Некромант стоял на обрыве – это было то самое, нужное ему, место, он не мог ошибиться: на самом краю в землю был воткнут старый, изъеденный ржавчиной меч, торчащий здесь уже, наверное, добрую сотню лет. Внизу протекала черная река, поблескивающая в некоторых местах блеклой пленкой. Кипящая смола исходила дымом и жаром, ее поверхность пузырилась, а от зловония нещадно резало легкие. Капли кровавого дождя, стучащие по воде, оставляли за собой круги, расходящиеся невероятно медленно и лениво.
Долго ждать чернокнижнику не пришлось: цепляясь руками за уступы и камни, на дорогу из обрыва выбралась дерганая фигура. Смола постепенно стекала с нее, обнажая белую кожу, которая сразу покрывалась кровавыми разводами ливня. Вскоре стало ясно, что это человек, но он совершенно точно не был жив – волосы обесцветились, кожа стала походить на растрескавшуюся за века фреску.
– Какая встреча, – проговорил мертвец, глядя блеклыми, ничего не выражающими глазами на человека в сумеречной накидке. – Не ждал, что именно вы будете меня сопровождать по моей дороге, сэр Райкок.
– Я здесь не для этого, сэр Миттернейл. Я пришел поговорить с вами.
– Для чего же, позвольте узнать?
– Я должен спросить у вас.
– Долго же вы шли. Я, как вы, наверное, уже заметили, не в лучшей форме. – Мертвец, казалось, должен был сейчас расхохотаться собственной шутке, но губы его так и не передали ничего, кроме усталости и отрешенности.
– Зачем вы это сделали? Зачем покончили с собой?
– Чувство вины – одна из главных причин у большинства самоубийц. Вы что-то хотите сказать мне? Может, признаться в чем-то, сэр Райкок?
– Я хотел лишь, чтобы вы выжили. Я был вынужден отколоть угол от подоконника в ратуше и сбросить его вам на голову – если бы вы остались в городе, вас бы убили… – словно исповедуясь, скороговоркой ответил Дориан.
– Значит, это вам я обязан тем, что погиб, как трус, а не как герой?
– Я лишь пытался вас уберечь.
– У вас получилось.
Не говоря больше ни слова, он обошел некроманта и направился по дороге, вымощенной черным кирпичом. Дориан догнал погибшего и зашагал подле него.
– Что вы хотели мне рассказать, Великий магистр? – спросил некромант.
– Разве я что-то хотел? – равнодушно поинтересовался мертвец. – Это вы тут устраиваете для себя исповедь.
– Двадцать долгих лет вы пытались со мной встретиться, открыть мне некую тайну, а теперь не помните?
– Значит, мне нужно было умереть, чтобы вы удосужились прийти и перекинуться со мной парой слов, сэр Дориан?
Некромант промолчал, глядя в землю. Его спутник бросил на него взгляд и спросил:
– Вы знаете, сэр рыцарь, почему выжили при осаде Элагона? Почему вы остались в живых, отчего здравствуете после всего того ужаса, что пришелся на вашу очень насыщенную смертями жизнь?
– Я полагаю, темное мастерство – весьма полезная вещь… – не зная, что ответить, предположил Дориан, глядя перед собой. Багровые капли впивались в черный кирпич дороги, на кровавых лужах расходились круги, будто на обычной воде.
Эвианн Миттернейл невесело усмехнулся – на самом деле на его лице не дрогнул ни один мускул, но можно было предположить, что подобный ответ не может вызвать у покойника ничего, кроме насмешки.
– Вы остались в живых лишь потому, что судьба приберегла для вас, для каждого из ваших мнимых братьев, куда более страшную смерть. Гибель в бою покажется вам сладким сном после тяжелого дня по сравнению с грядущим. И даже мне, презренному самоубийце, которого также ничего хорошего здесь не ждет, отнюдь не уготовано столько мук.
– Я не верю в судьбу, – резко ответил Дориан. – И пугать меня не нужно, страх я отринул – еще в тот славный далекий день, когда пронзил мечом сердце этого мерзавца, самозваного магистра. Когда весь мой орден ополчился против меня…
– Я вас не пугаю, сэр рыцарь. Мне это незачем. Оглянитесь по сторонам. Задумайтесь: вы идете по стране Смерти рука об руку с покойником, ступая по дороге, мощенной черным кирпичом, под струями ливня из крови. Как вы думаете, мог ли я пытаться вас запугать? Примите на веру. Если же нет, тогда просто запомните мои слова, мне уже незачем лгать: каждый из вас погибнет ужасной смертью, но еще страшнее будет посмертие в этих краях. – Сейчас Эвианн должен был бы обвести рукой окружающие земли, но он этого не сделал.
– Что вы знаете, Великий магистр? Что-то о нашей смерти?
– Вы изменник своей душе, сэр рыцарь. Вы все такие. Но если другие ваши поймут это лишь на последнем краю, то вы – уже осознали. Иначе бы вас здесь сейчас не было. Я всегда вас защищал, сэр Дориан. Я защищал память о вас, я разыскивал истинные хроники в надежде обелить ваше имя. Все, что было стыдливо спрятано моими предшественниками из конклава Льва.
– Зачем вы это делали?
– Справедливость: да воздастся каждому по деяниям его.
– О, мои деяния… Говорят, что одна из провинций в этой печальной стране, – Дориан сделал полукруг рукой, – населена только благодаря мне одному. Вы слышали такое?
– Вам также не чуждо тщеславие? Полноте… Каждый из моих предшественников, Великих магистров Льва, считал своим долгом вызвать вас на поединок, дабы возвыситься в глазах братьев и в собственных глазах. Лицемеры. Они боялись вас больше всех, больше Черного Лорда и безумца Белой Смерти. Больше таких мастеров ужаса, как Кровавое Веретено и Грешный. Вы были их роком, даже если они никогда вас не видели. Каждую ночь, засыпая в своих постелях, они клали подле себя меч и Святое Писание: прекрасно зная, что ни первое, ни второе не остановит вас. И знаете почему?
– Нет…
– Потому что вы были их совестью. Их черной, залитой лампадным маслом, изъеденной оружейной ржавчиной, бесконечными исповедями и лживыми обетами совестью. Проклятием нашего ордена. Потому что вы были правы, а они – нет.
– Я никогда не убивал никого из моего ордена. После того случая – никогда. Ни один магистр, командор, паладин, даже простой послушник или слуга, все, кто живет в тени стяга Льва, не погиб от моей руки – это мой обет после изгнания, единственный и необратимый.
– Они не могли знать этого. Не могли знать, даже в ужаснейшем из правдивых кошмаров не могли поверить в то, что святые воины света, коими они так гордо себя величали, просто ничтожные, жалкие душонки в сравнении с чернокнижником, предателем и убийцей. Никто не верил в вашу святость, сэр Дориан. Никто, кроме моего отца, меня и моего сына Лютера.
– Почему вы поверили?
– Я узнал правду. Вы так и остались святым паладином, сэр, просто вы воюете не в той армии, не на той стороне… Хотя не мне судить об этом…
– Что же мне делать, сэр Миттернейл?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
