Но тут на лотке бродячего книготорговца мне случайно попалась растрепанная, ветхая книга, представлявшая собой сочинение какого-то историка о временах Великого Мора, напечатанное лет сто назад и отданное мне за несколько медяков.
Кстати, именно по очень подробно описанным в книге симптомам я и догадался, что за бич обрушился на данный мир.
Сухим и холодным языком рассказывал ее безымянный автор о целых областях, вымиравших до последнего человека; о безумии, поражавшем уцелевших, которые бродили по дорогам, хлеща друг друга до крови плетьми, будто бы во искупление грехов человечества (и заражая друг друга).
Они истребляли всех, по их мнению, дурных христиан, убивали маленьких детей, заявляя при этом, что спасают их от будущих грехов. Всякая власть к тому времени практически исчезла, и остановить безумцев было некому.
Еще одним бедствием стало верование, что, совокупившись с девственницей, можно излечиться от смертельной болезни. Банды потерявших человеческий облик громил врывались в города и селения, убивая всех, кто пытался им помешать, сгоняли на площади рыдающих девушек и даже девочек и тут же устраивали отвратительную оргию.
Во Франции объявился какой-то безумный пророк, провозгласивший, что все зло от женщин и их надлежит поголовно истребить. Его войско как ураган прошло по Иль-де-Франсу, Лотарингии, Нормандии, оставив после себя только пепел и трупы десятков тысяч женщин. Затем оно двинулось на юг, выжгло Лангедок – к тому времени оно насчитывало почти пятьдесят тысяч человек – и, наконец, погибло, истребленное голодом и болезнью.
Люди накладывали на себя руки, сжигали себя заживо, рассчитывая, что предсмертные мучения очистят их от грехов, устраивали коллективные самоубийства – иногда сотнями и тысячами…
Все это длилось не год и не десять лет, а больше полутора веков. Пять поколений жили с ощущением непрерывно творящегося конца света. В конце эпидемии, как утверждал автор книги, из числа уцелевших едва ли не каждый третий лишился рассудка. Мор в Европе и Азии кончился как-то вдруг и довольно быстро – видимо, как только вымерли все, кто был предрасположен к заражению. В Америке и еще кое-где болезнь свирепствовала до восемнадцатого века, но и там тоже в конце концов прекратилась.
В ходе эпидемии и всех сопутствовавших ей бедствий человечество уменьшилось даже и не скажешь насколько.
В иных городах не осталось и десятой части населения, иные вообще стояли безлюдные и разрушающиеся, в других жизнь кое-как теплилась.
Уцелели в основном жители замкнутых полумонашеских общин, наподобие наших старообрядческих, мелкие поселения в горах и лесах, вновь быстро покрывших изрядную часть Европы.
Да, мир, где мы оказались, был достаточно дикий, и законы тут были под стать всему остальному.
Супружеская неверность частенько каралась смертью, проституция – смертью или вечным заточением. Смертью каралась также влечение к собственному полу, и это обстоятельство сейчас впрямую касалось нашей судьбы. Но, впрочем, все по порядку.
Двигатель амфибии заглох, высосав последние капли горючки, всего лишь метрах в пятистах от берега, и нам пришлось до утра болтаться в ночном море.
Кое-как, с помощью наскоро сооруженного из чехла паруса, выбиваясь из сил, гребя всеми подручными средствами, мы добрались до вожделенной земли.
Тут же возникла противоположная проблема – берег оказался более-менее обжитым, и оставлять на всеобщее обозрение нашу машину было во всех отношениях неправильно.
Промучившись несколько часов, мы спихнули машину на глубину, предварительно сняв с нее кое-что полезное.
К полудню следующего дня мы добрались до маленького городка, но особо в нем не задержались: в королевстве, на землях которого он стоял, шла война, и на нас – непонятных чужаков – уже стали коситься.
Чтобы купить корабль, нам пришлось «подломить», как говорили в мое время, дом ростовщика средней руки. Сам хозяин с домочадцами отправился на торжественное богослужение по случаю праздника какой-то богини, а сторожевого пса ликвидировал из арбалета Тронк, вызвавшийся на это сам, поскольку, по его словам, имел немалый опыт в подобных делах. Правду сказать, тут он нам здорово помог: пес – косматое клыкастое страшилище ростом по грудь взрослому человеку, к тому же одетое в усаженный шипами роговой панцирь, – вызывал единственное желание: оказаться как можно дальше от него.
Золота мы взяли достаточно, но пришлось срочно покинуть город, выйдя в море на первом попавшемся под руку паршивеньком рыбачьем суденышке. Его прежний хозяин до сих пор, наверное, не очухался от внезапно свалившегося на его голову счастья – за него мы заплатили столько, что хватит на три таких.
И в следующий же переход попали сюда. Шторм изрядно потрепал нашу лайбу, по традиции получившую имя «Чайка», и мы, благо теперь у нас имелись деньги, решили сменить корабль.
Так мы попали сюда, в Роттердам.
В местной Морской палате к нам отнеслись спокойно. В порту стояло около двух сотен кораблей, каждый день приходили и уходили все новые, и наше появление прошло почти незамеченным.
Собственно, дело ограничилось тем, что мы обменяли десяток монет на кожаную бирку с печатью магистрата, дававшую право на то, чтобы беспрепятственно торговать и находиться в городе. Здесь до таких штук, как патенты или прочие судовые бумаги, пока не додумались.
Поскребя по нашим сусекам, мы за десять тысяч гульденов заказали на одной из здешних верфей превосходный бриг.
Да, это был действительно замечательный образец судостроительного искусства.
Мы не поскупились. Лучшее дерево – английский дуб на шпангоуты, новгородская сосна на мачты, киль из бразильского квебрахо, – крепеж из первосортной бронзы и медная обшивка.
Хозяин верфи клялся и божился, что через два месяца шхуна будет спущена на воду. Но увы – к великому сожалению, нам не придется плавать на ней…
Пока корабль строился, мы решили разделиться.
Шестеро остались на шхуне, Ингольф остановился на припортовом постоялом дворе «Морской волшебник», где обычно останавливались мелкие торговцы и который находился рядом с верфью, где строился наш будущий корабль.
А Таисия и Мидара поселились в одной из самых дорогих гостиниц города, там была даже горячая вода и что-то похожее на канализацию: капитан на наши робкие возражения заявила, что ей смертельно надоело жить в крошечной каюте.
И вот в один далеко не прекрасный день, вернее, ночь стража устроила очередной рейд по гостиницам в поисках контрабандистов и проституток и застала их в одной постели.
(В первые дни я только что не вслух материл нестандартную ориентацию нашего капитана, а заодно и не вовремя проявившуюся склонность к комфорту.)
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
