пол, бросились врассыпную. Райдэн снова выругался, на порядок грубее прежнего.
Ицуки сложил ладони на животе и покачал головой, улыбаясь. Задумался, а потом сказал: «Ты очень похож на свою мать».
Райдэн ответил ему удивлённым взглядом. От матери ему достались разве что глаза, в остальном он был почти точной копией отца. И уж точно наличие железной руки никак их не сближало.
«Она тоже брала на себя больше, чем могла вынести. И от других требовала того же».
– Она всё могла вынести. – Раздражение внутри Райдэна росло с каждым словом Ицуки. Фигура матери была непоколебимой, монументальной, высеченной в камне его воспоминаний. Мегуми была превосходной, сильной и яркой, как солнце, до которого невозможно дотянуться.
«Мегуми была талантлива, – кивнул Ицуки. – Но слишком самонадеянна. Я рассказывал, как мы познакомились?»
Райдэн покачал головой, с сожалением глядя на свою руку, которая теперь и вовсе перестала шевелиться.
«Мегуми решила убить Великую Белую Обезьяну. Последнюю в своём роде. Потому что тот, кто съест сердце такой обезьяны, обретёт невероятную силу. Мегуми забралась высоко в горы и отыскала спящую в вечных льдах этих гор Обезьяну. Пытаясь получить искомую силу, прорубаясь сквозь лёд, она случайно вызвала лавину, которая похоронила её заживо. Я нашёл её в снегу, всю изломанную, умирающую. Маленькая, но храбрая тэнгу, едва вставшая на крыло, решившая одолеть существо, которое жило на этом свете уже больше пяти тысяч лет. В этом была вся Мегуми – она провоцировала лавины, не заботясь о том, что те похоронят её и тех, кого она вела за собой. Тебя тоже сбило с ног эхо одной из её лавин».
Райдэну не нравились его слова. Не нравилось то, что он пытался сказать.
– Я думал, вы были друзьями.
«Она была мне другом. Напоминала мне кое-кого очень дорогого, и мне хотелось её уберечь, но она никогда не слушала. У Мегуми не было друзей. У неё были сделки, помощники, слуги, может быть, даже приятели. У неё были цели, а всё остальное и все остальные – лишь способ их достичь. Она обручилась с Ранмару, чтобы ослабить влияние твоего деда и занять его место».
– Она любила Ранмару.
«И считала это наивысшей своей слабостью. Боялась этой любви, а потому не подпускала Ранмару к делам клана, не посвящала в свои планы. Он до последнего не знал, что она затевает переворот. Своей болезни она боялась меньше, чем любви».
Райдэн злился, смотрел на Ицуки с вызовом, сжимал кулаки, стискивал зубы.
– Зачем ты мне всё это рассказываешь?
«Ради тебя я разорил священное место и попрал покой мертвецов. Ты едва выбрался живым из-под последней лавины. Я не хочу, чтобы ты погиб под следующей».
– Что ты предлагаешь?
«Оставить всё. Перестать сражаться, перестать отнимать жизни и жертвовать самому. Иди туда, куда зовёт сердце, а не туда, куда указала рука матери. Разве ты не хочешь просто мирной жизни? Вместе с Мико. Будет ли у вас шанс прожить жизнь, если вы останетесь на боле боя?»
Райдэн посмотрел на руку, выкованную из чёрного металла, – вечное напоминание о лавине, которая перемолола его. Но он не мог отступить теперь. Он должен был принять ответственность за свои действия и вернуть всё на свои места. Он один из тех, кто причастен к тому, что земли Истока утонули в крови, значит, и исправлять всё ему. Череда простых и сложных, обдуманных и необдуманных решений привела его в эту точку, и он не мог теперь сбежать, оставив кому-то другому разгребать горы трупов.
Когда они с Ицуки встретились, тот сразу предупредил, что в битвах участвовать не будет. Ицуки не терпел насилия и жестокости, и Райдэн понимал, почему он просит отложить меч. Но сам он не мог так поступить. Он сражался не из-за просьбы матери спасти земли Истока. Он сражался, чтобы вернуть ёкаям мир. Чтобы у него с Мико было место, которое они смогут назвать домом. Чтобы она была в безопасности. Чтобы жертвы её не были напрасны и чтобы ей больше не пришлось ничего терять.
Райдэн поднял на Ицуки спокойный, но решительный взгляд:
– Я не отступлю, Ицуки. Но пойму, если ты решишь не продолжать путь.
Подумав, Ицуки грустно улыбнулся.
«Прости, Райдэн, но это не мой путь».
Райдэн проглотил досаду, сдержанно кивнул, отодвинулся от стола, опустил ладони на татами и низко поклонился.
– Спасибо, Ицуки, за всё.
Ицуки поклонился в ответ, поднялся с пола и направился к выходу. На пороге оглянулся.
«Надеюсь, ты принесёшь в земли Истока мир».
– Не я. Все мы.
Часть III
Глава 37. Холод на ресницах
Снег в этом году выпал рано. Такая предположил, что высвободившаяся после снятия печатей с острова магия повлияла на погоду, но так ли это было на самом деле или просто боги решили скорее нагнать на землю холода – никто не знал. Небесный город стал похож на одно огромное белое облако, повисшее над туманной бездной, и, когда Мико смотрела в окно с верхнего этажа замка, ей казалось, что никакого мира за пределами этого города не существует. Иногда она думала о сгоревшем саде, который теперь, наверно, тоже укрывал снег, скрыл золу и пролитые слёзы. Мико так и не рассказала Райдэну о том, что случилось в том саду. Она чувствовала – ещё не время. И дело было не только в заботе о Райдэне, который медленно, но верно шёл на поправку, но и в ней самой, не готовой пока облечь свою похороненную в земле боль в слова.
Райдэн всё лучше обращался с новой рукой. Стал более молчаливым и внешне серьёзным. Иногда эта молчаливость пугала Мико – она боялась, что туман снова забирает его, но потом Райдэн, замечая её насторожённый взгляд, смотрел в ответ тепло и живо, и тиски на сердце ослабевали достаточно, чтобы Мико могла радостно улыбнуться. Она скучала по его глупым шуткам, но если они всё это время были щитом, защищающим от посторонних глаз его настоящего, то, возможно, Райдэн просто стал достаточно смелым, чтобы этот щит опустить.
Сегодня на тренировке он тоже был серьёзным и сосредоточенным. Они с Мико работали в свободной технике, обмениваясь быстрыми ударами до первого касания. Райдэн то и дело перехватывал боккен одной рукой, потому что протез значительно замедлял движения. Но даже с одной рукой Мико справиться не могла, то и дело ловила тычки по ногам и удары по спине, злилась, но упорно
