Бад уснул почти мгновенно...
Ребенок сидел на покрытом линолеумом полу, рядом лежала большая красивая кукла, на которую девочка не обращала внимания. Она сосредоточенно свертывала из валявшейся вокруг оберточной бумаги неуклюжий пакет. «Я купил тебе куклу, — сказал он. — Почему ты с ней не играешь?» Малышка, занятая своим пакетом, даже не подняла глаз. Это вызвало в нем раздражение... Бад преисполнился чувством беспомощной жалости к самому себе, которое, как правило, сопровождает подобные сны. Он заспорил с ребенком, который вдруг превратился в серьезного соперника. Наконец девочка поднялась с пола и приблизилась к нему со своим пакетом. Обычно в таких пакетах Тессы ничего не было, но теперь Бад заметил, что она что-то туда положила. «Ба», — сказала она, вновь уменьшившись в росте, и превратилась в малышку. «Ах ты, маленькое отродье! — крикнул он. — Я не желаю играть в детские игры!» Она доверчиво улыбнулась ему, показав дырку между передними зубами, и продолжала протягивать свой пакет. Он зло ударил по нему. Из оберточной бумаги что-то выпало. И тут он увидел, что это живое, бьющееся сердце! Откуда-то издалека до него донесся голос: «Она отдала тебе свое сердце». Бад перевел глаза на ребенка. Девочка распростерлась на полу у его ног. Мертвая. На губах застыла доверчивая умоляющая улыбка, маленькая вялая ручка беспомощно подогнулась.
Он проснулся в душераздирающих рыданиях.
Слезы текли у него из глаз. Он был весь в холодном поту. Бад провел рукой по глазам. В уши лез шум ночной смены, работавшей в паровозном депо. Он больше не мог уснуть. «Это просто ночной кошмар, — подумал он. — Я ничего ей не сделал! С ней все в порядке».
В голове одно за другим проносились воспоминания, связанные с Тессой. С какой доверчивостью она в отсутствие Амелии позволяла Баду помогать ей. Он вспомнил, как она сидела у него на коленях, а он неопытной рукой проводил гребенкой по ее мягким черным кудряшкам. Он читал «Трибьюн», а она сидела рядом с ним на диване и держала перед собой раскрытый рваный журнал, делая вид, что тоже читает. Те часы, которые он провел вместе с Тессой, были наполнены удивительным покоем.
Бад вдруг понял, что думает только о Тессе. Без всякой связи с Три-Вэ. Он недоумевал. Что за превращение произошло во время его кошмара, если теперь он может видеть своим мысленным взором только ребенка, без Три-Вэ? Бад повернулся на другой бок. «Я ей нравлюсь», — подумал он.
Через некоторое время он снова уснул.
После, опять работая в кузнице, он часто видел перед собой маленькие ручки, протягивающие ему неказистый пакетик. Раскаленный металл шипел, погружаясь в воду, и он слышал, как детский голосок зовет его по имени: «Ба...» Он делал какие-то поправки в чертежах и видел на бумаге эту доверчивую улыбку. «Она отдала тебе свое сердце».
Бад редко бросал начатое дело незавершенным. Проработав пять дней, они с Горасом еще не успели закончить масштабную модель дымогарных трубок. Предстояло сделать самую важную деталь — форсунку, которая будет впрыскивать нефть и пар. Но Бад знал, что ему необходимо вернуться в Окленд. После того кошмара он не копался в своей душе, не разбирался, отчего вдруг во сне он испытал страх и чувство вины. «Я хочу снова быть с ней», — просто думал он.
По дороге в Лос-Анджелес он разыскал там профессора О'Дея в относительно трезвом состоянии. Он приказал ему отправиться в Сан-Бернардино и продолжить начатую там работу.
— И не пейте, — добавил он. — Я вернусь через несколько дней.
7
На крыльце Амелии горел желтый свет.
Когда Бад свернул с улицы к дому, на крыльце он увидел какого-то мужчину, появившегося из дверей. Он был довольно грузный, со светлой бородой, в сюртуке и нес в руках обычный докторский саквояж.
— Доктор? — позвал Бад. Его охватил внезапный страх.
Мужчина приветственно поднял шляпу.
— Кто-то заболел?
— Я доктор Орелиус Марш, — сдержанно проговорил человек. — А вы кто?
— Я Бад Ван Влит. Кто заболел?
— Тесса.
— Тесса?! Что случилось? — вскричал Бад, не осознав даже, что встревожился так, будто заболела сама Амелия.
— У миссис де Реми сейчас заняты руки, — произнес доктор Марш. — Так что она сейчас все равно не сможет вам открыть. Таким образом мы можем поговорить. — Он откашлялся. — Могу я узнать, в каких вы с ней отношениях?
— Я ее муж.
— Муж?
— На самом деле ее зовут миссис Ван Влит.
Доктор Марш бросил на Бада быстрый изучающий взгляд, в котором было явно нечто большее, нежели профессиональный интерес. При тусклом свете с крыльца и Бад смог лучше приглядеться к доктору. Он был моложе, чем показался сначала, просто борода и волосы преждевременно поседели. «Он не верит мне, — подумал Бад. — Он неравнодушен к ней».
— Скажите, а при чем тут наши отношения? — холодно проговорил Бад.
— При том, — ответил доктор Марш, переложив чемоданчик в другую руку. — Я сейчас собираюсь нарушить врачебную тайну, так что не злитесь раньше времени. Перед родами мне понадобилось узнать адрес ближайших родственников миссис де Реми. Надеюсь, вы понимаете, зачем мне это понадобилось?
Бад кивнул.
— Она дала мне адрес своей матери. Я не удивился. Я привык к таким вещам. Печальные отговорки дам, которые называют себя «миссис», с золотым обручальным кольцом на пальце. Муж умер. Вы сказали, что вас зовут Бад?
— Да.
— Во время родов она звала только вас.
Бад уставился на освещенное желтым светом крыльцо. Под фонарем кружилась ночная бабочка, отбрасывая изменчивые тени.
— Она обратилась ко мне всего за три недели до родов. Ее состояние, выражаясь языком дилетантов, было близко к нервному срыву. Первые два раза я даже не осматривал ее. У нее очень хрупкое телосложение, и в эти посещения я тратил время в основном на то, чтобы ободрить ее. В третий раз я сам пришел к ней. В этот дом. Здесь было страшно холодно, а из мебели стояла только кровать. Если пациент не хочет жить, врач ничем не сможет помочь. Когда я сказал об этом миссис де Реми, в ней произошла мгновенная перемена. Она твердо заявила, что не собирается умирать. Сказала, что, кроме нее, о ребенке будет некому позаботиться. Ребенок принадлежит только ей. Такое состояние характерно для матерей-одиночек. А потом она дала мне адрес графини Мерсье и я подумал: «Ба, да ведь она женщина из общества! Тем хуже для нее! Бедняжка». Миссис де Реми пришлось вынести большие страдания. Я боялся за ее жизнь и за жизнь ребенка. Делал все, что мог, но тем, что она выжила и сохранила жизнь ребенку, миссис де Реми обязана только собственной решимости и силе воли. Она замечательная женщина.
