– И нас отправили обратно в детский дом. Я привязалась к ним, захотела сделать им подарок и украсила спальню на свой вкус. За это нас выставили. Неужели тебе все еще непонятно?
– Боже милостивый! – Клео сделала большие глаза. – Ты ушла, чтобы не быть выставленной за дверь? С чего ты взяла, что так оно и будет? Этот мужик готов целовать землю, по которой ты ходишь! Он бросился в огонь, чтобы спасти то, что лично ему совсем не нужно! Черт возьми, да это рыцарь! А теперь посмотри на себя! «Чтобы потом не плакать над разбитой жизнью, разобью-ка я ее сейчас сама!» По-моему, тебя подменили в роддоме!
– Ты не понимаешь, – вздохнула Майя, вытирая молоко с подбородка дочери.
Ей казалось, что хоть Клео будет на ее стороне. Узнав о разрыве, Селена перестала с ней разговаривать. Аксель даже не позвонил. Это ли не знак, что его терпение исчерпано, что, с его точки зрения, она слишком далеко зашла? Со временем все утрясется. Теперь у него на попечении одна Констанс, и все проблемы теперь иные, не столь серьезные. Она успела хорошо изучить Акселя за эти совместно прожитые месяцы. По его мнению, все должно быть разложено по полочкам, солдатики должны маршировать в четком строю. В его аккуратном мирке нет места школе, вот почему он решил от нее избавиться. Это можно понять. Но как с этим жить?
– Старая развалина торчит, как пень, посреди ценного куска земли, – невнятно произнесла Клео, жуя черствый бутерброд. – Рано или поздно ее подожгут снова. Аксель это понял, а ты, ослица, не хочешь понимать.
Ослица. Что ж, возможно. Но это первая в ее жизни попытка отстоять свои принципы. Она никогда и ни в чем не была уверена на все сто. Уверенности едва набралось на то, чтобы получить диплом. Самое странное, что именно Аксель помог поверить в себя настолько, чтобы снова поставить перед собой цель и упорно стремиться к ней. Если сдаться, она никогда уже не начнет все сначала.
– Школа – не просто здание, а символ, – сказала Майя, больше для себя, чем для сестры. – Если он будет перечеркнут, кто-то усомнится и отступит. Если он восторжествует, то станет путеводной звездой. Это важнее, чем чьи-либо оскорбленные чувства. – Она оживилась. – Да вот взять хоть Мэтти! Согласись, он сильно переменился. Когда я его впервые увидела, он едва умел улыбаться, а теперь целые дни ходит на голове. Он сам придумывает истории, у него проявилась жилка юного натуралиста. Это хороший пример того, к чему я стремлюсь.
Клео с трудом проглотила последний кусок бутерброда. Откашлялась.
– Он до сих пор не умеет толком ни читать, ни писать. Запоминает содержание книг, это верно, но никак не выучит алфавит.
– Для пяти лет он знает и умеет достаточно. Ну признай, ведь есть перемены к лучшему! – взмолилась Майя. – Зачем заострять внимание на недостатках, если можно на достоинствах? Допустим, Мэтти никогда не научится бегло читать, да и писать будет с трудом – ну и что? В мире полным-полно тех, кто в этом силен, но разве птицы клюют у них с рук? Разве дети слушают их, затаив дыхание? Люди должны быть разными, Клео, и я хочу донести это до всех и каждого.
– Мечты, мечты! – буркнула сестра. – В наше время детей растят не для того, чтобы кормили птичек! Кому они будут нужны неграмотные?
– Я уже подумывала над тем, чтобы направить Мэтти на тестирование. Одно дело, если у него обнаружится патологическая неспособность к учению, и совсем другое, если он медленнее взрослеет. Тогда его нужно всемерно поощрять в том, в чем он хорош, и придет уверенность в своих силах. Это поможет в учении, понимаешь? Уже помогает! С тех пор как я его хвалю, он перестал ломать карандаши, чтобы не писать буквы алфавита.
– Сейчас у меня польются слезы умиления! – Клео встала. – Пора, перерыв кончается. А на твоем месте я бы эту школу все-таки продала.
Она ушла. В последний раз отерев Алексе подбородок, Майя подняла ее с колен на руки и получила широкую улыбку. Сердце ее стеснилось. Аксель больше не был свидетелем таких вот счастливых улыбок, и ей сильно недоставало этого, недоставало его присутствия. Он не увидит, как Алекса пойдет, не услышит ее первых слов.
Ощутив на щеках слезы, Майя попробовала найти утешение в своих принципах.
Аксель оттолкнул ее так же обдуманно, как и каждый из приемных родителей. Он дал ей это понять, сказав мэру, что им есть о чем поговорить. Должно быть, она слишком многого требовала, заняла в его жизни слишком много места, нарушила весь уклад. Он просто испугался, что слишком крепко привяжется к ней. Он оттолкнул ее именно потому, что любил. Что ж, и она ради любви к нему поступала не так, как следовало бы. Она делала все, о чем он ее просил, по первому требованию, в ущерб собственным представлениям.
Каждый из них вышел из своей естественной роли, и в результате получился кривой, перекошенный союз.
Майя ощутила, как с губ рвется истерический смех. Она подавила его, уложила дочь и принялась, тщательно вытирая, размещать в коробке чайник и чашки.
Глава 36
Некоторые люди живы только потому, что убивать незаконно.
Аксель поднялся с постели, как только запели первые птицы, – не хотелось лежать, вспоминая другие утра, когда он просыпался, держа в объятиях Майю. Он уже знал, к чему ведут такие воспоминания. Холодный душ был наилучшим пропуском в новый день, не обещавший ничего более занимательного, чем фактуры, счета и пустопорожняя болтовня.
Не так уж давно ресторан казался Акселю делом первостепенной важности. День за днем он появлялся там с таким чувством, что это необходимо, что его присутствие много значит, но и в его отсутствие все шло без сучка без задоринки. Правда, мэру с его интригами отчасти удалось нарушить плавный ход хорошо смазанного механизма, но у Акселя не было и тени сомнения, что все вернется на круги своя, стоит только этой проблеме разрешиться. А раз так, он вполне может поехать с Констанс к морю. Аксель уже и не помнил, когда в последний раз слышал прибой.
Он слышал его при Майе: рев океана в динамиках по углам магазина.
Аксель решительно пресек эти мысли, оделся и вяло поплелся на кухню. Сандра еще не встала, и Констанс сама готовила себе завтрак. Грустно посмотрев, она унесла бутерброд в гостиную, чтобы съесть за мультиками. Как выяснилось, под «правильной заботой о Констанс» Сандра понимает электронную няню. С болью Аксель вспомнил, как дочь, хохоча во все горло, рисовала кремом на кривобоких пирогах Майи. Теперь на кухне уже никто не мусорил, но и задерживаться здесь не хотелось. Аксель торопливо выпил стакан молока и назвал это завтраком. Может, купить смесь для пирога-минутки? Не согласится ли Констанс разрисовать его?
