Чем больше Конан Дойл писал о Шерлоке Холмсе, тем больше развивались и его собственные способности дедукции и тем сильнее становилось его косвенное и прямое влияние на криминалистику. К этому выводу приходят Майкл и Молли Хардвик — авторы недавно изданной в Лондоне книги о Конан Дойле (некоторые факты из нее использованы в этом очерке). Они считают, что образ знаменитого сыщика вобрал в себя многие черты характера самого автора. «Перелистывая страницы рассказов о Шерлоке Холмсе, — пишут они, — и просматривая всю жизнь Конан Дойла, мы все больше убеждались в глубоком сходстве между автором и его героем». Сходство это можно обнаружить не в привычке, скажем, работать в одиночестве, закутавшись в старый халат, не в курении трубки, наконец, даже не в том, что оба проводили химические опыты, держали в беспорядке бумаги и у обоих на столе лежали лупа и револьвер. Самое главное состояло в том, что оба они, и Конан Дойл и Шерлок Холмс, были выдающимися криминалистами, оба, как и Джозеф Белл, блестяще пользовались методом дедукции, умели логически мыслить и обладали острой наблюдательностью. Писатель сам признавался, что не однажды ему удавалось методом Холмса решить проблемы, которые ставили в тупик полицию. Это случалось всякий раз, когда профессиональные сыщики оказывались не в силах распутать какое-либо сложное дело и вынуждены были прибегать к его помощи, как обращались за помощью к Джозефу Беллу и Шерлоку Холмсу. И тогда всемирно известному писателю приходилось откладывать перо литератора и брать в руки лупу сыщика. Метод его героя действовал безотказно — Конан Дойлу удалось раскрыть не одно запутанное преступление. Его репутация в этом смысле приобрела такую известность, что к нему стала обращаться с просьбами полиция других стран. Египетские, американские и французские детективы изучали его метод, систему поисков мельчайших улик. Известный криминалист Э. Локар считал Конан Дойла «поразительным ученым-иссле-дователем».
Походил Конан Дойл на своего героя и еще в одном. Подобно отшельнику с Бейкер-стрит, Конан Дойл — сыщик-любитель действовал, как правило, бескорыстно, лишь из благородных побуждений. «Великий детектив» руководствовался, как правило, одним желанием — помочь в беде, восстановить справедливость. Он никогда не употреблял свои способности в защиту неправого дела. А со злом он вступал обычно в опасную и часто неравную борьбу даже тогда, когда шанс добиться успеха равнялся нулю. И нередко благодаря настойчивости и неутомимости оказывался победителем.
Трудный, 1906 год подходил к концу. Конан Дойл, недавно похоронивший жену, вот уже несколько месяцев не притрагивался к перу. Раньше он мог работать в любое время дня и где придется. Некоторые рассказы о приключениях Шерлока Холмса были, например, записаны во время дождя в павильоне около крокетной площадки. Теперь у него есть свой роскошный кабинет, все располагает к творчеству — тишина, уютный стол, стопа бумаги… Но отсутствовало главное — вдохновение. Напрасно его бессменный секретарь майор Вуд, сорок лет проведший рядом с ним и послуживший прототипом доктора Уотсона (в его обязанности входило просматривать корреспонденцию), с тревогой поглядывал на писателя. Молчаливый, угрюмый, Конан Дойл шагал по комнатам и дымил трубкой.
По сложившейся привычке майор Вуд сортировал письма: наиболее важные, те, что могли заинтересовать писателя, откладывал в сторону. В тот день почта не принесла ничего особенно ценного. Лишь на одно письмо обратил внимание майор Вуд. В конверт был вложен газетный отчет о деле некоего Джорджа Эдалд-жи и его письмо.
Прочитав письмо с мольбой о помощи, Конан Дойл, подобно его герою, «вынул трубку изо рта и выпрямился в кресле, встрепенувшись, точно борзая при звуках охотничьего рога». С этого момента целых восемь месяцев писатель занимался исключительно делом Эдалджи. В чем же оно состояло? И с кем пришлось бороться писателю, защищая невиновного и отстаивая справедливость?
Когда Конан Дойл брался распутывать какое-либо дело, он обычно, как и его герой, на два-три Дня исчезал в своем кабинете: только в обстановке полного одиночества он способен был размышлять, взвешивать, сопоставлять, анализировать. Одним словом, искать ключ к той или иной загадке. И на этот раз, познакомившись с «делом близорукого индуса», как его иногда называют, писатель скрылся в кабинете, отбросив все другие мысли и заботы.
Молодой юрист из Бирмингема Джордж Эдалджи (отец его был индусом, то есть «цветным») обвинялся в том, что он регулярно с помощью бритвы убивал по ночам на полях скот. Улик оказалось достаточно, и Эдалджи был арестован, судим и приговорен к семи годам каторжных работ.
Напрасно друзья требовали пересмотра дела. Ничто не помогало — ни выступление газеты, ни петиция, подписанная десятью тысячами людей.
Правосудие оставалось глухим. И, не вникая в суть дела, довольствовалось версией полиции. Расследование, произведенное ею, показало следующее.
С некоторых пор в шахтерском поселке близ Бирмингема повторялись странные случаи убийства животных. Анонимные письма, поступавшие в полицию, прямо указывали на преступника — Джорджа Эдалджи. Дождавшись очередного убийства, полиция, не раздумывая долго, арестовала виновника. При обыске у него нашли футляр с бритвами, сапоги и брюки, выпачканные свежей грязью, и старую куртку. На ней обнаружили несколько конских волосков (несомненно, от убитого накануне пони) и два пятнышка крови животного.
Во время допроса Эдалджи заявил, что вечером в день преступления навещал знакомых, живущих неподалеку от района, где было совершено убийство.
Все, казалось, было против Эдалджи. И когда несчастного юношу везли в суд, толпа чуть было не растерзала его, напав на полицейскую карету.
Почти год Конан Дойл занимался расследованием, которое вел, кстати сказать, на свои собственные деньги. И когда ему стало ясно, что судим и приговорен был невинный человек, когда в его руках оказалось достаточно материала, опровергающего заключение полиции и решение суда, тогда он выступил в печати.
В начале января 1907 года в газете «Дейли телеграф» появилась первая статья Конан Дойла. Она вызвала сенсацию. Писатель клеймил позором действия местной полиции, обвинял ее начальника в расизме, обмане и бездарности. Мало того, опровергая пункт за пунктом доводы обвинения, он обрушивался в своих статьях на министерство внутренних дел, доказывал на примере с делом Эдалджи необходимость ввести в Англии кассационный суд.
«Кто же истинный преступник? Назовите его, если вы знаете», — иронически спрашивали писателя те, кто был уверен в правильности своих действий. И Конан Дойл с блеском, присущим его литературному герою, ответил на этот вопрос. Впрочем, помог ему в этом сам убийца. Он начал угрожать писателю. А тому только того и надо было. Запугать анонимными письмами было его нелегко, но то, что эти письма наведут рано или поздно на след, в этом он был убежден. Оставалось ждать. Наконец, пришло еще од: ю письмо. Оно-то и дало ключ к разгадке.
В этом письме убийца неосторожно упомянул имя директора одной местной школы. Не долго думая, Конан Дойл сел в кэб и отправился к нему с визитом. И здесь он выяснил, что у школьного директора тоже есть одно старое анонимное письмо, содержащее угрозы по его адресу. Оно-то, это письмо, и стало последним звеном в цепи улик, собранных Конан Дойлом. Оставалось выяснить, кто из учеников школы ненавидел директора, был известен своей подлостью и после школы служил на флоте (намеки на это содержались в анонимных письмах).
Сделать это было не так уж трудно. Выяснилось, что некий Питер Хадсон еще в школе был известен умением подделывать письма. Он же отличался тем, что вспарывал ножом диваны. После того как его исключили из школы, работал в мясной лавке, а потом плавал на судах, перевозивших скот.
Дальнейший ход рассуждений Конан Дойла достоин лучших логических заключений Шерлока Холмса. Писатель обратил внимание на то, что все раны, нанесенные животным, обладали одной особенностью: это были поверхностные разрезы; они рассекали шкуру и мышцы, но не проникали во внутренние органы, что неизбежно при заостренном кончике ножа. Лезвие же ланцета имеет круглый выступ, оно очень острое и им можно делать лишь поверхностный надрез. «И я утверждаю, — заявлял Конан Дойл, — что большой ланцет для разделки туши, добытый Питером Хадсоном на корабле, перевозящем скот, — единственное оружие, которым могли быть совершены все эти преступления». Писатель мог с такой уверенностью говорить об этом, так как большой ланцет попал в его руки и был потом предъявлен в качестве улики.
А как же с доказательствами полиции? Откуда взялись ее улики, все эти конские волосы, бритвы, пятна крови на куртке и т. д.?
Ответ был прост. На бритвах не оказалось никаких следов крови, пятна на куртке были от недожаренного бифштекса. Что же касается конских волос, то они появились на куртке после того, как полицейский завернул в нее шкуру убитого пони.
