В греческом языке есть четыре слова, переводящиеся на русский как «любовь»: ερως, φιΛία, στοργή и άγάπη. Эрос – это та любовь, что приводит юношу и девушку в объятия друг друга, по словам древнегреческой поэтессы Сапфо (VI век до н. э.), она «словно ветер с горы на дубы налетающий». Филиа – любовь друзей, когда, как говорит Аристотель, «одна душа живет в двух телах». Сторгэ – любовь родителей к детям, а агапэ – любовь христиан, причем не только друг к другу, а к каждому человеку вне зависимости от его религиозных убеждений. Об этой любви говорит Иисус ученикам в прощальной беседе: «Заповедь новую даю вам: да любите друг друга, как Я возлюбил вас, и вы да любите друг друга. По этому узнают все, что вы Мои ученики, если будете иметь любовь между собою» (Ин 13: 34–35).
Как понять, чем различаются между собой агапэ и филиа? Последняя основана на общих взглядах, интересах, пристрастиях, на общих воспоминаниях и т. д. В общем, это ясно. А агапэ? Это греческое слово ни в славянский, ни в русский языки не вошло, поэтому почувствовать, в какие тона оно окрашено, нам, думающим по-русски, невозможно. В английском и немецком это слово (love или Liebe) тоже слилось со словами, обозначавшими некогда другие виды любви (ερως, στοργή, άγάπη).
На помощь приходит перевод Библии на латинский язык, сделанный в конце IV века н. э. блаженным Иеронимом, о котором было рассказано выше. Иероним для передачи такого понятия как «агапэ» ввел в латинский язык слово charitas и стал писать через «ch». Раньше в написании через «с» оно содержало в себе корень прилагательного carus (дорогой, милый); теперь, благодаря новому написанию, в нем явственно зазвучало греческое слово χαρά (радость), та самая радость, о которой так много говорится в Евангелии.
Итак, в новом слове слилось воедино значение двух корней, латинского и греческого. Таким образом, charitas, а следовательно, и агапэ – это радостное отношение к каждому как к милому и дорогому, тесно связанное с радостной вестью о том, что Христос воскрес из мертвых. Нельзя в этой связи не вспомнить о русском подвижнике XIX века преподобном Серафиме Саровском, который всякого приходящего к нему паломника любовно встречал словами «Христос воскресе, радость моя». Не знавший, разумеется, о филологических изысканиях блаженного Иеронима, он чистым сердцем своим понял, что такое агапэ, и передал это нам в прекрасной и до предела лаконичной формуле.
Преподобный Серафим понимал агапэ как активную, несущую людям добро силу. Как говорится в обращенном к этому святому акафисте, «ты предал себя на служение всем, приходящим к тебе, повеление Богоматери исполняя, и был недоумевающим – советник Благой, унывающим – утешитель, заблуждающихся – кроткое вразумление, болящих – врач и целитель».
Видели в агапэ радостное служение людям и другие святые. Хорошо сказано об этом в жизнеописании средневекового французского подвижника святого Одилона (умер в 1049 году): «Он был до того щедр по отношению к нищим, что ты бы увидел в нем не того, кто распределяет, а человека, который неумеренно расточает. От того, что он делал милостыню, он радовался больше, чем мог бы радоваться скряга от роста своего богатства. Что сказать еще? Палка для слепых, хлеб для голодающих, надежда для несчастных, утешение для плачущих – вот кем был Одилон».
Радость от начала до конца освещает всё пасхальное богослужение. Мы плохо знаем, как праздновалась Пасха до начала VIII века, когда Иоанн Дамаскин составил тот Пасхальный канон, который и теперь поется в пасхальную ночь в каждом православном храме. Не раньше этого времени появились и те латинские песнопения, которые сохранили католики римского обряда. А какие тексты звучали во время пасхальной службы до этого времени?
Сравним песнопения из Цветной Триоди (так называется сборник богослужебных текстов, использующихся на Пасху православными) с текстами из средневековых Миссалов, по которым служили на Западе, и мы сразу увидим, что и здесь, и там заметное место в богослужении занимает стих из псалма 117:
Сей день, который сотворил Господь,Возрадуемся и возвеселимся в оный.
Именно этот стих и надо считать осколком той древнейшей пасхальной службы, которая до нас не дошла. В псалме 117 содержатся и другие замечательные стихи, в которых еще апостол Петр (I Петр 2: 7) увидел весть о воскресении:
Камень, который отвергли строители,Он лег во главу угла,Это – от Господа,Чудо это в очах наших.
Христос, отвергнутый, распятый и умерший, властно восстал из гроба и наполнил весь мир радостью или «радование миру даровал», как говорит Иоанн Дамаскин. О том, что этот псалом звучал во время пасхального богослужения, говорит и то, что и теперь его начало читается в прокимне (так называются два стиха из псалмов, которые звучат перед чтением Апостола во время литургии):
Славьте Господа, ибо Он благ,Ибо во век милость Его.
В настоящее время православными в Пасхальную ночь читается начало Евангелия от Иоанна («В начале было Слово»), а католиками – его рассказ о воскресении (Ин 20: 1–9). Однако в древнейшие времена с пасхальной литургией было связано другое евангельское чтение – слова Иисуса о добром Пастыре: «Я – Пастырь добрый. Пастырь добрый душу свою полагает за овец… Я душу Мою полагаю за овец… никто не брал ее от Меня, но Я полагаю ее Сам. Власть имею положить ее и власть имею снова принять ее» (Ин 10: 11–18). Здесь говорится о том, что Иисус сознательно идет на смерть ради своих овец.
Как воскликнет потом апостол Павел: «Христос был предан за грехи наши и воскрес для оправдания нашего» (Рим 4: 25). Добрый Пастырь знает своих овец по имени и поэтому зовет к Себе не всех вместе, а каждого в отдельности. Ведь вера заключается не в том, что человек следует обычаям, установлениям и традициям или соблюдает те или иные обряды. Она живет в его сердце, в самой его глубине.
Как добрый пастух всегда находится при овцах в отличие от наемника, который «видит, как волк приходит, и оставляет овец, и бежит», так и воскресший Христос невидимо пребывает среди людей «во все дни до скончания века». Почувствовать это дает возможность пасхальное богослужение. К образу Христа как доброго Пастыря прибегает и святой Григорий Назианзин (Григорий Богослов), известный богослов, церковный поэт и проповедник, бывший в конце IV века епископом в Константинополе и называющийся обычно вселенским учителем и святителем (то есть епископом), в своей пасхальной проповеди. «Он нашел тебя, – говорит Назианзин, обращаясь к своему слушателю, – заблудившегося и поднял на те самые плечи, на которых нес Свой Крест, чтобы вернуть тебя к горней жизни».
Христиане первых веков вообще любили изображать Христа в виде Доброго Пастыря либо держащим на плечах обретенную овцу, либо сидящим на камне в окружении своих овец, как на известнейшей мозаике из Равенны, хорошую копию которой можно увидеть в Музее изобразительных искусств в Москве.
В Национальной библиотеке в Париже хранится рукопись с латинским пасхальным гимном, который считается одним из самых древних дошедших до нас песнопений в день Пасхи. Начинается он с цитаты из псалма 117 («Сей день…») и воспевает воскресшего Христа как Доброго Пастыря:
Ныне день, когда Христос нашДрагоценныйИскупил своею кровьюГрех вселенной,И овцу, что заблудилась,Пастырь добрыйВозвратил в ее овчарню,В дом Отцовский,И восстал из гроба властноПастырь добрый.В день субботний встал из гробаДо рассветаИ явил себя МарииМагдалине;Вот бегут ученики иСообщают,Что Господь восстал из гроба,Как предрек Он.Говорит Господь: Мария,Дай быстрееЗнать Петру с учениками,Что Господь ихНыне встал из гроба, смертиПобедитель.Будет ждать всех васОн вместе В Галилее,Там увидите Его вы,Как предрек Он.А была это МарияМагдалина,Из которой выгнал сразуОн семь бесов,Та, которая, понявши,Что грешила,Пав к ногам Христа Иисуса,ЗарыдалаИ прощения просилаПрегрешений.Смерть грехом пришла на землюСовершеннымИз-за заповеди первымЧеловеком;От него и до ИисусаПребывала.Через Крест весь мир для жизниВозродил ОнИ восстал из гроба властноПастырь добрый.
Если о гимнах Амвросия Медиоланского мы говорим, что язык их прост, то здесь придется сказать, что он прост до невероятного, прост даже для школяра, начавшего учить латынь месяц или два тому назад. Удивительно то, что простота не делает текст примитивным. Смысл его понятен и тем, кто латынь понимал с большим трудом и поэтому не мог разобраться в содержании Евангелия, прочитанного во время мессы, а таких людей в VII–VIII веках было немало. Гимн «Ныне день» – это своего рода перевод евангельского чтения на язык, понятный каждому.
