На переговорах Брежнева с Брандтом присутствовал и будущий канцлер ФРГ Гельмут Шмидт, занимавший пост министра обороны ФРГ. В своих воспоминаниях он также отмечал постоянное стремление Л. И. Брежнева возвращаться к событиям Отечественной войны. Шмидт не забывает при этом отметить, что Брежнев во время бесед отдавал должное также разнообразным напиткам, предпочитая при этом польскую «Зубровку». Даже суховатый А. А. Громыко усмехнулся, когда увидел, что Брежнев, держа в руках бокал с водкой, сел в кресло возле книжного шкафа, где на полках стояли сорок томов сочинений К. Маркса и Ф. Энгельса[77].
Первая и весьма продолжительная встреча Генри Киссинджера с Брежневым была секретной. Помощник президента США прибыл в Москву вскоре после своих и Р. Никсона поездок в Китай, поездок, весьма обеспокоивших советское руководство. Задачей Г. Киссинджера было проведение конфиденциальных переговоров о возможном визите президента США в СССР. После пребывания в Советском Союзе Киссинджер составил для Никсона и узкого круга американских лидеров подробную записку о личности Брежнева и некоторых людей из его ближайшего окружения. Эта записка, конечно, не была опубликована. Но еще при жизни Брежнева Киссинджер, покинувший Белый дом после победы на выборах кандидата демократов Дж. Картера, издал два тома мемуаров, в которых немало страниц посвящено и его встречам и переговорам с Брежневым. Вот как описывает Киссинджер свою первую встречу с советскими лидерами:
«Брежнев ожидал нас в самом большом доме для гостей в комплексе вилл на Ленинских горах, где мы остановились. Сбоку от него стояли Громыко и Добрынин, его помощник Андрей Александров стоял ненавязчиво на шаг сзади. Наследник Ленина, Сталина и Хрущева с энтузиазмом приветствовал меня. Явно разрываясь между советом вести себя благоразумно и сдержанно и собственной склонностью к общению, он чередовал энергичное похлопывание меня со строгой миной… Он старался скрыть свою неуверенность шумливостью, неистовством, громогласностью, а глубоко запрятанное ощущение своей неадекватности неожиданными порывами резкости. Внешность много значила для Брежнева. Во время моего секретного визита он показал мне с огромной радостью серию просторных и элегантных комнат, где будет жить Никсон, явно ожидая одобрения… С перерывом в два месяца я встречался лицом к лицу с двумя могущественными главами двух коммунистических гигантов… Наверняка, никто не достиг вершин коммунистической иерархии исключительно благодаря грубости, но шарм китайского лидера скрывал наличие этого качества, тогда как брежневское грубое “рукоприкладство” выделяло его. Китайцы даже в ситуациях величайшей сердечности соблюдали дистанцию. Брежнев, обладавший физическим магнетизмом, задавливал собеседника. Его настроение быстро менялось, и он не скрывал своих эмоций… Его руки были постоянно в движении, он крутил часы, сбивал пепел с вечно дымящейся сигареты, бряцал своим портсигаром по пепельнице. Он не мог держаться спокойно. Пока его замечания переводились, он неустанно вставал из своего кресла, ходил по комнате, громко объяснялся с коллегами и даже без объяснений покидал комнату, а потом возвращался. Поэтому при переговорах с Брежневым присутствовало ощущение эксцентричности… Однажды он принес игрушечную пушку, обычно используемую, по его словам, на заседаниях Политбюро. Она не выстрелила. Возня с ней, чтобы она заработала, заботила его гораздо больше, чем важность того, что я говорил. Наконец штуковина сработала. Брежнев с важным видом стал ходить по комнате, как человек, победивший соперника… Короче, Брежнев был не только генсек КПСС, но и подлинный русский. Он был смесью грубости и теплоты, одновременно неотесанный и обаятельный, хитрый и обезоруживающий… Он казался одновременно полным сил и истощенным… Он испытал достаточно эмоций для одной жизни. Он часто говорил, временами взволновывая собеседника, о страданиях второй мировой войны… Может быть, все действия Брежнева были полностью игрой?.. Я считаю, что он был искренен в своем желании дать передышку своей стране. В чем я не уверен, так это в цене, которую он был готов заплатить за это»[78].
Таковы были первые впечатления Киссинджера о Брежневе. Потом они встречались много раз на протяжении нескольких лет, и почти каждый раз Брежнев чем-либо удивлял своего партнера по переговорам. Во втором томе своих воспоминаний Киссинджер писал об одной из встреч с советским лидером:
«Брежнев пришел в мою резиденцию вскоре после моего прибытия и бурно приветствовал меня. Несколько позже он пригласил моих коллег и меня на ужин в свою виллу, которую он демонстрировал с гордостью предпринимателя, прошедшего путь от чистильщика сапог до миллионера. Он спросил меня, сколько стоило бы все это в США. Я бестолково и ошибочно предположил сумму в 400 тысяч долларов. Лицо Брежнева поникло. Мой помощник Хельмут Зонненфельд был более опытным психологом. “Два миллиона долларов”, – поправил он, вероятно, будучи ближе к истине. Брежнев воспрял духом и, сияя, продолжал свою экскурсию. Он показал нам с мальчишеской гордостью подшивку газетных вырезок и телеграмм от различных коммунистических руководителей по случаю присуждения ему Ленинской премии мира. Правитель с почти абсолютной властью, казалось, не видел никакого несоответствия, хвастаясь наградой от своих собственных подчиненных и поздравлениями от тех, чьи карьеры и политическое выживание зависели от него самого»[79].
Бывший президент США Р. Никсон также оставил обширные мемуары, в которых немало места принадлежит его встречам с Брежневым. Я уже приводил выше отдельные цитаты из этих книг. О своей последней встрече с Брежневым в 1974 году Никсон писал:
«Эта встреча дала мне возможность лучше познакомиться с Брежневым и изучить его как руководителя и как человека. Я провел с ним 42 часа в 1972 году и 35 часов в 1973-м. Как ни поверхностны были контакты подобного рода, они дают возможность для важных замечаний. Я нашел Брежнева более интересным и впечатляющим, чем во время нашей первой встречи. Вне ограничений, которые накладывал Кремль, его политические и человеческие качества казались более терпимыми. На одной из церемоний по подписанию договора, когда его ужимки сделали его центром внимания, я в шутку сказал: “Он лучший политик в этой комнате”. Он, как показалось, принял мои слова как наивысшую похвалу. Его поведение и юмор были почти озорными на встречах с общественностью. Насколько это было возможно, я выступал в таких ситуациях как его партнер, но иногда мне было трудно удерживать равновесие между вежливостью и достоинством. Брежнев демонстрировал типично русское сочетание высокой дисциплинированности в одних случаях с ее полным отсутствием в других. Забавным символом такой несовместимости был его новый смешной портсигар с вделанным в него счетчиком, который автоматически выдавал одну сигарету в час. Это был способ, которым он боролся с курением. В начале каждого часа он церемонно вытаскивал выделенную сигарету и закрывал портсигар. Потом, спустя несколько минут, он лез в карман пиджака и доставал другую сигарету из нормальной пачки, которую тоже носил с собой. Таким образом он мог продолжать свое привычное непрерывное курение до тех пор, пока не срабатывал счетчик и он мог достать заслуженную сигарету из портсигара… Я не мог удержаться от соблазна мысленно сравнивать Брежнева и Хрущева… Они оба были похожи в том смысле, что это были жесткие, упрямые, реалистические лидеры. Оба перемежали свои разговоры анекдотами. Хрущев был часто совершенно вульгарен и достаточно простоват. Там, где Хрущев был невежественен и хвастлив, Брежнев был экспансивен, но более вежлив. У обоих было развито чувство юмора, но Хрущев, казалось, гораздо чаще пользовался им за счет окружающих. Хрущев, кажется, был более быстрым в своих умственных реакциях. Брежнев мог быть резким, но всегда очень преднамеренным в своих действиях там, где Хрущев был более взрывным и более импульсивным. У обоих был темперамент, оба были эмоциональны»[80].
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
