Мучительно долго шкаф уползал в сторону, пока, наконец, в проеме возникла знакомая фигура.
— Маринушка, мы ведь договорились, что уже можно без фокусов.
Но она меня не слышала.
Поднялся навстречу и увидел ее глаза. В них — пустота и безумие. Она вряд ли осознавала, где находится. Я остановился, она тоже замерла. Потом ее рука вздернулась, и я увидел зажатый в ней газовый баллончик.
— Марина, очнись! — крикнул я и тут же умолк, задержав дыхание. Струя газа плеснула в лицо, опалила глаза.
— Дура!
Я глотнул сладковатый газ, голова наполнилась туманом, мозги начали растворяться в нем. У меня хватило сил вырвать из рук женщины баллончик, после чего, я швырнул женщину на кровать и поспешил в ванную. Холодная вода помогла, благо, не так много вдохнул гадости.
— Ты, как, жива?
Я потряс Марину за плечо. В ее глазах промелькнуло нечто осмысленное.
— Где я? Что со мной?
Она действительно ничего не помнила. Лунатичка. Или просто сумасшедшая. Если в первом уверенности не было, то насчет второго я не сомневался.
— Угадай с трех раз, — ответил нарочито грубо, дабы она скорее пришла в себя.
— Славик? Как я здесь оказалась?
— Как обычно.
— Почему ты грубишь?
Она всхлипнула.
Я налил в стакан коньяк. Марина выхватила его, проглотила и даже не скривилась. Дыхание ее выровнялось.
— Я сама сюда пришла? — спросила.
— Сама.
— Странно, я ничего не помню.
— А раньше помнила?
— Раньше помнила.
Она поднялась с постели, примостилась в кресле и уже сама наполнила стакан. Почти до половины.
— Маринушка, с тобой все в порядке?
— В порядке? — голос истерический, на грани визга. — Он украл у меня все!!! Он и эта пришмандовка!
Марина зарыдала. Успокаивать ее не было смысла.
Я выскользнул в коридор и направился к бару. Пустой дом меня больше не пугал, а оставаться в одной комнате с сумасшедшей оказалось выше сил.
* * *
— Томочка, Солнышко, я думал, что ты меня бросила!
Радость моя была искренняя.
— С чего бы вдруг, — Тома пыталась казаться обыденной, но я видел, что и она мне рада.
— Я приходил к тебе.
— Наверное, я спала.
Трудно поверить, но и отрицать глупо. Если женщина не желает о чем-то рассказывать, ее не переубедить.
— Ты давно здесь?
— Не знаю. Здесь место такое, что время теряется. Иногда оно скачет и за ним невозможно угнаться, но чаще замирает и, кажется, что минута тянется вечность.
Она была права, я тоже такое заметил.
— Ужасное место.
— Сейчас — да, — согласилась Тома.
— Оно таким было всегда, просто мы не замечали.
Тома пила «Мартини». Мне спиртное поперек горла стояло, и я включил кофейный аппарат. Все равно уснуть не получится. Да и нужно ли?
— Томочка, ты не подвезешь меня на станцию?
— Уезжаешь?
— Мне здесь нечего делать.
— Увы, мне тоже.
Она надолго умолкла.
— И куда ты теперь?
— Домой, наверное…
— Как же Марина?
— А что, Марина? Она меня обманула…
Странная особенность. Каждый в этом доме считал, что его обманули. И я не исключение. Меня обманывали больше всех и, наверное, каждый. Начиная от бывшего одноклассника и заканчивая шефом. Наверное, карма такая…
— Так как, Солнышко, выручишь безлошадного бродягу?
— Легко, — улыбнулась Тома. — Если хочешь, можем прямо сейчас и поехать. Меня эти стены угнетают.
Я покосился на недопитый стакан в ее руке, посмотрел на девушку. Она не выглядела пьяной, и я не возражал.
* * *
Не могу сказать, с какими мыслями я покидал поместье одноклассника. Без сожаления — точно. Было ли разочарование? Наверняка. Но, не достигшее критической точки.
Тома вела машину молча, сосредоточившись на дороге, или утонув в собственном, недоступном для меня мире. И меня такое устраивало. Говорить не хотелось, да и не о чем. Все уже было сказано раньше, а просто сотрясать воздух — занятие бесполезное и утомительное.
Из динамиков сочилась легкая мелодия, она воспринималась, как фон и почти сливалась с шуршанием шин. Идеальное сочетание для легкой полудремы, учитывая, что на дворе ночь и фары высвечивают только однообразную темную полосу, на которой глазу зацепиться не за что.
Тома свернула на обочину и остановила машину.
— Перекур.
Я открыл дверцу и выскользнул наружу. Воздух был сырой, моросил дождь, тело пробрала дрожь. Не уютненько. Тем не менее, я мужественно помок несколько минут, пока сигарета не истлела до фильтра. Тома курила в салоне, лишь приоткрыла боковое окно. Она хозяйка, ей можно.
Выбросив окурок, нашарила на заднем сидении сумку, вытащила термос и пакет с бутербродами. Кушать я не хотел, а вот кофе, еще горячий и ароматный, выпил с удовольствием.
— Далеко еще? — спросил.
— Меньше половины осталось. К утру будем в городе.
Я достал мобилку. Часы на дисплее показывали половину четвертого.
Мы уже снова мчались по ночному шоссе, когда я осторожно, стараясь не привлекать внимание девушки, открыл исходящую почту.
Вот они, снимки, которые взбудоражили шефа и, которые показались ему ценнее остальных найденных сокровищ. Не зря же он стер их с телефона. У шефа нюх на такие дела. Или — интуиция, как любит выражаться он сам.
Я улыбнулся и вдруг понял, что мне надоело быть лохом. Как бы не хитрил и не изворачивался Игорь Владимирович, сейчас мы с ним были на равных. И не факт, что удача улыбнется ему, а не мне. Новичкам везет…
А если и не повезет, что я теряю?
Такие мысли крутились в голове весь остаток дороги. Они вдохновляли, я даже ощутил азарт, давно позабытое и почти неизведанное чувство. И волновали меня не столько сокровища, которых, возможно, не существует, сколько желание утереть нос шефу. Хотя бы ради того, чтобы повысить собственное самомнение.
И когда мы въезжали в пригородную зону, решение созрело окончательно и бесповоротно. Первое, что я сделаю, вернувшись на работу, напишу заявление об уходе.
Я снова улыбнулся. Настроение было прекрасное. Я чувствовал, что перешагнул черту, которую не решался преодолеть раньше. Передо мной открывалась новая жизнь: свободная, независимая и, я надеялся, что полная приятных неожиданностей.
* * *
— Может, зайдешь?
Тома колебалась, и я не понимал ее упрямства. Незамужним женщинам, наверное, нельзя просто так, без церемоний заваливать в гости к молодым, холостым неженатым. Нужно блюсти видимость морали, или как там оно еще называется? Ах, да, правила приличия.
Смешно и, наверное, не одному мне. Учитывая, что о нравственности беспокоится поздновато. Да и неизвестно, кому нужно больше бояться.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
