– Какой? В багажник не влезет.
– Влезет! Как не влезет? – уверил Звягин. – Японский, не такой большой, но взять неудобно.
– Да я, в общем, не грузчик, – в сомнении отказался шофер.
– Еще пятнадцать рублей плачу, – нервно попросил Звягин.
– Поможем, – вылез шофер.
Войдя в подъезд, по всей логике ситуации, первым, Звягин жестко – конь копытом лягнул! – ударил его локтем под ложечку. Шофер согнулся и замер, распялив рот и выпучив глаза. Примерившись и успев пожалеть, что рукав куртки смягчит удар, Звягин локтем же, сверху, врубил ему – к-ха! – чуть левее темени. Послышался вполне деревянный стук, шофер обмяк и свалился на бок. «В десанте служили мы крылатом, а тут нельзя не быть орлом! – тихо пропел себе под нос Звягин. – Как это называлось там? а, – с расчетом кратковременного рауша. Кратковременного не кратковременного, а полчасика отдохнет. Достаточно».
Он быстро сволок шофера по ступенькам к двери в подвал, вынул из кармана стеклянную четвертьлитровую фляжку и полил ему грудь и бока водкой: «Объясняйся потом с милицией, родимый». Надел на правую руку кожаную перчатку, подпрыгнул и разбил лампочку: тихий дзень.
Все это заняло на несколько секунд меньше запланированной минуты.
Хлопнула входная дверь.
– Опять перегорела, – тихо и злобно произнес женский силуэт, всем существом мимолетно опасаясь проходящего мимо звягинского силуэта.
– Извините, – вежливо сказал Звягин, бренча на пальце ключами от такси.
В трех кварталах он тормознул у урны и сунул в нее парик, усы и кепку. Потом свернул в темный проулок, достал из сумки автомобильные номера и плотно надел, закрепил поверх настоящих.
– 87–19 ММТ, – удовлетворенно прочитал он. – Вышел на смену. Спасибо, чаевых не берем.
В кабине достал из бардачка путевой лист, аккуратно разорвал и выкинул, а на его место положил заготовленный заранее. Глянул техпаспорт. Заменил собственной карточку водителя на приборной доске. Дотронулся до прав в кармане. Серую куртку снял и кинул на пол к заднему сиденью, оставшись в синем свитерке. Кинул в кусты под домом фляжку из-под водки, некогда коньячную. И дал по газам.
Не обращая внимания на голосующих по пути (как истый московский таксист), он с умеренной лихостью гнал к знакомому уже дому. Незадолго до Кутузовского остановился еще раз в тихом месте, снял свитерок, оставшись в скромном темном костюме и голубой сорочке с галстуком, из сумки достал и надел светлый плащ, набросил на шею шарф. Порядок.
Притер тачку к тротуару у «своего дома», глянул номера над первым подъездом – верно. «Куда лезу. Но не ждать же у моря погоды, покуда он сам на тротуар вылезет».
– К кому? – бдительно спросил вахтер из-за обширного письменного стола в светлом, теплом, чистом и вполне домашнего вида подъезде.
– Девятнадцатая квартира, Березницкий, – с уместной дозой будничной беглости и казенной вежливости сказал Звягин. Вахтер, естественно, чуть помедлил, читая его взглядом, и наметил движение в сторону телефона – позвонить в квартиру, представить гостя и получить согласие на впуск. В правильный момент Звягин достал из нагрудного кармана красную корку с гербом и секунду держал перед вахтером. На полсекунды открыл и, профессионально сжав в руке (не вырвать!), подержал еще.
– А вы звоните, – разрешающим тоном бегло сказал он от лифта. – Сергеев.
Пока он ехал на пятый этаж, хозяин был уже извещен и – д-р-р звонок, кратко и уверенно, – открыл двери сам.
– Добрый вечер, Яков Тимофеевич, – с безулыбистой теплотой протянул Звягин руку, шагнув через порог.
– Здравствуйте, – спокойно, весомо отвечал Яков Тимофеевич.
Так вот ты какой, гнида. Росточку неплохого, крепость еще видна, рожа массивная… тупая, уверенная, бронированная рожа. Славный, должно быть, был рыцарь революции: чистые руки, горячее сердце, холодная голова, ага… нет, не трусливый старикашка, но это мы еще посмотрим.
– Извините за беспокойство, но дело неожиданное и срочное, – крайне спокойно сказал Звягин. – Был звонок из референтуры начальнику управления, связано с телегой. Надо гасить без оттяжки, поэтому меня лично – за вами. – И протянул, как своему и старшему по званию, заслугам и возрасту, свое удостоверение, но в руки не дал, хозяин едва заметным внутренним движением отметил это как правильное, и Звягин отметил это его отмечание. Березницкий взял со столика в небольшом, но славном холле очки из китайской плоской вазы («У кого реквизировал, сука?») и прочитал не медленно, но внимательно. За удостоверение Звягин был спокоен – лучше настоящего, не мальчик.
– Не телефонное, – сказал он, упреждая вопрос. – Такое время.
Логично. А в чем дело, да?
– Конец дня, – сказал он. – Вечный бардак в любимом ведомстве. В архивах чуток насорили. Остальное – на месте.
Березницкий чуть подумал – тоже крайне спокойно.
– Я на машине, – сказал Звягин. Галстук не обязателен, хотел он добавить и улыбнуться, но воздержался: это уже лишнее.
– Я позвоню, – сказал Березницкий. Соображал он явно уже с трудом, да и никогда, конечно, большой сметливостью не отличался, за то и держали, но рефлексы вжились в нем прочно. – Вы садитесь.
Без «благодарю» Звягин опустился на диванчик перед телевизором и расслабил позвоночник.
– Можете. Но Крупников сейчас у хозяина, там освободятся в (взглянул на часы) восемнадцать пятнадцать.
Шлепнуть бы тебя прямо сейчас, в собственном сортире, и вся недолга. Да не заслужил ты такой быстроты и легкости.
Упоминание фамилии, причем не сразу, а в правильный момент, – это подействовало, разумеется, успокаивающе. Да и обликом Звягин, то бишь Сергеев, был правилен, безупречен. Разве что лицо запоминающееся, так в их управлении это неважно.
– Переоденусь, – сказал Березницкий и вышел. В глубине квартиры перемолвился неразличимо фразами с женой, которая так и не показалась – своя дрессура.
Явившись в синем, немодном и добротном костюме с планками и значком почетного чекиста («А как же! чтоб помнили, с кем дело имеют!»), Березницкий полез в теплый, с подстежкой, плащ.
– Машина у двери, – сказал Звягин о возможной ненужности плотно одеваться. – Обратно тоже доставят, – сказал он, и тут оба чуть улыбнулись профессиональному, для посвященных, юмору этой фразы.
Внизу Березницкий увидел пустое такси.
– Рабочая, – сказал Звягин, и Березницкий понял, согласился, судя по тональности молчания: получше все у начальства, взял оперативную, которая подвернулась, не свою же гонять, жалко, и бензин дорог, нет его.
Звягин сел и открыл правую дверцу:
– Пожалуйста.
Березницкий стоял, чуть ближе к задней. Во рефлексы действуют! – ему мозг выстриги, он на одних рефлексах то же самое делать будет.
– Пожалуйста, – сказал Звягин, открыл, перегнувшись, заднюю дверцу, а переднюю захлопнул, и Березницкий поместился сзади.
– Что тут? – спросил он недовольно, наступая на куртку.
– А, Сашино барахло, отодвиньте в сторону. – И Звягин рванул к центру.
Березницкий посапывал.
Ехали на Лубянку.
Тормозя перед светофором, Звягин попросил:
– Тряпочку протяните сзади, стекло запотело.
Березницкий взял чистую тряпку перед задним стеклом и подал, чуть потянувшись вперед. Звягин обернулся, отпустил руль, рука его скользнула мимо руки Березницкого, он чуть еще приподнялся на сиденье и воткнул выставленный большой палец под мясистый кадык, прямо над узлом галстука.
Березницкий всхрапнул шепотом, остекленел, вывалил язык и обмяк.
– А зачем нам, собственно, Лубянка? – вдумчиво спросил Звягин, за светофором перестроился в правый ряд и свернул, держа в памяти маршрут.
Через минуту стал в темном пустынном проезде. Перегнулся к бездвижному телу, расстегнул плащ и костюм, из внутреннего кармана достал паспорт, с пиджака аккуратно отстегнул планки и свинтил значок почетного чекиста. Из сумки извлек еще две склянки: первую полил ему на грудь, и в салоне запахло коньяком, вторую вылил на промежность – и запахло мочой.
– Обрубился, пьяная сволочь, – с сочувствием к своей таксистской доле сказал Звягин воображаемому гаишнику, – весь салон обоссал, а мне еще крутить до четырех. На Новоясеневском своем не прочухается – скину в пикет.
И поехал на Новоясеневский, выкинув по дороге как ненужные теперь склянки, так и березницкое барахло.
Он поглядывал на часы, в зеркальце – как там сзади, спокойно готовый к любым неожиданностям, потому что в сущности любые неожиданности были исключены, то есть предусмотрены: все, что Звягин делал, делалось с полной обстоятельностью; впрочем, об этом уже можно было догадаться.
В рамках рассчитанного времени он остановился близ девятиэтажного дома, вплотную к которому и подходил присмотренный днем забор стройки. Не выключая двигателя, огляделся. Спихал все барахло в сумку, туда же положил снятые номера. Сунул Березницкому под нос нашатырь, потер уши, помассировал гортань и грудную клетку. Выволок его, приходящего в себя, и закрыл машину.
