— Что ты тянешься? У меня тоже есть руки. Поставь на стол коробку и займись своим делом.
Жена втянула голову в плечи, быстро поставила коробку и, как побитая собака, выскользнула из комнаты.
— Не то перекосилась эта елка, не то черт знает что с ней такое. Нет вида, — недовольно ворчал Татар, спускаясь с лестницы.
— Ирен, — громко позвал он жену, — где ты, к черту шляешься в такую минуту? Почему не украшаешь елку? Я сам все должен делать?
Жена испуганно вошла, принялась неумело и торопливо привязывать конфеты к веткам. А Татар вышел из комнаты и захлопнул за собой дверь.
Он отправился в холл, разлегся там на диване и, глядя в потолок, погрузился в раздумье. Неужто это конец?! Придется всего лишиться: виллы, денег, легкой жизни — и бежать. Но что это за мысли? Почему конец? Ведь он же уедет с деньгами, с золотом. Если кончится война, поживет в свое удовольствие. А вдруг Ремеры начнут искать? Эх, пусть себе ищут. В крайнем случае он пропишется под чужой фамилией, только бы выбраться отсюда. Гм, Ремеры. Вот уже несколько дней его терзает неприятное чувство из-за письма. Жена Императора переслала ему записку. Она живет в Обуде, на кирпичном заводе, и просит оказать помощь, иначе ее увезут дальше. Татара нисколько не тревожили ни арест жены Императора, ни ее отправка в Германию; больше всего он был обеспокоен тем, что она все еще здесь, так близко, в Обуде. Он уже несколько месяцев считал, что после обыска в квартире Ремера эту госпожу давно увезли в Германию или Австрию или даже повесили. Если она содержится на кирпичном заводе… оттуда тоже ей не выбраться. Но тем не менее он не мог спать спокойно. А что, если она смогла достать шведский паспорт или вмешались лондонцы и она спасется, придет сюда, увидит, как он устроился в ее вилле, станет искать драгоценности, еще, чего доброго, помешает ему в последний момент… Надо будет завтра же утром распрощаться с этим проклятым местом.
— Дюри, тебя спрашивают, — заглянула к нему жена.
— Что… что ты хочешь?
— Пришла дворничиха и говорит, что тебя ищет какая-то женщина.
Татар побледнел как смерть и вскочил с дивана.
— Не пускайте ее… Никого не пускайте, я никого не знаю, какое мне до нее дело, прогоните прочь…
Жена пожала плечами и с испуганным видом вышла на кухню. Дворничиха покачала головой.
— Может, я все-таки ее пришлю, она сама лучше все объяснит.
— Нет… Если мой муж не желает, знаете, какой он?
Дворничиха повела плечами и прокричала вниз:
— Идите себе с богом.
Габи Кет и маленькая Жофи в страхе цеплялись за ограду. Женщина уже давно ушла. Она только вызвала дворничиху и тотчас же оставила детей на произвол судьбы. А что ей оставалось делать? К рассвету она должна добраться к себе домой в Кишпешт, ведь у нее дети заперты в квартире, а кругом не умолкает грохот орудий… Женщина еще раз оглянулась у перекрестка, и ей показалось, будто открылась калитка. Ведь они же пришли к знакомым. Двое таких крошек, что они ищут ночью на улице? Ох, все, что делается в мире, близко к сердцу принимать нельзя…
Двое малышей так и не поняли, что им прокричали из виллы. Некоторое время они еще плакали под оградой, голодные и сонные. Затем Жофи, громко всхлипывая, сказала:
— У меня есть тетя… тетя Жофи. Она живет возле рельсов.
— Каких рельсов?
— А где ходят поезда. Из ее окна видно, как дымит паровоз.
— Тогда это Западный вокзал, — обрадованно проговорил Габи.
— Верно. Вокзал.
— Пойдем туда.
— Пойдем.
Вниз идти было легче. Когда они спустились, уже светало. Оба так устали, что буквально засыпали на ходу, повесив головы и раскачиваясь вправо и влево, как пьяные. Жофи то и дело спотыкалась, обессиленная, садилась на камень, но Габи тащил ее все дальше и дальше. Если же Габи опирался о дерево или усаживался на кучу щебня, девочка со слезами упрашивала его не останавливаться. Тетя Жофи — родная сестра ее матери, у нее трое малышей, она даст им покушать, у детей есть игрушки, деревянная кукла и лошадка, только бы скорее добраться туда.
Двое мужчин в гражданской одежде и военных фуражках показали им дорогу к Дунаю. Если удастся выйти на Дунайскую набережную, останется только проскочить мост, а там уже недалеко и Западный вокзал.
— Так-то оно так, — ответил дядя в гражданской одежде, — но по какому мосту, глупенькие, вы пойдете, ведь моста Маргит уже нет. Да, его нет. Хотя не беда, переедете на пароме. Вы только доберитесь до моста, детки, а там уже пустяки.
Светало. Из темноты вырастали стены домов, но развалины теперь казались особенно странными и дорога — еще более бесконечной. Сколько тысяч шагов надо сделать ребенку, чтобы дойти от площади Сены до площади Палфи?!
По Дунайской набережной извивалась длинная колонна. Люди шли медленно, тяжело. Габи обрадовался: они, наверное, спешат к парому. И, напрягая все силы, дети устремились за колонной.
Колонна остановилась. Послышались крики, причитания, напоминающие протяжную, скорбную, жуткую песню. Дети оторопело попятились назад, до того страшной и грозной показалась им эта предрассветная картина. Над Дунаем полз туман, небо, вода, земля — все сливалось воедино.
Дети снова, но теперь уже осторожно стали приближаться к колонне. Но что это? Люди раздеваются на берегу реки. Что они, с ума сошли? Купаться собираются? Вооруженные винтовками нилашисты в черной форменной одежде и с повязками на рукавах — им они знакомы, приходилось видеть уже не раз — окружали толпу.
— А почему же мы стоим? — нерешительно спросила девочка.
— Пойдем.
Они подошли к колонне шагов на пятнадцать-двадцать, но тут произошло что-то непонятное. Два нилашиста оглянулись, подбежали к ним и схватили за шеи.
— Бежать вздумали? Паршивые иудеи!
— Дядя, пустите! — кричал Габи. — Дядя, я только к парому…
— Цыц!
И вот они уже в толпе среди старых дядей, тетей, среди множества детей. Вокруг них все плачут и никто не обращает на них внимания. Габи дергал какого-то молодого мужчину за пальто.
— Дядя…
Тот посмотрел на него пустыми невидящими глазами.
— Дядя…
Габи схватил за руки Жофи, и они устремились прочь из толпы, в сторону площади Палфи, но их тут же крепкими подзатыльниками возвратили назад.
— Дядя, я…
Мальчик почувствовал, как кто-то взрослый взял его за руку, повернул лицом к Дунаю, услышал крик Жофи, плач, странную песню.
И затем сразу все оборвалось.
Радик
Ач без стука ворвался в комнату Баттони.
— Янош, случилась беда.
— Что такое?
— Жилле принес изданный нилашистской партией приказ. Собирается конфисковать радий.
— Вот это новость. Откуда ты узнал?
— Меня только что вызывали в канцелярию. Все здание дирекции захватили нилашисты. Одни вооруженные сопляки… Жилле сидит у директора, он сам показывал мне приказ.
— А директор?
— Эта старая скотина? Он отдал распоряжение, чтобы я немедленно принес кассету с радием. Я попросил десять минут, сославшись на то, что сейчас как раз облучают больного, а сам скорее к тебе. Кассета у меня в портфеле.
— Тогда, Пишта, делай, как условились. Беги.
— Да. Но дело в том, что отсюда не выбраться. Жилле тоже не дурак. Поставил часовых у всех выходов.
— Попытайся спрятаться в старой котельной.
— Невозможно. Жилле знает план здания, как свои пять пальцев, и потом меня могут искать и на квартире.
— Ты все равно не пойдешь домой. Ты ведь знаешь, что тебе следует явиться к Шани.
— Да, но в квартире…
— Кажется, твоя невеста переехала?
— Она — да. Но у меня в квартире два дезертира.
— Ну, им крышка, — сказал мертвенно-бледный Баттоня. — Как ты мог допустить такую глупость, ведь каждый день надо было ждать этого.
— Теперь уже все равно… Но я не дам им погибнуть.
— Разумеется, — согласился Баттоня и тут же пожалел, что погорячился, ведь этим делу не поможешь. — Разумеется, никогда нельзя отказывать в помощи…
— Я кое-что выполнил. Уже давно мне приходила в голову мысль, что, если придется бежать… Ты помнишь маленькую ларингологическую операционную. Там где-то заделан проход, он ведет к часовне. А через часовню можно выбраться на улицу.
— Не из операционной, а из ванной, что рядом с приготовительной… Погоди-ка, я вспомнил, из ванной через окно можно проникнуть туда, где раньше кончался коридор.
Оба вздрогнули: на столе зазвонил телефон.
Баттоня поднял трубку.
— Доктор Ач?.. Да, только что был у меня… Да-да. Двое больных нуждались в радиевой обработке, но он сказал, что сегодня сеансы не состоятся. Минуту назад вышел… Да?.. Тогда, очевидно, направился к вам. Подождите минутку, он сейчас придет… Пожалуйста, я могу ему позвонить.
— Жилле не терпится, — сказал Баттоня, кладя трубку. — Тебя уже повсюду ищут.
