аварию, которую Свет не планировал.
Умер…
Я уронила голову на подлокотник кресла и беззвучно зарыдала, упрекая себя, что отпустила его сегодня.
Лучше бы я осталась с Ваней.
Лучше бы Ваня остался со мной…
Я мучилась выбором — бежать ли на улицу, чтобы искать его разбившуюся машину, или сидеть в квартире и ждать, когда появится Елиазар. Если появится. Каждая секунда нервного ожидания угнетала. Мне необходимо было убедиться, что с Ваней не случилось ничего непоправимого, и, не в силах дальше сдерживаться, я всё же решила отправиться на поиски. Ваня находился где-то за городом, а значит, мне придётся взять такси.
Однако не успела я подняться на ноги, как из динамика телевизора вдруг раздалось шипение, а по экрану пошла рябь, смазывая кадры окрестностей Сочи. Я вскинула голову, мгновенно среагировав на изменение шумового фона, и, ещё не сообразив, что произошло, кожей ощутила его присутствие в комнате.
Елиазар сидел в кресле напротив, симметрично положив руки на подлокотники. Даже он, всегда спокойный и невозмутимый, сейчас выглядел напряжённым: глубокая борозда пролегла между белёсыми бровями, юношеская свежесть ушла с лица, а светлые глаза потемнели, став бездонными. Теперь он напоминал не ужасно загримированного молодого актера, а уставшего от жизни дряхлого старика, каким внушительный возраст и должен был его сделать.
— С Иваном всё в порядке, — сухо произнёс Старец в ответ на мой невысказанный вопрос.
— Он не умер?.. — взволновано прохрипела я, смахивая остатки слёз.
— Он жив, — ответил Елиазар таким же ледяным тоном.
Я шумно выдохнула.
Слава Богу…
То есть Высшим Силам…
То есть неважно кому!
Ваня был жив — и от этой мысли мне сразу стало легче. Я невольно схватилась за горло, почувствовав, как под кожей бешено запульсировала кровь, разгоняемая вновь забившимся сердцем.
— Что произошло?
— Тебе пора, — отрезал Елиазар, поднявшись с кресла.
— Но…
— Тебе пора, — тихо, но с лёгким раздражением и физически ощутимым давлением повторил он.
Неудивительно, что Старец испытывал раздражение и торопился — он просто не мог ждать. Сейчас его заботили иные проблемы, нежели моё беспокойство за друга. Сколько ещё людей ему нужно было обойти и забрать с собой в неизвестность? Сколько раз ему уже задали или зададут подобные вопросы? Я была не единственной сентиментальной и точно не исключительной, чтобы успокаивать меня весь вечер. Тем более, возможно, Ваня уже перенёсся в тёмный мир, пока я доставала Елиазара глупостями.
Что ж, главное я услышала.
В воспалённых старческих глазах я прочла немой укор своей медлительности и сообразила, что мне нужно было действовать, а не валяться на полу безвольной тряпкой. Я с трудом поднялась вслед за Елиазаром. Битва ещё не началась, но я уже не могла владеть собой: от волнения ноги не слушались, всё тело била мелкая дрожь, а сердце не желало успокаиваться, сбиваясь с ритма. И всё же я попыталась собрать в кулак всю свою волю и решительно взглянула на Старца.
— Что я должна сделать? — чётко спросила я.
Елиазар ничего не ответил.
Он просто кивнул в сторону открытого окна, однако я поняла его без слов.
Наверное, сегодня произойдёт сотня подобных попыток суицида. Кто-то объяснит всё воздействием Легата на психику неуравновешенных людей. Кто-то сделает вывод, что метеориты, как и кометы, приносили с собой беды и несчастья, дестабилизировали магнитный фон Земли или придумает какую-нибудь другую чушь. Но даже в этих теориях будет своя доля правды — несчастья случатся из-за падения Легата. Вот только настоящих причин никто и никогда не узнает. А того, кто попытается о них рассказать, запишут в сумасшедшие, и ещё на тысячу лет мир погрузится в блаженное неведение…
Сделав несколько несмелых шагов, я остановилась возле окна. Онемевшими пальцами открыла его шире, забралась на подоконник и посмотрела вниз. Высота, с которой мне предстояло спрыгнуть в объятия мокрого асфальта, ужасала, поэтому непроизвольно я мёртвой хваткой вцепилась в старую раму. В лицо ударил порыв ледяного ветра, принеся с собой ароматы мокрой земли и озона. Я жадно втянула его носом, и обжигающий холод мгновенно наполнил лёгкие и остудил голову.
Быть может, на земле я дышала в последний раз.
Быть может, я не вернусь из тёмного мира живой…
Эта мысль заставила совершенно другими глазами посмотреть на дома вокруг, на переливавшиеся всеми оттенками красного и жёлтого осенние деревья и на огромные лужи, образовавшиеся после недавнего дождя. Лишь в это последнее мгновение я осознала, сколько прекрасного окружало меня в жизни, сколько чудесных мелочей я не замечала раньше, запутавшись в проблемах и хлопотах повседневности, и поняла, как сильно мне не хотелось расставаться с такой простой и близкой красотой.
Но теперь сожалеть было поздно.
Я подняла глаза наверх, ожидая, что увижу там серые дождевые тучи…
И чуть не заплакала.
Светлая полоса на горизонте, обещавшая ночью ясную погоду, разрослась и стала шире. Сквозь неё проглядывал огненный закат — огромное, алое солнце почти село, и лишь крошечный его кусочек ещё сиял над городской застройкой. Золотистым и розовым светом оно подкрашивало края облаков, дома и деревья на дальней стороне улицы, которая виднелась между крышами соседних зданий. Зрелище завораживало и навеивало тоску. Я представила необъятность и бездонность этого неба, за которым таились бескрайние глубины космоса. Представила массы пара, которые даже через сотни и тысячи лет останутся неизменными и будут так же неторопливо проплывать над городами, лесами, полями и океанскими просторами, не замечая происходивших внизу изменений. Какими же крохотными мы являлись по сравнению с ними. Какой краткосрочной была наша человеческая жизнь…
А дальше, за пределами атмосферы, за пределами нашей солнечной системы и галактики, неужели больше нигде не существовало подобного солнца, подобного неба и заката? Неужели Свет и Тьма создали только нас, и только мы бились за них? Сейчас я жалела, что не задала эти вопросы раньше, но надеялась, что ещё смогу получить на них ответы…
— Времени мало, — послышался из-за спины голос Елиазара, остановивший мои унёсшиеся вдаль мысли.
— Да, — тихо отозвалась я, но развернулась обратно в комнату и посмотрела на мирно храпевшего на диване мужчину.
Отца не волновало, что его дочь готовилась выпрыгнуть из окна, что светлый Старец стоял сейчас на расстоянии вытянутой руки и не обращал никакого внимания на бренное тело бывшего тёмного. Свет, как и Тьма, потерял к нему интерес с тех пор, как он погрузился в отравленную парами алкоголя реальность и отключился от всех остальных реальностей, став абсолютно бесполезным и беспомощным. После аварии мы словно поменялись ролями. Отец превратился в моего ребёнка, а я —
