цели свержения президента или организации свободных выборов. Их задачи гораздо скромнее: добиться отмены очередного пакта реформ, которые уже получили обобщающее название «людоедских». Другое дело, что отношение к власти по мере проведения подобных реформ лучше не становится, а раздражение против Государственной Думы и правительства перекидывается и на президента, контролирующего как министров, так и депутатов.
В принципе власть была бы заинтересована в том, чтобы по возможности отделять социальные вопросы от политических и снижать градус противостояния. Но действует она с точностью до наоборот. Идея «превентивной контрреволюции» настолько овладела массами чиновников, что они сами «просят бури», твердо уверенные, что открытый конфликт даст им возможность разом решить все проблемы и «зачистить» всех своих противников. При этом, по мнению кремлевских советников, прибегать к массовым репрессиям не придется. Для того, чтобы вернуть общество в состояние принудительного покоя достаточно будет просто напугать либералов и запретить радикальные левые организации, которые неизбежно окажутся в первых рядах бунтующих. А эти организации за последнее время серьезно усилили своё влияние, о чем можно судить хотя бы по числу проводимых ими акций и количеству участников. Улучшилась и их координация (несмотря на внутренние противоречия, сохранился Молодежный Левый Фронт, а нынешним летом началось формирование Левого Фронта как общероссийского политического движения). Наконец, наряду с политическими активистами, удару властей могут подвергнуться просто отдельные граждане, ни к каким организациям непричастные, но проявивших излишнюю общественную активность.
В общем, страна прямым курсом идет к социально-политической конфронтации. Остается лишь выяснить, будет ли эта конфронтация происходить по плану, сочиненному в коридорах администрации, или кремлевские сценаристы в очередной раз просчитаются. Если они потеряют контроль, то джинн массового недовольства вырвется на свободу.
Вот тогда-то события в России станут по-настоящему интересными.
Специально для «Евразийского Дома».
ЧИСТО НЕМЕЦКОЕ САМОУБИЙСТВО
Для привыкших к строгому распорядку немцев, досрочные выборы - явление экстраординарное. Однако главной сенсацией, по всей видимости, станет не нарушение привычного политического расписания и даже не ставшее уже практически неизбежным поражение правящих социал-демократов, которые сами эти досрочные выборы затеяли. Немецкая пресса бурно дискутирует появление на политической сцене новой Левой партии, за которую, судя по опросам общественного мнения, уже готов голосовать каждый десятый избиратель.
Предшественницей Левой партии является Партия демократического социализма, добивавшаяся успеха главным образом на Востоке Германии. Ещё несколько месяцев назад, несмотря на успехи ПДС в «новых федеральных землях» никто не мог твердо поручиться, что в масштабах всей страны она получит достаточно голосов, чтобы преодолеть пятипроцентный барьер и пройти в Бундестаг. Сегодня же появление в парламенте новой фракции считается чем-то очевидным. Более того, Левая партия имеет шансы стать третей по размерам политической силой в стране, а на Востоке Германии - первой (обойдя не только стремительно теряющих влияние социал-демократов, но и потенциальных победителей, христианских демократов).
Стремительный рывок Левой партии отражает перемены, давно назревавшие в немецкой политике. Они накапливались подспудно, но теперь, как сказали бы Гегель и Маркс, «количество перешло в качество». В середине 1990-х годов деморализованные лидеры социал-демократии в Западной Европе окончательно сдались на милость консерваторов. В соответствии с банальным принципом «если вы не можете их победить, вы должны их возглавить», лидеры парламентских левых партий один за другим превращались в сторонников приватизации и свободного рынка. Под самый конец века руководитель британских лейбористов Тони Блэр вместе со своим немецким коллегой Герхардом Шредером обнародовали совместный манифест, где изложили новую стратегию. Фактически речь шла о том, чтобы сохранив от старой социал-демократии название и избирателей, принять политическую и экономическую программу правых, сделавшись ещё одной неолиберальной партией.
С точки зрения элит, такая партия имела даже определенное преимущество по сравнению с классическими консерваторами. Ведь она давала возможность уничтожать социальное государство руками как раз тех, кто «по должности» обязан был его защищать. Это вызвало возмущение традиционного избирателя левых, но лидеры парламентских партий не слишком горевали. Всё равно эти люди никуда не денутся. Не станут же они голосовать за правых! А профсоюзы оставались под жестким контролем партийной бюрократии.
На протяжении прошедшего десятилетия «левые правительства» не только проводили ту же политику, что и правые, но оказались во многих странах даже правее консерваторов. Во Франции именно социалисты развернули массовую приватизацию. В Германии именно социал-демократы предприняли систематическую атаку на основы социального государства.
Оказалось, однако, что терпение социал-демократических масс имеет предел. Во Франции избиратели социалистов проголосовали против Европейской конституции, которую горячо поддерживало руководство партии. В германской земле Северный Рейн-Вестфалия, традиционном оплоте социал-демократов, население провалило их на выборах в ландтаг.
Начался массовый уход активистов из партии Шредера. Причем уходили не только представители левого крыла, но просто люди, для которых слова «социал-демократия» хоть что-то значат. Уходили профсоюзные функционеры, оскорбленные антирабочей политикой «своего» кабинета. Возглавил бунтовщиков бывший министр Оскар Лафонтен. Недовольные создали движение с труднопроизносимым названием «Избирательная альтернатива за труд и социальную справедливость» (WASG).
В этих условиях Герхард Шредер решился пойти ва-банк, добившись досрочных выборов. Расчет был на то, что WASG не успеет за оставшиеся два-три месяца сорганизоваться, что выходцы из западных земель, составляющие её ядро, никогда не договорятся с восточными немцами из посткоммунистической ПДС. Расчет оказался ошибочным. Обе группировки в спешном порядке объединились. ПДС переименовалась в Левую партию и открыла свои списки для кандидатов WASG.
Слабостью ПДС всегда было именно то, что одновременно являлось её главной силой: прочная связь партии с традициями, интересами и культурой восточных земель объединенной Германии. Численность WASG гораздо меньше, чем у ПДС, однако теперь у левой политики появилось новое измерение. «Восточная» и «западная» культура встретились. Результатом стал бурный рост поддержки в обеих частях страны.
Этим, впрочем, значение немецкой Левой партии не исчерпывается. Массовый уход профсоюзных активистов и функционеров от Шредера знаменует исторический разрыв между перешедшей на позиции неолиберализма социал-демократией и организованным рабочим движением. В такой ситуации проект Блэра-Шредера теряет смысл. Если успех Левой партии обеспечен кризисом социал-демократии, то проблемы она создает себе сама.
Участие ПДС в земельных правительствах Восточной Германии вызывает недоумение её сторонников: региональные министры-социалисты мало отличаются от министров-капиталистов. Однако в данный момент избиратель готов всё простить левым ради того, чтобы наказать социал-демократов. Обновленная партия вызывает новые надежды. Даже многие из тех, кто вышел из ПДС, сейчас возвращаются.
Для радикальных левых появление новой Левой партии оказалось неожиданным и болезненным вызовом. Представители многочисленных ультралевых сект очень убедительно рассуждают об оппортунизме ПДС, но их собственная безгрешность нередко гарантируется отказом от любой практической деятельности. Во время бурной дискуссии, проходившей в Берлине в июле нынешнего года, много говорилось о правах национальных меньшинств, о борьбе с расизмом, но организаторы не смогли привлечь в зал ни одного турка, ни одного иностранного рабочего. Собственное мнение представителей меньшинств явно никого не интересовало. За них говорили образованные арийские радикалы.
