Синтагматический синтаксис А. Фрея сформировался не только под воздействием теории Соссюра, но и под влиянием дескриптивизма Блумфилда и учения о синтаксических функциях Ельмслева. Но в отличие от Блумфилда и его последователей Фрей развивал функциональный подход к синтаксису. Он ставил перед синтаксисом три задачи: 1) установить, с какими единицами он имеет дело, 2) выяснить, каким образом эти единицы сочетаются между собой, образуя сложные выражения, 3) изучить регулярные отношения, которые могут существовать между различными выражениями и классами выражений.
Синтагматические отношения Фрей называл «тактическими» и противопоствавлял их «нетактическим» (ассоциативным или парадигматическим). Он ставил перед собой задачу разработать методы синтагматического анализа, основываясь на произвольном и линейном свойствах языкового знака как двусторонней единицы. Представляет интерес и актуальность идеи Фрея об использовании типов рекуррентности синтагматических структур, установленных статистическим методом на обширном корпусе, в качестве основы сопоставительных типологических исследований. Таким образом, учение Фрея о синтагматическом синтаксисе может служить стимулом для дальнейших исследований как в области теории, так и практики синтагматики.
Лингвистов Женевской школы по праву считают основоположниками теории транспозиции как функционального свойства языковых единиц, проявляющихся в речи. Транспозиция – проявление асимметрии в языке, теоретически обоснованное С. Карцевским. Это средство придать знаку новую синтагматическую функцию.
Функциональная теория транспозиции Женевской школы во многом предваряет развитие структуральной и трансформационной грамматик во Франции, Швейцарии, в других странах, а также генеративной грамматики в США. Она нашла также применение для исследований словообразования, синтаксической синонимии, семантического синтаксиса, теории тропов и др.
Л. Прието развил семиологические идеи Соссюра. Основные положения его семиологической концепции восходят к соссюровскому учению о билатеральности знака и языке и речи. Он также использовал некоторые семиологические установки своих современников – Э. Бюиссенса, Л. Ельмслева, А. Мартине, Р. Барта, Ж. Пиаже.
Прието расширил понятия «означаемого» и «означающего» Соссюра, определяя означаемое как план сообщений, которые можно сделать посредством определенного сигнала, а означающее – как класс сигналов, имеющих одно и то же означаемое.
Подобно Соссюру, Прието включал в предмет семиологии изучение не только языковых, но и неязыковых систем знаков. Он предложил классификацию нелингвистических кодов, показал их отличие от языковых, исследовал такие семиологические системы, как письменность и искусство.
Прието поставил в теоретическом плане вопрос о «третьем членении» – возможности выделения единиц плана содержания по аналогии с единицами плана выражения (фонемами). В то же время он выступал против «жесткого» изоморфизма плана выражения и плана содержания, свойственного концепции Ельмслева.
Прието развил понятие коннотации Ельмслева, распространив его на нелингвистическые знаковые системы. Он также наметил принципы уникального направления исследований, лишь вскользь упомянутого Соссюром, – диахроническую семиологию.
Для современной когнитивной лингвистики представляет интерес рассмотрение Прието вопроса о концептуализации и категоризации реальной действительности, который он связывал с «означиванием».
Мировую известность Прието принесла «ноология» – функциональная теория означаемого. Предметом ноологии является рассмотрение высказывания как процесса семиозиса. А. А. Уфимцева называет Прието, наряду с Бюиссенсом, основоположником знаковой теории дискурса. В рамках ноологии получило развитие учение о вариативных способах представления содержания в высказывании в процессе актуализации с помощью как языковых, так и неязыковых кодов. Проблематика вариативных способов описания стала предметом изучения когнитивной лингвистики.
Для когнитивной лингвистики представляет также интерес рассмотрение Прието языка в тесной связи с различными формами культуры, познавательной деятельности человека, разграничения знаний о языке и знаний о мире.
В лингвистической литературе совершенно недостаточно внимания уделялось постановке и развитию в Женевской школе проблематики языка и общества и особенно вопроса о связи теории языка с общественной языковой практикой. Между тем в теории и практике лингвистических исследований женевские языковеды исходили из общественного характера науки о языке, ее тесной связи с практикой преподавания и важнейшей роли языка как орудия культуры. Уместно напомнить, что сам Соссюр был блестящим педагогом.
Основываясь на тесной связи языка и мышления, представители Женевской школы подчеркивали роль языка как средства познания объективной действительности: язык – вместилище и хранилище результатов познавательной и созидательной, материальной и духовной деятельности человека и общества.
Определяя язык как важнейшее средство овладения материальной и духовной культурой человечества, Ш. Балли и А. Сеше стремились установить, какие теоретические и практические проблемы вытекают из тесной связи языка и мышления для образования и воспитания в области обучения родному языку. В этом отношении женевские лингвисты сближаются с лучшими представителями отечественного языкознания, уделявшими много внимания укреплению связей науки о языке и практики. Это видоизменяет все еще встречающееся мнение, что представители Женевской школы понимали лингвистику лишь как науку о языке «в самом себе и для себя».
В своих работах женевские лингвисты проводили мысль о важной роли языка как средства приобщения широких народных масс к национальной и мировой культуре. В этом отношении их можно сблизить с представителями Пражской лингвистической школы. Из двух путей повышения языковой культуры (традиционного – путь пуризма и второго – путь науки), представители Женевской школы считали верным только второй.
Первым в отечественном языкознании обратил внимание на функциональную направленность Женевской школы Р. А. Будагов [Будагов 1954: 29]. В зарубежном языкознании о функционализме Женевской школы писали Э. Косериу и П. Гиро.
В понятие «функциональный» каждая лингвистическая школа и направление вкладывают свой смысл и содержание в соответствии со своими методологическими установками. Традиционная грамматика связывает понятие функции с внутрисистемными отношениями лингвистических единиц. Функцией называют роль лингвистической единицы (фонемы, морфемы, слова, словосочетания) в грамматическом оформлении высказывания. В глоссематике «функция» означает всякое отношение между лингвистическими единицами. В генеративной грамматике функция понимается как частный случай реляции – грамматическое отношение между элементами структуры.
В Пражской школе термины «функция», «функциональный» понимаются шире применительно к языку и его функционированию. «Функциональный» означает «служащий какой-либо цели, имеющий определенное назначение», например, «функциональная разновидность речи».
Представители французской функциональной лингвистики (А. Мартине, М. Мамудян. М. Росси и др.) «употребляют слово “функциональный” в трактовке пражцев, выдвигая на первый план коммуникативную функцию языка. Они видят задачу лингвистики в рассмотрении языка “в действии” в процессе общения» [Веденина 1980: 9]. Отличительной чертой французского функционализма является связь с языковой практикой, и в первую очередь с преподаванием языков [Там же: 35].
Функционализм Женевской школы, являющийся важным объединяющим началом, можно определить в широком смысле как изучение механизма использования языка – семиотической системы – в практике человеческого общения. Для функционализма этой школы характерно стремление вскрыть функционирование языковых форм, их вариативность, асимметрию формы и содержания, различие ядерных и периферийных явлений, взаимодействие разных уровней языка. Его отличительная особенность в том, что он характеризуется двухсторонней направленностью: распространяется как на исследование проблем внутренней, так и внешней лингвистики.
Функционализм Женевской школы близок Пражской школе и французской функциональной лингвистике. С последней его роднит еще связь лингвистических исследований с языковой практикой и с преподаванием языков.
Отличие женевского функционализма от пражского в том, что в последнем понятие «функции» является базовым (функция слов, предложений, морфем, фонем). В Женевской школе «функция» не выделяется в качестве терминологического понятия. У них функциональность соотносится с функционированием языковой системы в коммуникации, речи. Именно под углом такого функционирования развивались и положения учения Соссюра, что в итоге привело к разработке лингвистики речи.
