— Сегодня приходи ко мне, княже, — не слишком громко, но так, что Грозе, которая еще стояла неподалеку, все было слышно, проговорила она. — Поговорить с тобой хочу.
Он только кивнул и, чуть отодвинув ее в сторону, пошел к терему. Ведара — удивительно! — даже обняла его нынче. Да и немудрено: в этот раз князя в Волоцке не было больно уж долго. Тут же рядом с ним в хоромы зашел и воевода, уже о чем-то на ходу рассказывая. А Гроза с Драгицей отправились в женский терем.
И не успели еще пыль стряхнуть с одежды, как растрезвонили женщины, которым не терпелось с наставницей поговорить и выведать все, что деется сейчас в княжестве и о чем она успела наслышаться, что меньшица княжеская Сения снова тяжела. И уж время идет, а она себя чувствует — лучше не бывало ни разу. А ведь раньше редко когда могла дитя луну в себе удержать. И уж близится срок, за которым и вовсе спокойнее станет. А Сения сама все требы в святилище Ладе носит, не забывает. И говорит как будто сама с ней: благодарит, верно.
О том Грозе рассказала Драгица — и от радости за меньшицу даже у самой на душе светлее стало. Хоть и понимала она, что дитя то будущее, может, и не князя вовсе. Как вспомнила Рарога — так и все мысли приятные из головы тут же выветрились. И пусть то дело прошедшее, а вдруг зажгло в груди ревностью, словно крапивой кусачей. Если Сения, даст Лада, дитя выносит и родит, как жить с пониманием того, чей это сын или дочь? За это время судьба Грозы может по- разному повернуться. Будет она в Ждимириче жить с Домаславом или забросит куда жизнь совсем в другую сторону — а знать она все равно будет. Помнить будет.
И как будто мало было раздумий, Сения вечером, как отгремела шумная трапеза, на которой по случаю возвращения князя собралась едва не вся дружина, пришла к Грозе. И до того ее лицо было наполнено радостью и умиротворением, что та и вовсе устыдилась своих мыслей. Раз ребенок принесет ей счастье, то неважно, чей он.
— Поделиться с тобой радостью хочу, — проговорила она доверительно, присаживаясь рядом на лавку.
Гроза уж и спать собиралась, переодела рубаху и косу распустила. Да не могла Сению прогнать: невежливо. К тому же пришла меньшица и впрямь с добрыми вестями.
— Ты уже прости болтливых женщин, — улыбнулась. — Но я знаю, что ты дитя носишь.
— И то верно. Разве тут что-то утаишь до поры? — Сения рассмеялась тихонько. — Князю сказала. Он рад, кажется. Только устал сильно, не осознал еще.
— Я не хочу недоброе поминать, но он, верно, уже боится, что не так все пойти может, — осторожно проговорила Гроза, поглядывая на нее, чтобы не обидеть ненароком.
Да Сения и сама, верно, все понимала. Взволновалась даже и, пытаясь унять беспокойство, встала. В первый миг не знала будто, куда себя деть, а после, налив себе из кувшина сыти, которую челядинка недавно принесла, выпила все до дна.
— Теперь все хорошо будет, — вернулась на место, слегка успокоившись. — Ты слышала, теперь невеста?
Она протянула руку и накрыла лежащие на коленях ладони Грозы своей. Та дернулась прочь, когда ее будто бы на глубину рвануло — потемнело в глазах. Задохнулась, увидев вдали насыпь земляную, округлую, только-только выложенную дерном. Она стояла среди остальных, уже обмытых дождями, вросших в землю — на сколько хватало глаз по берегу Волани. И песня поплыла в голове поминальная, запахло кострами и кашей.
— Что с тобой? — Сения тряхнула Грозу за плечи.
Ее лицо было так близко, что можно было рассмотреть каждую бледную веснушку на ее носу и щеках. Гроза замотала головой и отстранилась, еще пытаясь сморгнуть спокойное, казалось бы, но все ж недоброе видение, что так и стояло перед глазами. И она все никак решить не могла, нужно ли о том говорить меньшице? Нужно ли тревожить, может, это просто еще отголоски всего, что Гроза пережила за последнюю луну?
— Просто, — она с усилием улыбнулась, — я не слишком-то замуж хочу.
Сения махнула рукой, успокоившись тут же. Потому что ей так хотелось: скорее отринуть нехорошие мысли, что так и плескались еще тенью в ее глазах.
— Часто девицы замуж идут не за тех, за которых душа просит. А жених твой Домаслав, я слышала, муж достойный. Еще поймешь, что ничего в том страшного нет.
— Может, и пойму, — согласилась Гроза.
Спорить с ней сейчас не хотелось, а вот разорвать соприкосновение, что тяжестью еще лежало на руках — больше всего на свете. Но Гроза опасалась попросту Сению напугать. Может, зря. Меньшица еще посидела в ее горнице немного, порасспрашивала, что случилось в пути и как так вышло, что Беляна не уплыла с женихом на Стонфанг, а тот вовсе погиб. И приходилось отвечать. Сения качала головой, но не осуждала как будто — и оттого снова всколыхнувшаяся в груди горечь о былом помалу улеглась.
— Даст Лада, прибудет за тобой Домаслав. И Ярдар не сможет просто так с тебя возмездие стребовать, — улыбнулась меньшица устало, как сказ Грозы закончился.
А после и к себе собралась уходить. Гроза затушила лучину, тяжко упала на лавку, придавленная усталостью и еще не остывшим в памяти видением. Курганы, насыпи на огромном жальнике…
Ночью ее разбудила суета, что пронеслась горячим ветром по всему женскому терему. Поддавшись ей мигом, Гроза, вздрогнув, подскочила на лавке. Прямо так, в одной рубахе, выглянула из горницы, а после поднялась на верхний ярус: весь шум, показалось, сосредоточился там. Женщины сновали из хоромины Сении и обратно. Слышался громкий, уверенный голос Драгицы, которая, верно, взялась всеми заправлять. Гроза встала у двери, едва шагнув внутрь. Прижалась спиной к стене, не веря еще в то, что видит. С бедер Сении смывали кровь. Кто-то бормотал заговор: низко, глухо и так жутко, что аж вдоль хребта что-то стыло. Меньшица стонала и плакала, метясь головой по подушке. Кажется, послышалось в ее бессвязном бреду имя Рарога — да сейчас вряд ли кто мог прислушаться к ее словам всерьез.
Пахло кругом кровью и травяными отварами. Смолой лучин и потом суетящихся женщин — и от того все в нутре в узел завязывалось.
— Чего пришла? — обернулась на Грозу Драгица, встрепанная, с блестящим от испарины лицом. — Иди к себе. Нечего тебе тут делать.
И та сразу с места сорвалась, едва смогла выскочить прочь, не зацепившись плечом за чуть приоткрытую дверь. Она села в своей горнице на смятую постель, подобрав под себя ноги, и уже не смогла уснуть до самого утра. Видела краем глаза, как занимается заря над стеной, слышала, как просыпаются птицы в липовой роще. И струился в окно открытое запах листвяной свежести, росы, что лежала на траве прозрачными каплями, а в носу, в груди самой все тот стоял: духоты и боли. Мучений, пропитанных кровью.
Сения ребенка скинула — так сказала пришедшая в горницу к Грозе Драгица: вся взмокшая и будто измочаленная.
— Сколько ж можно? — вздохнула, глядя куда-то вверх. А глаза у нее сами собой уж закрывались от усталости. — Она ведь убить себя просила. Как бы не дошло до беды.
Наставница, так и не дождавшись от Грозы хоть слова в ответ, посидела еще немного и отправилась к себе.
Глава 19
Все стихло в женском тереме, как случилось несчастье с Сенией. Незаметнее теней ходили челядинки, женщины разговаривали вполголоса — да все мимо Грозы как-то. Как разрешила Драгица, она собралась меньшицу проведать, хоть и наслушалась уже, что ту еле заставляют есть и пить — до того она всякую тягу к жизни потеряла. Она не надеялась вразумить женщину, да не могла на месте спокойно усидеть, не узнав, не увидев своими глазами, как она теперь.
Гроза тихонько приоткрыла дверь горницы Сении — и тут же в лицо пахнуло темной духотой. Когда не открывают окон долго, когда хворь кружит по хоромине, все настаиваясь и настаиваясь — и тем еще больше сдавливая того, кто здесь находится. Только лучины горели на столе. Пахло пеплом и мокрой тканью. Густой испариной и влажной пылью.
