— Без сомнения, вы искренен, капитан Топлифт, — заметил я, — и если так, то почему бы вам не зайти в одну из бухт Ямайки? Люди не будут знать, где мы находимся; мы сядем в шлюпку, которая отвезет нас на берег, и больше не вернемся на шунер. Я берусь позаботиться о вас и предоставить вам честный заработок.
— Да благословит вас Бог, сэр, — отозвался капитан, — я постараюсь сделать все, что могу; но нам придется еще поговорить об этом; если экипаж что-нибудь заподозрит, то наша песенка будет спета!
Мы продолжали некоторое время идти, затем изменили курс и пошли в Ямайку. Обыкновенно старший и младший помощники получали приказания от капитана Топлифта и передавали их экипажу. И в случае, если экипаж не одобрял образа действий капитана, то заявлял ему об этом, и капитану приходилось до известной степени считаться с этим, так как здесь на судне каждый пользовался правом голоса.
Хотя все эти люди не были мореходами, но все же достаточно смыслили в деле, чтобы разобраться в карте и заметить, что курс изменен; следовательно, на то должны быть какие-нибудь причины, и они пожелали узнать эти причины.
На это Топлифт ответил, что, по моему совету, он решил зайти с задней стороны острова Ямайки, где, согласно моему уверению, мы, несомненно, встретим богатую поживу, какое-нибудь испанское судно с ценным грузом, если только мы притаимся там на некоторое время где-нибудь в одинокой бухте; теперь как раз время, когда испанские суда идут с юга к гавани, где берут конвоиров.
Этот ответ показался экипажу удовлетворительным, и весь экипаж был весел и в полном повиновении. Мы шли на Ямайку, и когда подошли совсем близко, то убавили паруса и легли в дрейф. Дня три или четыре мы провели в открытом море, чтобы не возбудить подозрения слишком поспешным оставлением судна. Спустя это время капитан Топлифт сказал, что я предлагаю бросить якорь в одной из небольших бухт и послать кого-нибудь на берег, где с возвышенности холма можно будет, наверное, высмотреть какое-нибудь испанское судно и подкараулить его. Экипаж на это согласился, и мы двинулись вдоль берега, отыскивая подходящее для нас якорное место.
В то время, как мы шли параллельно берегу, какое-то судно легло в дрейф неподалеку от берега; мы немедленно подняли паруса и пошли на него. Но так как это судно, по-видимому, не пыталось уйти от нас, то мы изменили несколько курс, чтобы разглядеть его. Когда мы были уже совсем близко, то на нем подняли желтый флаг: это был двухснастный бриг. Странное поведение его нас удивило, но мы стали подходить к нему с бока и заметили, что бриг этот, кроме прекрасной оснастки, во всем остальном смотрел грязным, жалким судном. По мере того как мы к нему приближались, и видя, вероятно, что мы не отвечаем на его сигналы и что, следовательно, мы не то судно, за какое они нас приняли, бриг вдруг разом взял курс по ветру и, подняв все паруса, стал уходить от нас. Мы тотчас же пустились за ним в погоню и быстро стали нагонять. Тогда я взял подзорную трубу из рук помощника и вдруг увидел, что этот бриг тот самый «Транссендант», капитан которого ограбил нас и так бесчеловечно высадил нас на пустынный берег. Для большей уверенности я подозвал португальцев и приказал им посмотреть на бриг в подзорную трубу, не знакомо ли им это судно. И оба подтвердили мое предположение.
— Дайте нам только изловить этого негодяя, — сказал я, — мы рассчитаемся с ним по-свойски! — и недолго думая, я распорядился лучше распределить паруса, отдавал приказания, словом, делал все, чтобы нагнать уходивший от нас бриг.
Команда шунера была чрезвычайно довольна тем рвением, какое я выказал, желая нагнать ненавистное судно, и, судя по тому, с какой радостью они спешили исполнить каждое мое приказание, я мог убедиться, до какой степени они желали, чтобы я был их командиром. Два часа спустя мы были уже на расстоянии пушечного выстрела и пустили ему вдогонку выстрел из одного из наших носовых орудий. Видя, что бесполезно пытаться далее уйти от нас, бриг лег в дрейф, и когда мы подошли к нему, на нем все было готово, чтобы спустить шлюпки. Когда капитан брига явился на наш шунер, я на первых порах держался в стороне, чтобы он не мог меня видеть, так как желал слышать, что он будет говорить. Вместе с ним поднялся к нам на борт и его достойный сын; капитан Топлифт принял его на палубе; оглядевшись кругом, капитан брига сказал:
— Я полагаю, что не ошибся; я опасался сначала, что сделал еще больший промах, чем в действительности. Ведь вы только — торгующее судно, не так ли?
— Да, — сказал Топлифт, — вы не ошиблись!
— Ну, да, я так и думал! Я рассчитывал встретить здесь другой шунер, весьма похожий на ваш, который тоже занимается вольной торговлей, и подал ему сигнал; в тех случаях, когда на шунере есть товар, от которого ему желательно было бы отделаться, я скупаю у него этот товар; быть может, у вас есть что-нибудь такое, что не вполне удобно показать, например, церковная утварь или что-нибудь в этом роде? Я всегда плачу чистые деньги — это мое твердое правило! — добавил он в заключение.
Как оказалось впоследствии, этот негодяй сам много лет вел вольную торговлю, т. е. негласную торговлю, или, иначе говоря, был просто пиратом, но затем ухитрился сбежать с большою суммою денег, принадлежавшей пиратам его экипажа. На эти деньги он приобрел свою землю в Виргинии и этот бриг, которым теперь командовал. Хотя он теперь и не занимался более явным пиратством и негласной торговлей, но зато вошел в сношение с одним капитаном пиратского судна, с которым встретился у Порт-Рояля и условился встретиться здесь, за островом, чтобы скупать у него опасный товар. Но вместо выгодной сделки, он попал теперь льву в пасть: здесь были налицо не только я и двое португальцев, которые могли засвидетельствовать, что он разбойник, но, что еще хуже, среди экипажа нашего шунера находились трое из пиратов экипажа того пиратского судна, имущество которых он себе присвоил, и эти люди тоже сейчас же признали его.
Так как капитану Топлифту было известно об его поведении по отношению ко мне и людям с португальской шебеки, то он счел нужным устроить очную ставку между ним и мной, и потому на его вопрос, не имеет ли что сбыть ему, он ответил:
— Вы должны спросить об этом капитана, вот он! Обернувшись на эти слова, он вдруг увидел меня и пораженный этой неожиданной встречей не находил слов, а мальчуган его громко воскликнул: «Это он, отец! Я тебе говорю, что это он!..»
— Ах ты, сатанинское отродье, ты меня узнал, не так ли? — крикнул я. — Да, ты прав, это я! Послать сюда всех! — приказал я, и весь экипаж тотчас же поспешил на зов, так как они только того и ждали, когда их позовут.
