— Нет.
— Прошу тебя.
— Я не пойду к этому лесу, даже не проси. Какой мне от этого прок?
— Я заплачу тебе. Просто проводи, я отправлюсь в Дэррад сама. Подожди меня три дня там, где мы разойдёмся и, если я не вернусь... можешь уйти и забрать мою лошадь. Ты ничего не потеряешь от этого, а если я вернусь с тем, за чем отправлюсь, ты научишь меня... Тогда можешь попросить, что захочешь.
— Мне просто не повезло встретиться тебе на пути, да, Хаара?
— Разве это невезенье? Брось... ты изгой и среди людей, и среди кланов. Магам одиночкам тяжело выживать.
— Я справляюсь.
— И каково оно? Разве плохо пробыть некоторое время в компании человека, который тебя принимает?
— Принимает, надеясь извлечь какую-то выгоду.
— Выгода может работать на обоих. В моём случае ещё как повезёт, а ты ни в чём не проиграешь. Почему бы не согласиться?
Леоссар обвёл рукой подбородок, некоторое время постояв в задумчивости. Хаара напряглась, опасаясь услышать отказ. Путешествовать одной ей не хотелось, и лучше уж с магом изгнанником, чем снова с кучкой неотесанных воинов.
— Сто линар, и я провожу тебя на твоих условиях. Деньги вперёд.
— Хорошо, — сразу же согласилась Хаара, улыбнувшись магу, но не впечатлив его своей радостью. — Деньги будут к утру, где мне тебя найти?
— На рассвете я приду к «Лисьей норе». Заплатишь, и сразу выдвигаемся, только не пытайся надурить меня, принцесса.
— Я держу своё слово, но и ты сдержи своё, — девушка обменялась с магом прощальным кивком и пронаблюдала, как он удаляется. Сначала силуэт мельтешил среди редких проблесков света, исходящих от домов, но вскоре слился с темнотой, будто бы они стали единым целым. Хаара с досадой ощупала мешочек у себя на поясе. Всего пятнадцать линар. До рассвета нужно было достать еще восемьдесят пять. Сумма не очень большая, однако если её нет, впечатление складывается другое. «Гверн купил меня за эти деньги», — подумала она и повернула обратно к трактиру.
Глава 52 Когда умирают овцы
Она присела на корточки и ухватила кистью горстку почвы. Раз, два, три. Земля, которую мяли белоснежные женские пальцы, медленно просыпалась через них. Энэйн наблюдала. Внизу, там, где раскинулась широкая зелёная долина, мирно паслись стада овец. Несколько пастухов дремало в тени деревьев. Кое-где сновали охотничьи псы. И вся этак картина, как на ладони представлялась её взору. Раз, два, три. Потихоньку они умирали.
Земля сыпалась. Ноги несчастных животных подкашивались и, жалобно блея перед смертью, они опускались в траву. На землю капала кровь из их распоротых брюх. Энэйн наблюдала. Земля сыпалась. Овцы умирали.
Когда последняя крупица упала с руки, на траву опустилось последнее животное. Перед девушкой раскинулось огромное кроваво-белое поле. Тишина. Ласковый тёплый ветер. Пастухи не проснулись. Несколько мгновений девушка наслаждалась тишиной, а затем услышала, как начали лаять псы. Подскочив на ноги, она поспелила удалиться.
***
Она хотела войти в дом, но вдруг остановилась. Из-за двери доносились громкие голоса. Кто-то ругался. Энэйн прижала ухо к шершавой деревянной поверхности и замерла. Прислушалась.
— Ты из ума выжил! Я не позволю!
— Отец, это моё решение, — она узнала голос Леля.
— Она чужая, пришлая! Ты ничего о ней не знаешь, как и мы! Сам вдумайся: ты нашёл в лесу девчонку, а откуда она там взялась? Может, это промысел врага? Я не терпел и того, что она осталась под нашей крышей, и никогда ей не быть твоей женой! Слышишь? Не быть!
— Она не опасна, к тому же я люблю её!
— Любишь... она красива, бесспорно, но не более того. Что ты любишь в девчонке, которая толком не говорит?
— Я учу её нашему языку, она уже всё понимает.
— Я сказал нет. Пойди прочь со своими затеями, пока я не выгнал её вовсе!
Энэйн, услышав шаги, отпрянула от двери и бегло сиганула с лестницы. К её счастью, в это время по дороге шла компания девушек, которые громко распевали какую-то песню и приплясывали в такт. Она ловко присоединилась к их танцу и те, пусть были поражены такому внезапному пополнению, охотно приняли её в свои ряды. Девушка слышала, как отворилась дверь. На пороге показался Лель, сразу же разглядевший копну ярких волос среди танцующих красавиц. Энэйн не повернулась к нему, дабы не выдать своего знания. Она сделала вид, что увлечена весельем и воистину танцевала так хорошо, что компания вынуждено остановилась и продолжила забаву прямо посреди улицы. Энэйн кружилась и прыгала. Юбка её пышного платья вздымалась, волосы, как языки пламени, пытались дотянуться до всего, чего могли. Девушки громко пели и хлопали.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Когда песня, наконец, завершилась, Энэйн как бы невзначай увидела юношу и миловидно улыбнулась ему. Она не спешила покинуть случайно обретённых подруг, и Лель вынуждено ждал. Он выглядел и печальным, и счастливым. В его взгляде отражалось всё обожание, какое он испытывал к красноволосой чужестранке с того дня, как встретил её в лесу, как привёл её в деревню на диву подозрительному народу. Даже среди них, магов, она выглядела слишком необычно, и несмотря на испещрённую шрамами кожу, казавшуюся девушкам изъяном и уродством, мужчины находили её прекраснее всех ныне живущих женщин. Даже отец Леля, категорически настроенный против чужачки, не осмеливался в лицо выказать ей свою неприязнь.
После еще одного танца, Энэйн всё-таки покинула девушек и, нарочно миновав Леля, вбежала в дом по другой лестнице, расположенной с торца. Юноша поспешил за ней, и когда оба очутились в пустынной комнате, он аккуратно прикрыл дверь.
— Ты прекрасно танцуешь.
Красноволосая улыбнулась в ответ на комплимент. Лель подошёл к ней и крепко поцеловал. От девушки пахло луговыми цветами.
— Я очарован, — он ласково взял её за руку. — Я без ума... Энэйн, ты бы согласилась стать моей женой?
— Женой? — она отстранилась и лукаво посмотрела на юношу. — Что значит быть женой?
— Это значит... — мысль юноши вдруг прервали крики, доносящиеся с улицы. Взволновавшись, он немедленно выглянул за дверь.
— Беда! Убили! Стадо вырезали! Нападение! Ликийцы!
Лель содрогнулся.
— Только не это...
— В чём дело?
Побледневший от ужаса, юноша взглянул на Энэйн.
— Оставайся здесь, поняла? Оставайся, я скоро вернусь.
— Лель...
Он выскочил из комнаты и дверь захлопнулась за ним.
***
Гелата проснулась.
Утром следующего дня они покинули Коваль. Эдгар, судя по всему, об этом жалел и периодически оглядывался на город, пока тот не скрылся из виду. Возможно, он наделся на помощь. Их с товарищем уже должны были кинуться, а если труп Ноака обнаружили, то и его, скорее всего, сейчас ищут. «А не подумают ли они, что я сам убил его и скрылся? Ведь наверняка подумают. И мне нечем будет доказать свою невиновность. Не скажу же я им, будто это сделало назвавшееся богом существо в теле девочки? За такое меня казнят». От этих мыслей Эдгар побледнел. Ему сделалось дурно, но Гелата не заметила перемен в юноше, во-первых, потому, что шла позади, а во-вторых, потому что сама страдала приступами слабости.
За время, что они пробыли в амбаре, Эдгар вспомнил самую короткую дорогу до леса. Он надеялся побыстрее проводить туда Гелату и вернуться восвояси, обо всём рассказать старшим по чину, чтобы те могли принять меры, однако, чем дальше они шли, тем больше сомнений его терзало. Эдгар понимал, что история о том, как юная крестьянка убила Ноака, а его самого заставила стать проводником, звучала абсурдно. Они, мужчины с мечами, желающие стать рыцарями, позволили с собой так обойтись? Никто бы в жизни в это не поверил! Скорее они решили бы, что Эдгар выгораживает себя, что это он убил товарища, а испугавшись последствий, бежал. Иначе как объяснить то, что он сам остался цел и невредим?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
От размышлений юноша пришёл в абсолютное отчаяние и с трудом сдержал порыв нахлынувших чувств. Воин не может позволить себе проявлять слабость. Он должен быть храбрым и в любых ситуациях сохранять голову холодной. К тому же Гелата, какой бы жуткой не казалась на первый взгляд, враждебности больше не проявляла.
