Фаина: Может быть, стать кем-то другим?
Терапевт: Ну, собственно, профессия учительницы – учить других.
Фаина: Угу.
Терапевт: В поселке, где вы жили, учитель и врач – люди уважаемые, уважаемых профессий, больше всех знают о других.
Фаина: У меня, кстати, не было проблемы выбора профессии. Я приняла решение стать учительницей, потому что мне нравилось учиться в школе. Мне там было приятно.
Терапевт: Кроме культурной части, какая все-таки в вас есть дикая часть? Раз вам так хотелось быть культурной, какой страх некультурности, дикости возле вас жил?
Фаина: У-у-у… (Закусила губу.) У меня есть сестра. Она как бы моя противоположность.
Терапевт: Она пьет?
Фаина: Не-а… (Голос задрожал.) Она – инвалид с детства.
Терапевт: Что с ней случилось?
Фаина: Олигофрения. (Заплакала, трет пальцем нос.)
Терапевт: Вы чувствуете себя виноватой? (Фаина плачет.) Почему вы плачете? (Фаина вытирает платком глаза.)
Может быть, по мусульманскому деревенскому канону, когда мать умирает, клиентка должна стать матерью для своей сестры. Я думаю, что эта роль для нее слишком тяжела, и она за нее полностью не берется, но где-то это присутствует. Вторая гипотеза: она пошла учиться на учительницу, чтобы свою сестру вылечить, выучить… Эту задачу она отчасти забыла, вытеснила, отчасти выросла из нее. В третьих, чувство вины: с чем оно связано? Она начала с того, что у нее умерла мама, и по этому поводу у нее нет особой вины…
Фаина (говорит сквозь слезы): Мне вспомнилось, что мама… она нас в детстве как-то разъединила… И чувства близости нет до сих пор…
Терапевт: Куда сестра делась?
Фаина: Она уже взрослая, у нее есть дочь, она вышла сейчас замуж… И, как я сейчас понимаю, она неплохо адаптирована к жизни… (Постепенно успокаивается.)
Терапевт: Знаете, олигофрены бывают очень счастливы.
Фаина: Она работает, и в общем-то, очень добра… Но на моем фоне ей было особенно плохо… И она меня ненавидела… (Говорит со слезами.)
Терапевт: Тоже мне добренькая… Как же она вас ненавидела? Вы уверены, что она вас ненавидела? Может быть, это вы ее ненавидели?
Фаина: Может быть, я… Может быть, я ее не любила… (Слегка вопросительная интонация.)
До сих пор она была очень хорошей… А сейчас она выходит в область допущения отрицательных чувств, и это ей кажется очень важным.
Терапевт: Может быть, вы ее не любили, потому что вам казалось, что она должна вас не любить?
Фаина (кивает): Может быть, так…
Терапевт: А почему бы и нет? А если вы должны все время быть хорошей и доброй, то нельзя же позволить себе признать, что вы кого-то не любите, тем более сестру, тем более, которая в этом не виновата… (Фаина тяжело вздыхает, вытирает глаза.) Тем более человек с олигофреническими чертами чаще всего не испытывает отрицательных чувств к кому-то… Да?
Фаина: Да, я не вполне довольна собой. Когда мы переехали в город, сменилось соотношение масштаба… В поселке все было сконцентрировано, на виду… А в городе это оказалось совершенно неважным.
Терапевт: Вы хотите переехать в другой, большой город?
Фаина: Сейчас? Или мысленно?
Терапевт: Нет, вообще.
Фаина: Нет, мне там нравится. Может, когда-нибудь… Мне не нужен очень большой город. Если я бы и хотела переехать, то только так, чтобы дети и их дети могли ко мне приезжать отдыхать. Как мы сейчас ездим отдыхать к родственникам мужа.
Терапевт: Хорошо. Давайте вернемся к детству. Какие в вашей семье были отношения?
Фаина (почти успокоилась, только изредка всхлипывает): Не очень благополучные были отношения. Отец пил иногда, маме, конечно, было трудно… Я ловлю себя на мысли, что когда-то в детстве мне хотелось прижаться к маме, и я чувствовала преграду…
Терапевт: Почему?
Фаина: Мне казалось, что я ей помешаю, или ей это не нужно. У меня возникло странное чувство, когда ее опустили в могилу. Ощущение, что она наконец обрела свое место. И меня это не испугало. Только потом я подумала: неужели я такая плохая, раз у меня могла появиться подобная мысль?
Терапевт: Скажите, вы в детстве были чистеньким ребенком?
Фаина: Да. (Прижимает палец к губам.)
Терапевт: Боялись запачкаться?
Фаина: Да. У меня мама была очень чистоплотной. Она следила за нами. Хотя у нас не было больших возможностей для этого, она хотела, чтобы мы выглядели нарядными. Она мне всегда делала прически… (В голосе чувствуются слезы, руками изображает, какие прически ей делала мама.)
Терапевт: Насколько в детстве вам было уютно в семье? Насколько она была упорядочена? Например, что происходило, когда отец приходил домой пьяный?
Фаина: Обстановка была труднопредсказуемой. Когда отец приходил пьяный, то мог играть на гармошке… (Улыбается.) Иногда вел себя так надоедливо…
Терапевт: А что мать делала при этом?
Фаина (задумалась): Она иногда вступала с ним в пререкания, иногда просто собиралась, и мы уходили…
Терапевт: Вы этих эпизодов ждали? Или, наоборот, побаивались, или они вас развлекали?..
Фаина: Не развлекали, конечно.
Терапевт: Вы их стеснялись? Какие у вас были чувства по этому поводу?
Фаина: В раннем детстве, наверное, страх… (Вздыхает.) Или ненависть к отцу, когда он бывал таким… Потом – нежелание принять его любовь…
Терапевт: Каково ваше отношение к маме?
Фаина: Мне было ее жаль.
Терапевт: Вы чувствовали, что она опора семьи? Или это была ненадежная опора?
Фаина: Чувствовала. Да.
Терапевт: Была ли в ваших отношениях с ней какая-то неоднозначность?
Фаина: Мне всегда казалось, что она держит меня на расстоянии.
Терапевт: Вам хотелось больше ласки?
Фаина: Угу.
Я не столько разговариваю о ее семье, сколько блуждаю вместе с ней в ее эмоциональном поле. Мне не столько важна информация, сколько пребывание в этом эмоциональном поле и возможность находить, где она видит что-то новое, где она плачет, где радуется. Я спрашиваю ее, как она могла бы быть не одинока, с кем. Она как никто из присутствующих в группе использует каждую минуту происходящего. Она живет. Ставит проблему одиночества, и я пытаюсь понять, что для нее значит «неодиночество». Но создается впечатление, что она всегда была одинока. Я пытаюсь понять, где вокруг нее находится эмоциональная оболочка, эмоциональная аура.
Терапевт: А был ли кто-то, от кого вы получали эту ласку?
Фаина (довольно долго молчит): Не знаю…
Терапевт: Какие книжки вы читали – романтические, любовные, приключенческие?
Фаина (смотрит наверх, думает): Что читала?..
Терапевт: Как я понял, вы жили в мечтах?
Сейчас мы готовим поле ее реальной жизни, ее мечты. Эти мечты были, когда она жила в своей семье, из которой мечтала сбежать. Если принять, как это часто бывает, что в поле мечты она хорошо адаптирована, то ей вообще все равно, в какой реальности жить. И тогда возникает вопрос: чем сейчас ее не устраивает реальность? Она вдруг начала взрослеть? Существенно меньше стала при этом мечтать?
Фаина: Наверное, романтическую. Ходила в библиотеку и дружила с библиотекарем. Много читала.
Терапевт: И она вам помогала?
Фаина: Мне было приятно там.
Терапевт: Вы там проводили много времени?
Фаина: Да.
Терапевт: Скажите, а какой период в вашей жизни был лучшим? Детство, старшие школьные годы, время после школы…
Фаина: Наверное, старшие классы… (Заинтересованно смотрит на терапевта.)
Терапевт: А если брать время после замужества?
Фаина (долго молчит, взгляд устремлен наверх): Наверное, когда я вышла замуж… Хотя это время было связано с неприятностями, потому что мои родители не хотели, чтобы я выходила замуж, так как муж – русский и намного старше меня… Но мне всегда нравились ребята старше меня. Для родителей было неожиданностью, что я их не послушалась. Они не замечали, что я живу отдельно от них…
Терапевт: Хорошо… Можно сказать так: в детстве ваша семья была не настолько гармоничной и устойчивой, как вам хотелось бы. Вы построили семью, которая до некоторого времени казалось вам более гармоничной. (Фаина вздыхает, теребит платок.) Какое место в вашей новой семье занимала мама? Она жила у вас?
Фаина: Нет, она не жила у меня. Мы всегда жили отдельно от мамы. У меня такое чувство, что мама хотела найти во мне какую-то опору.
Терапевт: Значит, у вас есть чувство вины, что вы от нее отделились? (Фаина кивает.) И фактически прервали связь со своим родом? И нет уверенности, что в этом отделении вы сделали правильное количество шагов – не три, а скажем, пять?
Фаина: Да, наверное…
Терапевт: Вы их не бросили, но захотели внутренне отдалиться. И сейчас вопрос в том, насколько вы отдалились… Да?
Фаина: Да. (Кивает.)