Именно с моего драгоценного здоровья начала присланная губернатором какая-то шестерка. Да, аппетит у Константина Николаевича вкусу не уступает. Ему, видите ли, консульство понадобилось, инвеститоры потенциальные его открывают. И, конечно, они мечтают поселиться не где-нибудь на загазованных улицах, а ко мне поближе. Нацелились в аккурат в самый центр моего города будущего. Вот Константин Николаевич и задергался, чтобы зарубежных друзей не огорчить.
Но я своего лица терять не собираюсь. Городу будущего консульства не требуется. Я строю его исключительно для нужд местного населения, и не для того скупал участки, чтобы на них селились даже такие богатые люди, как новые партнеры господина губернатора. Я вовсе не расист, но не могу допустить мысли, чтобы эти возможные инвесторы, которые еще тридцать лет назад не догадывались о существовании ботинок, стали моими соседями. Время изменилось, в Кремле перестали каннибалов принимать, но Константин Николаевич никак от старой дружбы отказаться не может, хотя должна же быть хоть какая-то разница между должностями губернатора и секретаря обкома.
Если Константин Николаевич этого не понимает, со своей стороны, я всегда готов помочь. Поэтому скрутил его шестерке образный кукиш, доказав тем самым, что у советских — собственная гордость и мое здоровье явно в поправке нуждается. В самом деле, как я могу вести себя иначе, если медицина у нас оказывается уже не самая передовая в мире, а Советскую власть все равно никто отменять не собирается.
И без меня господин губернатор с новоявленными спасателями отечественной экономики разберется, найдет им другое место. Эти деятели знают толк в преобразованиях, давно сменили набедренные повязки на костюмы. Смотрят они на наши дела, и господин губернатор в неизменной партийной тройке в их глазах выглядит самым настоящим дикарем, прикрывающимся дубиной из-за того, что наверняка набедренная повязка ему не по средствам.
К чести Константина Николаевича нужно заметить, он не только попытался меня огорчить, но и порадовал. Слово держит твердо, обещал — у преступников земля под ногами гореть будет. И она тут же полыхнула. Столько банд за последнее время разгромили, правда, не таких, которые в собственных офисах окопались, кто их тронет, но на улицах снова становится чище. Вдобавок спецподразделение «Сокол» отличилось, об этом телевизор уже протарабанил. О Рябове я, правда, слова не услышал, но прекрасно понял, отчего это так здорово была обезврежена бригада отпетых уголовников, немного опоздавшая к сезону летних гастролей. Сопротивление эти бандюги попытались оказать, но ребята из «Сокола» мигом их из автоматов пригрели.
Один уголовник все-таки сумел уйти даже от «Сокола», горестно поведал мне вчера Рябов. Я выражал ему сочувствие и громко воспитывал до тех пор, пока Сережа не врубил телевизор. А там — в самом разгаре местная передача «Законом по человеку», и очень симпатичная девушка в майорских погонах демонстрировала фото перекошенной морды, обращаясь к населению — помогите опознать человека. Когда ментовочка дала описание наколок этого свежего поступления с полей орошений, я пристально посмотрел на Рябова, мгновенно поняв, — коммерческий директор надо мной просто издевается.
Рябов мог и сам обо всем поведать еще лучше телевизора, но он специально не прерывал моих нотаций, чтобы в будущем на них ссылаться, когда, с его точки зрения, я начну руководить не по делу.
Только поэтому я повел себя точно так, как Костя в кабинете генерального менеджера. Однако Рябов наглядно доказал — его рана затянулась куда лучше моей. Здоровье нужно поправлять, добавил он, помогая мне подняться с пола и великодушно разрешив регулярно выходить из дома.
Наверное, Сережа оттого добрый, что Вершигора стал слишком часто доставать его по поводу моего самочувствия. Да и Босягин на белом коне прибыл. Теперь Еремину явно не до искусствоведения, хотя мадам Боровая в него именно коллекцией янтаря целится. В общем, французы за свою Эйфелеву башню могут быть спокойны, чего не скажешь о банде Еремина. После того, как Рогожин стал их топить, а Петровский подтвердил, что следователи заставили его превратиться в единоразового собирателя, нервы у одного мента вконец не выдержали. И он побежал, наплевав на свой ответственный пост и не задумываясь — как же без него будет идти дальнейшая борьба с организованной преступностью?
Бедняга-мент, он наверняка не успел узнать, что важняк Боровая и в колонии побывала. Той самой, где отбывают срок урки, на которых повесили убийство Маркушевского. Сообразительные урки тут же поняли не хуже Рогожина — если перед свиданием со следователем их не замочили, значит, можно откровенничать. Тем более, что важняк пообещал твердо — в связи с открывшимися фактами зэки скоро куму ручкой сделают.
Отлично сработал Босягин, даже выяснил: пока Еремин перенимал опыт у французских коллег-парламентариев, ему трижды звонил директор бывшего совместного советско-германского предприятия из славного города Гамбурга. И до того он истосковался по Еремину, что не сдержался, ляпнув на автоответчик: дорогой друг, срочно мне перезвони, а то у нашей фирмы дела идут из рук вон плохо. И чего это он нашего народного избранника расстраивал, дела его потихоньку проверили, оказывается, фирма на ногах стоит твердо и в ее распоряжении такие средства, о которых наш Совмин и их бундестаг могли только мечтать в те годы, когда это совместное предприятие создавалось.
Ко всем делам Краузе прихватили, стоило ему за янтарь схватиться. Этот случай контрабанды не без внимания прессы. И доказать его легко, а лавров не меньше, чем на провалившейся операции с контрабандой радиоактивных материалов.
О том, что германские газеты затрубили о Краузе, мгновенно добавив сведений о его героическом прошлом агента «штази», мне рассказал Рябов. Тем самым Сережа доказал, что пришел ко мне в гости вовсе не для того, чтобы я чьей-то опухшей мордой в телевизоре любовался, а затем к стене кабинета припечатался — удару заслуженного мастера спорта Рябова до сих пор хорошо поставлен.
С утра пораньше я приступил к тренировке с полной отдачей. Хотя уверен, гость, которого вызвал, уже сидит в гостиной, ждет меня. Ничего, пусть страха набирается, дрожит от мысли, что проведет свой медовый месяц в моем домашнем санатории. Но, быть может, в его поведении дышащий сейчас в мой затылок Воха виновен? Уж слишком активно Андрей занимался общефизической подготовкой начальника отдела снабжения. Иначе отчего Костя так решительно пошел в атаку на генерального менеджера, мало ему, что ли, тот в свое время синяков наставил?
Хотя начальника отдела снабжения я вызвал вовсе не из-за его производственных отношений со смежником и плохой работы одного из компьютеров фирмы. Просто Костя очередной подарок преподнес, теперь беспокоясь исключительно о моем здоровье. Начальник отдела снабжения всегда стремится сделать как лучше, а что из этого постоянно выходит — его мордочка очень скоро снова оценит.
Я остановился, набрал полную грудь воздуха, восстанавливая дыхание, задержал его максимально, а потом медленно стал выпускать через ноздри. Вот что значит курение, подумал я, глядя на Boxy, того только пот пробил, для бывшего спецназовца эта пробежка — легкая разминка, не больше.
Над морем летали чайки, с криком бросаясь на добычу, которую выносил к берегу прибой.
— Дед говорил, что это души погибших моряков, — поведал Воха.
— Может, дед твой прав был, хотя я в переселение душ с трудом верю, — отвечаю заместителю коммерческого директора. — Думаю, людям так чайки нравятся, потому что это одна из немногих птиц, которая максимально копирует поведение человека. Вот смотри, одна чайка рыбешку подобрала, летит в сторону, глотнуть добычу не успев. А отчего такая спешка? Да потому, что другие птички белокрылые делают все возможное, чтобы она добычу выпустила. Орут, базарят, наглеют сбоку — лишь бы товарка не смогла рыбку проглотить. Если даже добыча в море упадет и другим не достанется, все равно птичкам легче делается. Пусть сами рыбку не проглотят, зато и подруга не пообедает. Убедился? Погнали домой, Воха.
Не знаю, цел ли еще подарок Кости, который появился в мое отсутствие. Помню, стоило войти в холл, как навстречу бросился Гарик в прекрасно сшитом костюме-тройке.
— Как прошла последняя примерка? — полюбопытствовал я. — Надеюсь, мастеру нос не перекроил?
— Он первый лез, — отрезал Гарик, и я сразу убедился, насколько был прав, удвоив гонорар портного.
— Папочка, — ласково продолжил сынок, — ты «Твикс» хочешь?
Гарик с нежностью смотрел на меня, изображая пальцами рекламный жест, имитирующий работу ножниц.
Вот тут я попался, не обратил внимание на чрезмерно ласковое поведение сына, вдобавок расслабился немного при виде такого прекрасного костюма.
