укладывать товары в сани.
Последнюю часть пути мальчик проехал на санках и по дороге ел чеснок. Он поел еще, когда вернулся, и сварил головку в простокваше на ужин. Он раздавил чеснок в одной из чаш святого отшельника и смочил в его растворе свою повязку. Он засунул в рану столько гвоздики, сколько смог. Он жевал чеснок, когда лег спать, и он не спал и все еще жевал, когда Хьюстон вышел.
Там было сорок головок чеснока. Мальчик справился с ними за неделю.
"Просто подождите, сахиб", - сказал он. ‘Чеснок подействует. Мы скоро уедем.’
И действительно, чеснок творил чудеса. Это сняло его лихорадку. Это уменьшило водянистые желтые припухлости. У него была энергия, чтобы двигаться. Каждый день он сопровождал Хьюстон из ямы, чтобы собирать дрова. Он показал ему, как ставить капканы и как освежевать их добычу – двух зайцев-крысоловов и лису, которых они съели немедленно, чтобы сохранить сушеное мясо. Но он быстро устал, и его пришлось нести обратно на санях.
‘Просто подождите, сахиб. На следующей неделе.’
Увы, на следующей неделе, которая была второй неделей декабря, погода испортилась до жестоких метелей, которые держали их в яме, и мальчику стало хуже вместе с этим. Румянец вернулся на его лицо. Рука распухла. Боль стала невыносимой.
Однажды ночью Хьюстон проснулась, услышав крики, быстро зажгла лампу и увидела, что это настоятельница. Мальчик молча катался по полу. Он вонзал нож себе в плечо.
Хьюстон порвал свою сумку, выбираясь из нее.
‘Вот, дай мне это, дай мне это!’
‘Сахиб, это убивает меня! Я этого не вынесу!’
‘Иди сюда, иди сюда, стой спокойно’.
‘ Сахиб, прекрати, о, прекрати! Уберите это, сахиб. Убери это от меня.’
Хьюстон взял нож, перевернул его на спину, сел на корчащуюся грудь и осмотрел рану.
‘ Сахиб, только остановите это! Сделай что-нибудь! Отрежь ее. Я больше не могу этого выносить, сахиб.
‘Хорошо. Давайте сначала помоем ее. Давайте посмотрим, что у нас есть.’
То, что они получили, было чем-то, что не вылечит ни весь чеснок, ни все свернувшееся молоко в мире. От плеча до запястья рука была пухлой желтой массой. Она распространилась под мышками и через плечо. Кровь и гной текли из того места, куда мальчик нанес удар ножом.
Желудок Хьюстона перевернулся, и сердце отказало ему. Ибо он увидел, что то, что прописал мальчик в агонии, действительно было единственным лекарством. Руку пришлось бы оторвать. В бешенстве, потому что он не мог выносить мучительный рев, и потому что он знал, что должен прекратить это, он сильно ударил мальчика ботинком по голове и милосердно вырубил его, и держал свою вспотевшую голову в руках и думал, что делать.
"Мальчик умрет", - сказала девочка.
‘Нет!’
‘Он умрет, Чао-ли. Это написано для него.’
‘Ничего не написано!’ Яростно сказал Хьюстон. ‘Я спасу его. Я отрежу руку.’
Но он не отрезал руку, и он не спас его. Ринглинг умер, насколько Хьюстон мог судить, 19 декабря – это была дата, которую он назвал своей матери, – и его смерть принесла мир всем им, потому что он ревел непрерывно в течение трех дней.
Хьюстон оплакивал его так, как никогда не оплакивал собственного брата. Девушка оставалась спокойной.
- Мальчик не был уроженцем Тибета, Чао-ли?
‘Нет, он приехал из Калимпонга, в Индии’.
"Тогда нам понадобится река", - сказала она.
Хьюстон нашел реку, и, как сказал мальчик, она замерзла, и там никого не было. Мальчишеским ножом он прорезал во льду маленькую дырочку и стащил окоченевшее тело с саней.
Девушка присела на корточки рядом с ним, дрожа на пронизывающем ветру.
‘Где течет река, Чао-ли?’
‘В Цангпо’.
‘Очень хорошо. Это приведет его домой.’
Она отрезала прядь волос мальчика, прошептала что-то над ней и бросила ее в прорубь. Затем она склонилась над телом и сделала два маленьких надреза, над глазами, и снова что-то пробормотала.
Хьюстон продолжал смотреть в прорубь. Волосы все еще были там, в медленно текущей воде. Это произошло как раз в тот момент, когда рядом с ним поднялась девушка.
‘И это все?’
‘ Да. Его дух теперь освобожден. Если она собьется с пути, река приведет ее домой. Для чужеземца это очень просто.’
‘ Да, ’ сказал Хьюстон. В первый раз все было очень просто, в маленьком ручье, в маленьком лесу, между Сиккимом и Индией; несколько капель воды, букет цветов.
‘ До свидания, ’ сказал он в дыру.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
1
TПРИВЕТ оставила мальчика на льду. Они оставили его обнаженным, чтобы исключить возможность идентификации. Они мрачно вернулись в пещеру и по дороге не разговаривали. Они легли спать, как только поели.
На следующий день Хьюстон был очень занят.
Он разрезал два спальных мешка и сшил их вместе. Он вышел и начал очень методично собирать огромную древесину. Он нарисовал свой календарь на стене с помощью обгоревшей палки.
За неделю до смерти мальчика они согласовали примерный план. План состоял в том, чтобы остаться в норе на зиму и сделать быстрый рывок к перевалу, как только наступит оттепель. В этой части страны он наступает очень быстро в середине апреля. В течение трех или четырех дней метели прекратились, и засияло солнце. Если только китайцы не оставили в деревне отряд – а это было бы необходимо проверить, – у них могло быть целых три дня на то, чтобы опередить любые войска, посланные, чтобы отрезать их. Через три дня они могут быть далеко в долине Чумби.
Хьюстон достал свой календарь с декабря по май и сделал круг вокруг 1 апреля, когда он думал, что проведет рекогносцировку деревни, и еще один круг 8-го, для последнего.
Долгосрочное планирование показалось ему совершенно фантастическим. Мысль об апреле в декабре казалась ему такой же далекой, как будущее столетие. Но он упрямо цеплялся за нее, потому что больше не за что было цепляться. Он даже разработал для себя некоторые усовершенствования. Изумруды были тяжелыми – восемь мешочков, каждый весом около тридцати фунтов. Поскольку ему некому было помочь, он подумал, что лучше переправить их на перевал потихоньку. Он подумал, что мог бы совершить одну поездку 8 апреля, когда он собирался во второй раз
