Теперь на это у Гревиля было мало надежды. Он чувствовал себя как человек, перед прыжком с обрыва. Даже болтающийся сзади парашют казался нелепым.
Кто-нибудь когда-нибудь слышал об использовании парашюта для визита на космический корабль?
— Нам лучше уйти, Гревиль. — Директор посмотрел на часы.
— Удачи, Том. — Это был Терри Понсфорд. Тревожные суетливые и бессонные ночи, проверки приборов — от этого его глаза казались тяжелыми, опухшими. Понсфорд боролся за право отправиться к блобу. Гревиль упрямо настоял, чтобы пошел он — теперь же он начал думать, что он мог бы быть и чуточку менее категоричен. Что заставляло его стоять здесь и ждать, когда другие попрощались и отошли — он не знал. Может быть, мысль, что он не должен уронить себя. Может быть, наконец, перед ним стояла задача, которая должна быть сделана, а после всех его жалоб на отсутствие главного в жизни, отступление сейчас убило бы его в глазах каждого и в его собственных глазах. Часы на руке громко тикали, отсчитывая время, когда можно было ожидать появления блоба. В этом месте они вырывались из собственного измерения с частотой, предполагающей, что там у них лежала громадная база космического флота.
Он мысленно проверил экипировку. Воздух. Вода. Еда. Парашют. Магнитофон. Рация. Блокнот с посланиями, написанными ведущими филологами страны компактной записью, обнаруженной в книгах и справочниках на борту корабля серого блоба.
После встреч между направлявшимися на север черными блобами и защищавшимися серыми остались другие корабли или части от них, которые изучались также тщательно, как и первый. Как оказалось, корабли, выходящие из черных блобов, до боли напоминают корабли серых. Это не могло быть междуусобной войной, это было убийство одних себе подобными.
А это всегда самое страшное.
Чарльтон и его команда сказали, что в устройстве кораблей из черных блобов были существенные различия; они трактовали концепцию по-другому и пришли к похожим результатам разными методами. Это, как все согласились, объясняло, почему корабли одной солнечной системы образовали черные, а другой — серые гиперкосмические сферы.
Он думал об этом, когда его что-то неожиданно подняло и поставило на голову.
Было трудно моргать. Да, он стоял на голове; но вот его тело медленно повернулось вокруг оси, расположенной там, где мог бы быть его желудок. Он почувствовал тошноту и страх, Солнце исчезло. Подогреватели были включены настроенными термостатами. Все вокруг был черным, пустым и пугающим. От малейшего движения он начинал качаться словно пьяный, как будто пытался удержаться на катящемся мяче. Он падал вниз, но так, будто падал бесконечно, и страх, охвативший его, был первобытным в своей свирепости и ярости.
Затем сознание ученого догнало его, и он заставил себя узнать и понять, где он, и что с ним. Его ощущения говорили ему, что он летел, вращаясь, вниз по бесконечному замасленному мусоропроводу; желудок его мог чувствовать, словно он находился посреди Ирландского моря, в середине зимы, и в носу у него был запах жирной свинины; глазами он мог видеть только черноту — разумом он понимал, что его поглотила гиперкосмическая сфера, и что он сейчас находился в свободном падении в крошечном отрезке космоса пришельцев, окружавшего корабль.
Если его теория была верна, сейчас он должен открыть парашют. Он потянул вытяжной трос. Парашют рывком открылся и он довольно осторожно отвел ноги в сторону и вниз.
Ведь в гиперкосмической сфере был — должен быть — верх и низ. Он глянул вниз под ноги.
Корабль был там, он казался какой-то красивой и опасной акулой в тропическом море Земли.
Притяжение корабля было очень легким. А могло быть и так, что притяжение здесь было бы — благодаря двигателям — обычным, земным. А для человека, падающего с высоты триста футов на металлическую плиту, эффект был бы тот же самый, как если бы он вложил пистолет в рот и нажал на курок.
Гревиль на парашюте плавно опускался на корабль. Разреженный воздух и небольшая гравитация компенсировали друг друга, придавая парашюту обычный вид. Изучив корабль, упавший на Черный Брод, он хорошо знал, куда нужно идти.
Его сапоги стукнули по металлу.
Он чувствовал разницу в атмосфере, живой, бьющийся пульс настоящего космического корабля, находящегося в пути, и мертвый воздух в запустении разбитого чудовища в английской деревне.
Он смял парашют, прицепившись магнитными сапогами к корпусу. Зажав одной рукой часть парашюта и волоча за собой остальное, он обогнул корпус, направляясь к люку.
Что ж — пистолет пригодился.
Во всей суматохе, в спешке приготовления его экипировки никто не подумал, чем он будет стучать в дверь.
Он стучал рукояткой пистолета по люку, не слыша ни звука, но чувствуя, как от ударов вверх по мышцам пробегала вибрация.
В голову заплыла одна странная мыслишка: Что будут думать пришельцы, когда, выпрыгнув в гиперкосмос, услышат, как кто-то стучит по корпусу?
Откроют ли?
Или они разберутся с этой невозможной ситуацией каким-то неприятным и непредсказуемым способом?
Если бы они читали литературу того же сорта, что последнее время читал Гревиль — у них бы не было затруднений.
В те несколько минут, что он стоял там, стуча рукояткой пистолета по люку звездного корабля пришельцев, у него было время подумать о многом — в том числе и о том, что Том Гревиль один из самых больших дураков в этой галактике — или в той, которую он покинул.
Потом он перестал стучать.
Люк стал медленно открываться.
Дежурившая группа сотрудников Хамфри Лэкленда была готова, когда серый блоб вздрогнул и исчез. Чарльтон поспешил к генератору. Снова показался серый блоб. Точно через пять минут Чарльтон направил проектор Y-силы, и серый блоб исчез.
Все бросились вперед. Том Гревиль лежал на траве, без парашюта, но с ракетницей, типа той, что была найдена на борту корабля пришельцев, которую он крепко прижимал к груди. Он приподнимался.
Дрожащие пальцы стащили, выворачивая, костюм, маску и шлем. Желтое лицо, черные круги под глазами — он казался неимоверно усталым, и все же он улыбался.
— Все на пленке, — сказал он. — Послушайте. Мне нужно отдохнуть. — И еще не закончив говорить, он уснул, как набегавшийся за день ребенок.
Они отнесли его в его старую комнату, после чего все столпились послушать пленку.
Голос Тома Гревиля начал:
— Ваше Преосвященство, я делаю эту запись на случай, если при выходе из этой галактики в нашу со мной что-нибудь случится. Шаренти — прекрасные люди, они дают мне сигнальный пистолет и согласились на пятиминутный сигнал, который даст Чарльтону возможность включить проектор. Я вступил в контакт с Шаренти, с языком проблем не было, они привыкли иметь дело с посторонними цивилизациями и выработали систему быстрого обучения, так что я теперь неплохо говорю на их языке.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
