И так, не раз переживая тревожные минуты, благополучно добрались до городка Халапа, утопающего в садах и амфитеатром раскинутого среди гор. Шли последние дни Страстной недели, и мимо окон гостиницы, где остановились путники, двигалась процессия верующих, распевавших духовные песни; кто-то нес статую Богородицы, другой — распятие, у многих в руках были длинные зажженные свечи.
Просматривая в Халапе свежие номера газет, Врангель нашел сообщения о победоносном штурме войсками Санта-Аны столицы Техаса Сан-Антонио-де-Бехара и крепости Алама, весь гарнизон которой, около ста пятидесяти повстанцев, был уничтожен солдатами «бессмертного» генерала. В честь победы в городе палили пушки.
Еще не доезжая Халапы, в местечке Лас-Вигас, старший драгунского конвоя сообщил Врангелю, что дальше, вплоть до Веракруса, разбойники уже не попадаются и можно, ничего не боясь, продолжать путь без охраны. Оставалось поверить им и, поблагодарив за услуги, распрощаться. Однако не успели проехать от Халапы нескольких верст, как встретили экипаж, следовавший из Веракруса, из которого их остановили возгласом:
— Стойте, впереди бандиты!
— Что случилось?
Из сбивчивого рассказа одного из пассажиров выяснилось, что час назад на экипаж, охраняемый восемью солдатами, было совершено нападение. Разбойников было всего четверо, однако, несмотря на малочисленность, они обратили в бегство стражей порядка, а одного из драгун, попытавшегося вступить в схватку, пристрелили. Забрав у пассажиров кошельки и ценные вещи, грабители тут же удалились. В подтверждение рассказа следом за каретой показались четверо драгун, несших на носилках прикрытое плащом тело их товарища.
Посоветовавшись с проводниками, Врангель решил все же продолжить путь: те уверяли, что теперь разбойникам не до них, дважды в день они не нападают.
Жара между тем становилась все нестерпимее, и потому караван двигался в основном в ночное время, при ярко светившей луне. В селениях вновь встречались хижины, построенные из бамбука и чем-то похожие на клетки, свободно продуваемые ветерком. В кустах порхали сверкавшие ярким оперением попугаи, вызывая восторг глазевших на них слуг-алеутов и малыша Вилли.
Дорога спускалась с гор все ниже и ниже, и вот открылся необозримый простор сверкавшего на солнце залива.
— Папа, папа, — ликующе закричал Вилли, — видишь море! А вон там — корабли!
Это был порт Веракрус.
Прибытие английского корабля, на котором Врангель рассчитывал отплыть в Европу, задерживалось, а ждать более не хотелось. В скором времени наступал сезон дождей, и в это время в городе начиналась эпидемия лихорадки. Решили воспользоваться американским судном «Анна-Элиза», следовавшим в Нью-Йорк.
Разместив жену и сына в каюте, Врангель вышел на палубу. Темнело, но еще виднелись силуэты высоких кокосовых пальм на набережной города. Понемногу зажигаются огоньки — и на берегу, и в расположенной на острове крепости Сан-Хуан-де-Алуа, построенной в колониальный период для защиты города от набегов пиратов и охраны выходивших из гавани и направлявшихся в Испанию кораблей, нагруженных золотом и серебром.
Прошло три месяца, как они ступили на мексиканскую землю и вот, преодолев тысячу шестьсот верст, оказались на атлантическом побережье республики. Мексика останется в памяти как бурлящий котел, в котором еще не скоро наступит затишье. Интриги, заговоры, сталкивающиеся здесь интересы других держав...
Что это за лодка, всматривался он в наступившую тьму, так тихо, крадучись приближается к кораблю? Никак, контрабандисты. Плеск весел совсем не слышен, а она уже у борта судна, и раздается негромкий, осторожный свист. Вниз скользит веревочный трап. Двое мужчин, закутанных в плащи, один за другим поднимаются на палубу. Встречающий их офицер корабля открывает люк трюма и предлагает мужчинам спуститься вниз. Что-то здесь явно нечисто. Кто-то устраивает на их тайном бегстве из Мексики маленькое прибавление собственного капитала.
Утром судно уже в море. Если мексиканский закон каким-то образом нарушен, то теперь это мало кого волнует. Тайну появления на корабле двух незнакомцев первой узнала баронесса Врангель.
— Ты знаешь, — с возбуждением говорит она мужу, — что на корабле двое нелегальных пассажиров, беглецов. Мне рассказала одна пассажирка, испанская дама. У них обоих были проблемы с мексиканским правосудием. Француза подозревали в мошенничестве и обвинили в том, что он обокрал республику на сто тысяч пиастров. Англичанин тоже вел какой-то судебный процесс, и правительство запретило выпускать их из страны. Но, ты же понимаешь, за деньги здесь можно сделать все что угодно. И вот они спокойно плывут вместе с нами в Соединенные Штаты!
— Вчера вечером, — с улыбкой ответил Врангель, — я наблюдал, Лизонька, как их контрабандой доставили на корабль. Думаю, что, не сообщив мексиканским властям о своих подозрениях до отхода судна, я поневоле стал соучастником преступления. Тебя это не пугает?
— Вот уж никак не ожидала, мой друг, — с задором ответила баронесса, — обнаружить в вас тайные противоправные наклонности!
Врангель отблагодарил ее шутку поцелуем. Еще один нелегкий поход позади, и они оба испытывали прилив счастья.
Спустя двадцать дней «Анна-Элиза» вошла в залив Нью-Йорка. Этот крупнейший североамериканский порт русские мореплаватели обычно оставляли в стороне, и впервые попавший сюда Врангель с изумлением наблюдал несметное скопище кораблей разных стран в большой гавани, суету у причалов, где разгружались и нагружались суда, следующие в Европу, Африку, в другие порты Америки.
Съехав на берег, супруги Врангель приобрели в пассажирском агентстве билеты на корабль, отплывавший через сутки в Гавр, и поспешили посмотреть город. Несмотря на поздний вечер, город кипел жизнью, улицы с высокими семиэтажными домами были ярко освещены газовыми фонарями, магазины ломились от обилия товаров, завезенных сюда со всех концов света. Здесь чувствовался, бурно проявлял себя, даже в походке людей, ускоренный звоном золота напряженный ритм деловой активности молодой американской нации, стремящейся и торговлей, и наступательной внешней политикой утвердить себя в мире. Может ли сравнительно небольшая Мексика соперничать с этой страной? Нет, где уж ей, несмотря на временную победу Санта-Аны, удержать Техас!
Вечером следующего дня американский пакетбот «Утика», приняв на борт сорок пассажиров, среди которых было и семейство Врангеля, направился через океан к берегам Европы.
Часть четвертая
ТРИДЦАТЬ ДВА ГОДА СПУСТЯ
(Имение Врангеля Руиль в Эстляндии, ноябрь 1868 года)
По аллее старого парка неторопливо идет, опираясь на трость, невысокий человек с пышными седыми бакенбардами. Сухие листья похрустывают под ногами. Ночью подморозило, и он в теплом пальто с бобровым воротником. Иногда он останавливается и через нацепленные на нос очки в серебряной оправе озирает голые ветви деревьев с кое-где сидящими на них воронами.
Ему приятен этот унылый вид угасающей природы, приятен и бодрящий легкие холодный воздух. Скоро стукнет семьдесят три — возраст такой, когда уже не уверен, доведется ли увидеть следующую осень или весну.
Во время ставших регулярными утренних прогулок мысли его суровы и сосредоточенны. Уж почти полтора десятка лет, как покинула этот мир та, кого он всегда нежно звал Лизонькой, верная спутница на дорогах странствий, хранительница домашнего очага. И с ее смертью этот очаг потерял свое тепло. На местном кладбище покоятся и ушедшие еще ранее от заболевания скарлатиной две малые дочери — Доротея и Наташа. Не их ли безвременная кончина подкосила силы жены?
Но три сына продолжают род Врангелей. Старший, Вильгельм, Вилли, рожденный в Америке, унаследовал административную хватку отца и имеет неплохие шансы стать толковым предводителем эстляндского дворянства.
Петр привязан к земле. Нечестолюбив, и роль грамотно ведущего свое хозяйство помещика вполне его устраивает.
В научном же плане все надежды на младшего, Фердинанда Фердинандовича. О нем-то смело можно сказать, что пошел по стопам отца. И в Морском корпусе обучался, и слушал лекции в Дерптском университете. Теперь проходит научную стажировку за границей. Увлечен, как когда-то и отец, гидрологией.
Но в Русскую Америку ему попасть уже не удастся, продана, и нет уже такого территориального образования, ушло в историю. Однако прологом к продаже Аляски стала потеря в Калифорнии колонии Росси. И мысли о том, почему и как все это произошло, терзали Врангеля почти ежедневно.
Он сделал тогда все, что мог, проведя важные переговоры в Мексике. Колонию Росс можно было сохранить и расширить, если бы правительство России, и прежде всего император, захотели бы сделать хоть пару шагов навстречу сближению с мексиканскими властями. Уж если невозможно официальное признание Мексиканской Республики, то что мешало заключить, по примеру Пруссии, торговое соглашение? Об этом он и говорил при личной встрече с императором, пытался убедить в целесообразности таких действий всесильного самодержца.
