Рейтинговые книги
Читем онлайн Геологическая поэма - Владимир Митыпов

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 81 82 83 84 85 86 87 88 89 ... 139

— Уби-и-ли-и…

Возвратившись в Орколикан, я порасспросил людей, в какой-то мере уяснил себе личность этого человека и махнул рукой на происшедшее. Не сказать, чтоб я был таким уж христосиком, но у меня хватило ума сообразить, что грех держать зло на обиженного богом. К тому ж через несколько дней Сашка сам приплелся ко мне и слезно молил простить: он-де принял меня за варнака, пожелавшего ограбить и убить его…

— Сашка, он без царя в голове, — попивая чаек, авторитетно объяснял мне старик Иннокентий. — А все оттого, что бабы при ём нету, вот дурна кровь-та внутрях и застаиватца. Да еще на золотишке свихнулси. Золото! — Он фыркнул весело и презрительно. — Истинно золото в жизни — баба есть… Ты вот не ходок по бабьему делу — я таких враз угадаю, — потому я с тобой без утайки. А так-та я молодых мужиков шибко не люблю. Кобеля, чисто кобеля. Ничё путем делать не умеют. Борони бог, скоко я из-за их намаялси — спортють бабу, дак она опосля того ни в каку к себе не подпушат… Не насластит, мол, а напакостит, — во как про их знающие-та бабы говорят. Девка, та не понимат, потому ей молодого давай. А баба, котора понимат, она завсегда меня выберет. Ты не гляди на меня — дескать, в годах, — я, паря, хоть счас любу бабу разорву… А женитца, паря, у меня ни в жись не выходило, потому как состоять при одной бабе никак не могу. Мне кажну хотца. Известно дело: даже мышь в одну дырку не лазит — отнорок себе делат…

Старик Иннокентий словоохотлив, благодушен. Видимо, таскаясь с прииска на прииск, подолгу таинственно исчезая куда-то, он нигде не встречал другого такого слушателя, как я. Оно и понятно: за подобные откровения приисковые мужики — народ простой, без затей — очень скоро набили бы ему морду.

— Баба, она ласки требоват, — голос старого самца делается бархатным, по-котовьи мурлыкающим. — Ей твои разговоры про мущинские ваши дела без интересу. Ей подавай про то, кака она из себя красивенька, како у ей бравенько то да сё. Они это пуще меду любют. Я их, бабоньков этих, беда как шибко знаю. Ихней сестры у меня перебывало — ку-у-ды тебе с добром!.. Это теперича тайга обезбабела, а тады-та, раньше-та, было их — и-и! — Он сладко жмурится, смеется, машет рукой. — Как, бывалочи, попрет из тайги старатель с золотишком — дак они все туточки, прям-даки зузжат круг него, адали мошката кака: золото, известно дело. Токо бабу золотом ить не насластишь. Они, бывалочи, опосля старателя ко мне жа и бегут: «Кешенька, утешь, мил-друг, мне для души чевой-тa такова хот-ца…» Чё ты будешь делать! Ладно, приму, утешу. Все ладом. Уходит она, а глядь — под окошком втора шебаршит, а там, смотришь, треття… Я, паря, за мармеладом ни в жись не гналси. Бывалочи, всяку обласкаю. Пущай хошь рожа жабья — была б снасть бабья, вот оно как…

Выверты и изъянцы натур человеческих для меня тогда были еще в диковину, поэтому старик Иннокентий представлялся мне неким уникумом. Его восхваления женщин бывали столь чрезмерны, красочны, исходящи ласковыми слюнями, что само собой возникало сравнение с гурманом, который прежде чем сожрать поросенка, любовно украшает его петрушкой, укропом, фигурно нарезанной морковкой.

— Через них я и жив, — уже став задумчивым, произносит он. — Через них да еще через тайгу нашу матушку… Котора баба молода да ядрена — с той, паря, и сам моложе делашси. Ей-богу. Сказку про живу воду слыхал, поди? Дак я смекаю, это про молоду бабу сказано. Поди, старик какой-тось попробовал таку, враз помолодел да от радости-та и придумал сказочку. Ты верь мне, это дело спытанное… А насчет тайги…

Он надолго умолкает, причмокивая «момпасеей», всасывает чай. Отдувается. Потом неожиданно ясным голосом говорит:

— Ты думашь, пошто я не живу в городе аль там в деревне? Потому как, паря, город — отрава. Вонь, шум, духотишша. И с этого тебе боку люди, и с того — люди, и над головой — люди. Там и бабы-та все больные, у их червь внутрях… Рази ж тама можно здоровье себе сберегчи?.. Шибчей того — заводы эти… Ну их!.. А в деревне… в деревне, паря, пущай лошадь работат — у ей четыре ноги… Тайга! — С особенным чувством произнеся это, он растроганно моргает, жует губами, сглатывает слюну. — Туточки, в тайге-та, Я сам себе царь. И здоровье мое от нее жа. В ей, паря, чего-чего нет, токо знать надо… Вот изюбриный корень, слыхал, поди? Показал бы я, да тебе оно ни к чему… — захихикал старик Иннокентий.

— Э, паря, тебе покажи, а ты — другому, другой — треттему, и пошло-поехало… Долго ль кончать тайгу… — Он сокрушенно качает головой, потом возвращается к раз говору. — А еще свежанинку кушать надо. Полезно. Тут, паря, к душе своей прислушивайси — душа-та, она сама знат, кады ей свежанинку надо. Как нутрё засосеть — тут и кушай… Эдак, паря, иду я однова по тайге, вижу — медвежонок, махонькой такой, от меня на лесину влез, да как шустро-та! Я как увидал его — враз нутрё засосало: дай свежанинку, дай сыру печенку!.. А у меня, адали на грех, одна мелка дробь на рябчика. Добро. Стрелил раз — сидить, варнак, сидить да кричить, да жалобно так, адали ребятенок. Другой раз стрелил — опять сидить. И в третий тож, и в четвертый… Все патроны извел, всего сквозь подырявил, а он все сидить. И кричить… Потом уж свалилси — тожно кровь вся вышла, он и сомлел… Покушал я печеночки. Мя-я-гонькая, ажио во рту таеть. Враз нутрё отпустило… Вот оно, здоровье-та — все от тайги-матушки, от нее все, да-а…

В те времена ни о какой защите природы, животного мира и прочем таком я и слыхом не слыхивал, если не считать безличного призыва: «Берегите лес от пожара!» Охота была доблестью, пальба по живому — делом естественным. Однако ж рассказ старика Иннокентия неприятно резанул меня по сердцу — сразу вспомнилась та недоброй памяти охота на сохатиху с дядюшкой Дугаром…

— Это еще чё! — журчит дальше благодушное повествование. — Вот бывал я далече на востоке, дак там для здоровья еще не то придумали…

И он обстоятельно рассказывает о хитрости, завезенной не по-доброму сметливыми иноземцами: надо убить беременную самку тамошнего горного козла (дальневосточного горала, как установил я позднее), вырезать из нее плод вместе с оболочкой и, сварив, приготовить что-то вроде студня. И кушать понемножку. «Шибко, шибко бравенько для здоровья», — сияя, заверяет старик Иннокентий.

— Иногда я жалею, что бога нет…

— Ну, а кады баба мне вовсе не нужна станет — тут я себя и кончаю. К чаму жить дальше-та, верна? — подытоживает старик Иннокентий.

…Как издавна водилось на приисках, на Орколикане тоже бытовали свои рассказы о таинственных золотых жилах, найденных когда-то и кем-то, о сказочно богатых россыпях по неведомым ключам и прочем в этом же духе. Когда стало окончательно проясняться, что закрытия прииска не миновать, народ заволновался. Оно и понятно: не так-то легко, бросив хозяйство, насиженные места, срываться в неведомое с детьми, со стариками… Традиционные приисковые легенды о «большом фарте» зазвучали по-новому — теперь уже говорили о неких мифических самородках. Игнатову эти разговоры доставляли дополнительные хлопоты.

— Ты бы, Данилыч, разобрался со всем этим, — предложил он мне. — Болтовня болтовней, но кто знает…

Как и все, он в глубине души питал надежду на чудо.

Перетолковав с двумя-тремя людьми, я без труда установил, что начало заманчивых разговоров исходит от Сашки. К нему я и отправился.

Против ожидания, он встретил меня неприветливо, даже высокомерно. С топчана при моем появлении не встал — так и остался лежать, задрав кверху всклокоченную бороденку. Не говорил, а снисходительно цедил сквозь зубы. Хмыкал с выражением какого-то превосходства. Шевелил пальцами босых ног. Зевал. В общем, весь его вид ясно говорил: я вам нужен, а вы мне — нет, ну и пошли вы все туда-то!.. Пришлось проявить смекалку — отправиться к начальнику прииска и выпросить у него скляночку спирта.

Великий собеседник — алкоголь без труда разговорил невесть с чего зазнавшегося Сашку. Мы сидели за шатким столиком у подслеповатого окошка. Выпивали. На закуску ломали тяжелую серую лепешку. Макали в соль черемшу. Сашка захмелел быстро, круто, а захмелев, пустился в воспоминания. Хвастался и плакался попеременно. Я слушал долго, терпеливо, но терпение иссякло, и я начал осторожно наводить его на разговор о пресловутых самородках. К моему удивлению, он охотно подтвердил, что — да, самородки есть, и он знает, где именно, но не скажет.

— Я это дело сам дойду, — заявил он с хитренькой пьяной усмешкой. — Досконально все вызнаю, а там — письмо властям, в Иркутску. С сообчением…

У Сашки все было продумано. В благодарность за «сообчение» государство разрешает ему арендовать прииск. Контора у него будет в Орколикане. Своя печать. Круглая. Надпись на ней такая: «Арендатор Александр Филиппович Божедомов на своей резиденции сие поставил». Управляющим, может быть, возьмет Игнатова, но окончательно еще не решил.

1 ... 81 82 83 84 85 86 87 88 89 ... 139
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Геологическая поэма - Владимир Митыпов бесплатно.

Оставить комментарий