я.
Мне абсолютно не хотелось мочиться на руку Хазину, это было странно.
— Я могу, — предложил Роман.
— Да пошел ты, Шмуля…
Мы с Романом пошагали дальше.
Хазин снова брел за нами, матерясь и хрипя в свисток.
— Однажды адмирала Чичагина ранило в бою турецкой пулей. Следовало сразу прижечь порохом, но в разгар схватки было не до этого. А после боя верный денщик адмирала Прохор промыл его раны из собственного, так сказать, водопровода. Чем предотвратил антонов огонь.
Это сказал Роман. Кажется, и у него началось восхищение, я заметил, тут у всех начинается восхищение.
— Тебе, Шмуля, меня обоссать хочется, — заметил Хазин. — Я тебя знаю, будешь потом своим друзьям рассказывать… Песню какую-нибудь похабную сочинишь…
— Как знаешь, — пожал плечами Роман. — Тебе жить.
— Да-да, знаю, это весело, Шмуля. Приехал городской лох фотографировать провинцию, был укушен дикой мышью и помер от этого на обочине…
Хазин хлюпал носом — то ли смеялся, то ли наоборот.
— Поразительная история, — говорил он. — Можно сделать пьесу… В стиле Островского… Нет, Булгакова! Молодой, идеалистически настроенный доктор приезжает в уезд… а там… а там баргузин!
— Тебе не кажется, что это все бред? — спросил Роман.
— В принципе, в пределах нормы, — ответил я.
— В пределах?
— Ага. Такой средний накал. Бывает гуще…
Мы снова вышли к противопожарной борозде. И малиннику за ней.
— Я же говорил! — воскликнул Хазин. — Заблудились.
— Надо отдохнуть, — сказал я. — Посидеть немного, все равно от других отстали.
— Обед к тому же, — напомнил Роман.
— Тебе лишь бы жрать, — устало сказал Хазин. — А еще танцор… А мы, кстати, до какого времени искать собирались?
— До вечера, наверное. Или пока не найдем.
— Витенька, а на фига нам тут до вечера маяться? — спросил Хазин. — Мы сами заблудились, так что нам теперь надо самим спасаться!
— Надо отдохнуть, — повторил я.
И сел на край канавы, на мягкую землю.
Солнце приятно грело спину, я быстро уснул и увидел сон про каменные реки.
— Каждый интеллигентный человек должен выдавливать из себя Сартра, — рассуждал Хазин. — Страсть к философии и деконструкции — есть проявление самых вульгарных черт образованного человека. Это пошлейшая страсть, навязанная французскими контркультурными извращенцами, иссушает душу, это алжирский ветер, выедающий глаза всем, кто еще способен смотреть…
Вероятно, это мне снилось. Даже во сне Хазин проникал мне в голову и позволял себе хозяйничать. Это было настолько невыносимо, что я мощным усилием проснулся.
Хазин и Роман действительно разговаривали. Лениво, позевывая, похоже, их тоже разморило. Малинник…
— В смысле, не просто мышь? — спрашивал Хазин. — Бешеная то есть?!
— Почему бешеная, другая. Это типа мышь, которая…
Роман громко вдохнул.
— Мышь-хранитель, — сказал он. — Страж пня.
— Страж пня? — переспросил Хазин сонно. — Шмуля, ты что, перегрелся?
Хазин звонко постучал пальцем по лбу.
— Мышь-хранитель?! — повторил он. — От кого может мышь охранить?
— От тебя, например, — перебил Роман. — От тебя же она пень охранила.
Хазин подул на ладонь.
— Рома, ты что?
— Заметь, она два раза на тебя набросилась — не подозрительно ли это? Обычно мышь всегда атакует один раз…
— Можно подумать, тебя кусали! — плаксиво перебил Хазин.
— Меня не кусали, но если рассуждать логически, то шанс быть покусанным мышью дважды в один день весьма невелик. Мышь явно выждала и нанесла второй удар. Если видеть в этом определенный знак…
— Здесь нет никакого знака… — возразил Хазин. — Нет…
Я потрогал голову. Малинник. В малиннике легко угореть, особенно в жару, в жару дышишь чаще обычного. Похоже, я надышался.
— Мышь — безусловный носитель протестантской парадигмы, — сказал я. — Из-за нее разбился бомбардировщик «Максим Горький».
Роман посмотрел с сомнением уже на меня.
— У меня кружится голова, — сказал Хазин. — Пацаны, мы явно угорели…
— Лучше уйти… Лучше идти вдоль канавы…
Я попытался встать, сильно качнуло, сел обратно.
— Если человека кусает дикая собака, ее отстреливают, отрезают голову и в санэпидстанцию везут, проверяют на бешенство, — сказал Роман. — Если находят бешенство, то делают уколы.
Я попытался встать еще раз, получилось.
— Надо вернуться, — вдруг заявил Хазин.
— Зачем? — не понял я.
— Надо найти эту мышь, могу поспорить, она там сидит, на пне…
— Хазин, ты что? — я поглядел на Хазина с непониманием.
— Что-что?! Не тебя дважды в день укусила бешеная мышь!
Я представил, как Хазин охотится на мышь и отрезает ей голову.
— А вообще… есть в этом нечто невыносимое…
— А зачем ты ее хотел убить? — поинтересовался Роман.
— Ты идешь себе по жизни, а тебя на каждом повороте поджидает бешеная мышь… Витя, как так?
— Прекрати истерику, — сказал я. — Мышь обычная, лесная, откуда у нее бешенство?
— У меня сотрясение мозга уже было, — пожаловался Хазин. — Мне еще бешенства не хватает! Знаешь, меня не первый раз мышь кусает! Меня еще в детстве кусало!
Роман набрал воздуха, чтобы сказать, но промолчал.
— Мне кажется, нас гипнотизируют, — сказал он.
— Это малина, — успокоил я. — Тепловой удар… Лучше отсюда убираться.
— А в малине шушун, — добавил Роман. — Гипнотизирует…
— Он послал мышь! — кривнул Хазин. — Шушун!
— Пойдемте отсюда, — сказал я.
Я пошагал по канаве. Не спеша, не делая резких движений, шушуна в малине быть не могло, а медведь вполне себе. Хотя малина еще не поспела… но он мог прийти… отдохнуть.
Роман и Хазин тащились следом.
— Фотодед — редкая сволочь, — говорил Хазин. — Когда я еще на пленке сидел, то он частенько гадил… Пять кассет купишь, одна обязательно с браком… А при проявке как гадит… Иногда я думаю, что это одна тварь…
— Кто? — поинтересовался Роман.
— Ну этот, дед. Фотодед. Земляной дед, водяной, электрический. Один. Везде! Сидит, ждет под камнем, точит жало…
Хазин замолчал. Впереди, метрах в трехстах, стояла желтая маршрутка.
— Мы что? Вернулись в начало? — спросил Роман.
— Эй! — закричал Хазин. — Эй, я здесь! Мне помощь нужна!
Хазин, запинаясь и размахивая подбитой рукой, побежал к машине. Мы с Романом побрели за ним.
— Интересно, — сказал Роман.
— Что?
— Да вот это… Как мы так смогли? С дороги сбиться?
— Тепловой удар, — объяснил я. — Ну и… Лес. В лесу ничего не стоит заблудиться.
В лесу тебя подстерегает мышь и гипнотизирует йети.
Глава 9. Новый удар
Хазин разбудил меня в семь.
В этот раз он стучал робко и прилично, я даже подумал, что это не Хазин, а Роман, или Маргарита Николаевна, или кто-нибудь из жителей Чагинска скребется с челобитной в горсти. Но, к сожалению, это оказался Хазин.
— Смотри! — требовательно всхлипнул Хазин. — Смотри что!
Я приоткрыл дверь, и Хазин тут же просунул в нее руку.
Рука у него неприятно увеличилась, наверное, в полтора раза, разбухла, приобрела бордовый
