Здесь следует вам напомнить, что больше всего в жизни Дурень любил поесть и ничем, кроме этого, не интересовался. И вот он подскочил к дереву и, разрезав кинжалом веревки, освободил мальчика. А тот опустился перед Трипитакой на колени и со слезами на глазах отбивал поклоны. Будучи человеком мягкосердечным, Трипитака сказал:
– Садись, мальчик, на коня, я тебя подвезу.
– Учитель, – отвечал дух, – от того, что я долго висел, у меня онемели руки и ноги и поясницу ломит, так что мне трудно будет сидеть на коне. К тому же мы, деревенские, не привыкли ездить верхом.
Тогда Трипитака приказал Чжу Ба-цзе посадить мальчика себе на спину и нести. Дух потер глаза и снова сказал:
– У меня все тело в ссадинах, и я боюсь садиться этому господину на спину. У него слишком длинная морда и огромные уши. К тому же на загривке у него жесткая щетина, и он может искалечить меня.
– Ну, тогда неси его ты, – приказал Трипитака Ша-сэну.
– Учитель, – сказал дух и снова потер глаза, – у разбойников, которые ограбили наш дом, были раскрашенные лица и фальшивые бороды и усы. В руках они держали кто посох, кто кинжал. Они до смерти напугали меня. И вот сейчас, когда я увидел этого темнолицего господина, душа у меня ушла в пятки. Нет, я не хочу, чтобы он нес меня.
Тогда Трипитака велел Сунь У-куну нести мальчика.
– Что ж, ладно, я понесу его, – посмеиваясь, сказал Сунь У-кун.
Дух очень обрадовался и охотно согласился сесть Сунь У-куну на спину. Сунь У-кун отвел духа в сторону, поднял его и тут же определил, что тот весит примерно три цзиня с лишним.
– Ах ты гнусный оборотень, – улыбаясь, сказал Сунь У-кун. – Сегодня твой последний день. Как же ты осмелился при мне проделывать свои штуки. Я ведь знаю, что ты за птица.
– Не понимаю, что значат ваши слова, я из хорошей семьи, – отвечал дух. – И вот сейчас только попал в беду.
– А почему ты так мало весишь? – спросил Сунь У-кун.
– Да потому, что я еще маленький, – отвечал дух.
– Сколько же тебе лет?
– Семь.
– Если бы каждый год ты прибавлял хоть по цзиню, – рассмеялся Сунь У-кун, – то и тогда ты весил бы семь цзиней. А в тебе нет и четырех. Как же так?
– Это потому, что я младенцем не сосал грудь, – отвечал дух.
– Ну ладно, – согласился Сунь У-кун. – Так и быть, понесу тебя. Только смотри, захочешь оправиться, скажи мне.
После этого Трипитака с Чжу Ба-цзе и Ша-сэном двинулись вперед, а Сунь У-кун, неся мальчика на спине, шел за ними. Так они продолжали свой путь на Запад. Об этом даже сложены стихи:
Высока добродетель,Искушение Мо велико;В заклинаньях буддийскихМогучая сила таится:Хоть смятенному духуОни доставляют покой,Но и сонмище духовОт тех заклинаний родится.Ум был честенИ шел серединнымИ правым путем,Неразумна природа,И ноги сходили с дороги;Мысль, желаньем объята,Помчалась горячим конем,А душа промолчала,Охвачена чувством тревоги.Но напрасно злой дух,Исполняя желанья свои,Торжество предвкушал,И, казалось, был близок к победам –Он монахами былУничтожен тогда на пути,Этот демон, идущий всегдаЗа подвижником следом.
Сунь У-кун шел со своей ношей и мысленно ругал Трипитаку. С какой стати он заставил его нести на себе этого мальчугана? Ведь дорога здесь и так трудная, все время взбираешься по отвесным скалам, а тут еще тащи на себе тяжесть. Предположим, что это не дух, но ведь все равно – ни отца, ни матери у него нет, куда нести его? Самое лучшее – это прикончить его. Однако дух сразу же разгадал намерения Сунь У-куна и пустил в ход волшебство. Повернувшись четыре раза, он сделал четыре вдоха, а затем все это выдохнул на спину Сунь У-куну. Великий Мудрец сразу же почувствовал на спине груз в тысячу цзиней.
– Слушай, сынок, – смеясь, сказал Сунь У-кун. – Так ты раздавишь меня, твоего отца.
Дух испугался, как бы Сунь У-кун не причинил ему какого-нибудь вреда, освободился от своей оболочки и вознесся на девятое небо. От этого ноша Сунь У-куна стала еще тяжелей. Царь обезьян рассвирепел. Подбежав к краю дороги, он схватил тело, в котором находился дух, изо всех сил швырнул его на камень и расплющил в лепешку. Однако, считая, что этого недостаточно, он вырвал у него ноги и руки и все тело по частям разбросал по краям дороги. Наблюдавший за всем этим с высоты дух, не мог сдержать вспыхнувшего в нем гнева.
«Очень уж разошлась эта обезьяна, – думал он. – Ну, пусть я злой дух, пусть замышлял погубить твоего учителя, но ведь я все равно не знал, как это сделать. С какой же стати ты так жестоко обращаешься со мной? Хорошо, что я вовремя освободился от своей оболочки. Иначе не миновать бы мне гибели. Но если сейчас упустить момент и не поймать Танского монаха, то больше рассчитывать уж не на что».
Тут наш чудесный волшебник поднял такой ураган, что песок и камни закружились в воздухе. Это была поистине ужасная картина:
Ветер гневно закружился,Смрад рождая в облаках,И туман взметнулся темный,Над дорогой взвился прах.Вырывал деревья ветерНа высоком гребне скалИ песком слепил прохожих –Им проходу не давалИ чудовищные камниГрохотали тяжело.Страшной силой этой буриИх по воздуху неслоКак же можно было людямУспокоиться в пути?Непроглядный мрак спустился,И дороги не найти.В страхе – птицы, в страхе – звериЭтой горной стороны,Их отчаянные крикиБыли издали слышны.
Трипитака не в силах был удержаться в седле, но Чжу Ба-цзе не видел этого – мешал бешеный ветер, Ша-сэн же опустил голову и закрыл лицо руками. Сунь У-кун знал, что все это проделки волшебника. Он ринулся вперед, но в этот момент волшебник схватил Танского монаха и исчез с ним в неизвестном направлении.
Вскоре ветер утих и засияло солнце. Сунь У-кун прошел еще немного вперед, но увидел только белого коня-дракона. Конь дрожал всем телом и испуганно всхрапывал. Коромысло с вещами валялось на дороге, а Чжу Ба-цзе, спрятавшись под скалой, жалобно плакал. Ша-сэн сидел на корточках на склоне холма и звал на помощь.
– Чжу Ба-цзе! – крикнул Сунь У-кун.
Дурень поднял голову и только теперь заметил, что ураган утих. С трудом поднявшись на ноги, он схватил Сунь У-куна за полу одежды.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
