Далее Анна Алексеевна рассказала об обстоятельствах встречи с Карпецким. Когда она узнала Карпецкого, то обратилась к проходящему мимо молодому мужчине с просьбой помочь задержать Карпецкого, но тот, сославшись на занятость, отмахнулся от старушки. Получив отказ, Анна Алексеевна решила проследить, куда он пойдет. Это был один из переулков на Метростроевской улице.
Мы поехали с ней искать этот переулок. Нашли. Примерно определили группу домов, куда мог войти Карпецкий.
Тогда мы попросили Анну Алексеевну вместе с нашим сотрудником подежурить в районе предполагаемого жительства Карпецкого. Однако прошел месяц, а Карпецкий не появлялся. А тут Анна Алексеевна заболела. Проверка Карпецкого по адресному бюро ничего не дала. В нашем распоряжении оставался единственный путь — идти к Карпецкому через его сестер. Но мы не знали их настоящих фамилий, а под фамилией Карпецких они нигде не значились. Пришлось в домоуправлении проверить все дома и квартиры по Метростроевской улице и прилегающим переулкам. Установили, что в этих домах проживают несколько десятков Екатерин и Светлан, из них три человека с отчеством Иосифовна. После тщательного изучения остановились на Екатерине Горбань, подходящей по возрасту и месту рождения. Она проживала у пенсионера Бориса Георгиевича Корнеева в качестве домработницы.
Вскоре достали фотографии Корнеева и его домработницы. Снова я встретился с Анной Алексеевной. Среди шести разных фотокарточек, предъявленных ей, она уверенно показала на Корнеева, которого знала под фамилией Карпецкого, а в домработнице признала сестру его Екатерину Иосифовну.
Изучение жизни Корнеева заняло немало времени. Он вел очень скромный образ жизни, был на редкость осторожен и недоверчив.
Соседи отмечали, что Корнеев на улицу выходил довольно редко, объясняя это плохим здоровьем. О себе никогда не говорил. Писем по почте не получал, дружбы ни с кем не поддерживал, кроме одной знакомой женщины Люси, работавшей в аптеке.
Многое о Карпецком могли бы рассказать архивы. Но они почти не сохранились. Тем не менее кое-что все же удалось наскрести. Карпецкий происходил из крупных лавочников. До первой мировой войны окончил военное училище. В период гражданской войны действительно находился в белой армии атамана Шкуро, но в качество кого, установить не удалось. Сменил фамилию на Корнеева Бориса Георгиевича и в двадцатых годах приехал в Москву. Работал по граверной части на дому, по договорам. Вторично женился. Жена умерла, в пятидесятом году. Вскоре он ушел на пенсию.
Параллельно с изучением Корнеева — Карпецкого мы искали жену Анджиевского. Она могла рассказать кое-что о Карпецком. Но ее не было в живых. Вот тогда-то и родилась идея, так сказать, психологического характера, позволившая немного встряхнуть Карпецкого, а главное, узнать кое-какие детали из его прошлой жизни. Но об этом лучше всего поведает сама Екатерина Горбань, точнее, сделанные мною выписки из ее дневника. Я снял копии с наиболее характерных мест, имеющих непосредственное отношение к данному случаю. Все думал написать об этом, но так и не собрался с духом. С вашего разрешения я их зачитаю.
«...Братец пришел бледный, с трясущимися руками. Спрашиваю, что случилось. Мотает головой, не может говорить. Чувствую, как и у меня по телу заползали мурашки. Не знаю, о чем подумать. Неужели раскрыта тайна, вот уже столько лет так тщательно охраняемая? Не выдерживаю и набрасываюсь коршуном на него. В ответ вижу горькую улыбку на усталом бледном лице. Затем последовал рассказ. Оказывается, случайно встретил на улице одного знакомого армянина по совместной службе в белой армии Шкуро. И так перепугался, что тот его вдруг узнает, — полдня заметал свои следы по городу. Чудак. Впрочем, его можно понять».
«...Десятый день мой братец никуда не выходит после того случая. Боится. Ну и напугал же его армянин. Дышит свежим воздухом через форточку. Усиленно занимается физзарядкой. Утром и вечером принимает ванны из морской соли. На телефонные звонки не отвечает, двери в квартиру сам никому не открывает».
«...Пришла из города, как всегда, нагруженная сумками. Зову братца. Не отвечает. Захожу к нему. Сидит в комнате, глушит водку. «Опять что-то случилось», — решила я. Спрашиваю, в чем дело, не отвечает. Молчит день. Молчит второй. «Ты в конце концов скажешь, что произошло, или нет?» — со злостью кричу. В ответ он молча протягивает мне конверт. Обратный адрес не указан. Вынимаю из конверта листок, вырванный из настольного календаря. Заглядываю. Пусто.
— Ну и что? А где письмо? — спрашиваю его.
— Ты его положила на стол.
— Не понимаю...
— Прочти, что на листке написано.
— Что написано...
— Дура, читай ниже, под числом. Поняла? — говорит он, когда я после прочтения текста растерянно уставилась на него.
Я молча рассматриваю штемпель на конверте: «Пятигорск».
— Кто бы это мог? — допытывался братец. — О моей службе в контрразведке у Шкуро знают двое: армянин Сарапетян и Ахметов. Где армянин живет и чем занимается, я не знаю, и будем надеяться, что это взаимно. Я ушел от него по всем правилам слежки. Значит, исключается. Остается геолог Ахметов Василий Егорович, но он в Красноярске...
— Письмо-то из Пятигорска, — нарушаю наконец я молчание.
— Письмо можно опустить из любого города.
— Может быть, Костя из Одессы? — говорю я.
— Он ничего не знает.
— Тогда остается Ахметов...
— Остается... А может быть... это ты мне подарочек преподнесла.
Я просто онемела от этих слов.
— Ладно, не пускай слюни. Дай бог, чтобы этим кончилось.
— Одни переживания и тревоги. Вместо того чтобы быть твоей сестрой, я вынуждена объявляться домработницей. Надоело. А ты еще со своими идиотскими подозрениями, — говорю ему, утирая слезы, а сама думаю: «Так тебе и надо, старый хмырь».
— Оставь меня одного, — говорит он мне в ответ.
— Тебя, что ли, буду охранять. Много чести, — и я вышла из комнаты.
Через несколько секунд послышался щелчок ключа. Закрыл дверь на замок. «Интересно, что будет делать», — сгорая от любопытства, подумала я, пристраиваясь около замочной скважины. На мое счастье, выступ ключа был в стороне от входного отверстия. Вижу краем глаза, как братец отодвинул письменный стол, осторожно вскрыл плитку паркета. Вынул оттуда небольшой сверток, развернул его. «Золото, бриллианты», — мелькнуло у меня в голове. Вот тебе на. А я-то, дура, не знала о его настоящем богатстве. Всю жизнь прожили вместе. И это называется братец. Во мне все закипело. И только шаги, раздавшиеся рядом с дверью, отрезвили меня. Отпрянула от двери. В следующее мгновение раздался щелчок замка и появился он с чемоданом в руках. Подозрительно взглянув на меня, молча направился к выходу.
