время пока длился пред брачный туалет, в зале произошли значительные изменения, посреди зала появилась большая бочка способная вместить двух человек разом. На очаге грелись несколько больших кувшинов с водой. Подле окна был накрыт стол, правда, окно было закрыто ставнями, но в ставнях были вырезаны небольшие фигурные отверстия, в форме ромбов и кругов, пропускавшие достаточно света. С постели был убран балдахин, и вся она была убрана покрывалом из беличьих шкур, в подушки было набито свежее сено. Довершали праздничное великолепие несколько курительниц с ароматами трав, собранных на берегах Инда. Как только уходящие женщины открыли дверь, так появился Илья одетый тоже в белое и лёгкое белье, правда на голове у нег была чалма, но тоже белая. Перед тем как выйти старшая и наиболее уважаемая из служанок сказала ему.
– Повезло тебе, молодая еще не объезженная кобылица ждет тебя в твоем загоне. Господин, будь осторожен и внимателен сегодня.
Наконец дверь закрылась, они остались одни. Эли вдруг стало холодно. Илья обнял её, она непроизвольно чихнула, умильно поведя носиком. Он поднял ей и понёс в большую бочку. Теплая вода нежно и заботливо приняла её. Он опустился рядом почти бесшумно. Тонкое платье поднялось наверх, оставляя неприкрытой её наготу. Илья, нежно, целуя ее, медленно вошел в неё. Ей было все это необычно, и вода делавшее её тело почти невесомой, и муж нежно любящей. Потом он помог ей выйти и насухо вытер её тело сухой простыней, которая была повязана у него на голове в виде чалмы. Накинув на её плечи шелковый халат, он усадил её за стол. Пока они ели служанки тихо поменяли воду в бочке и удалились. Илья взял её на руки и отнес на кровать, где долгим поцелуем пожелал ей долго и приятного сна. Эля была несколько удивлена, произошедшая с ней её первая брачная ночь разительно отличалась от тех первых брачных ночей, наполненных болью и страхом, про которые ей рассказывали её сестры.
Был еще один очень удивлённый человек подобным течением первой брачной ночи, а именно Бартоломео Хельерский, что из Джерси. Он, будучи опытным паломником, видевшим много чего на своем жизненном пути, не мог понять тихого спокойного течения ночи, где влюблённые спят отдельно от своих господ, гостей и слуг, и им никто не помогает ни советом, ни действием. Как, к примеру, тут случилось недавно, недалеко от Компьени, на свадьбе мельника, где он следил за таинством брака со стороны невесты. Пол деревни наблюдали за действиями мельника в постели и спорили, сразу ли он приколет Клозетт или со второго раза. Или на свадьбе барона Верона Младшего из Джерси, где лично барон – Верон Старший, своими руками направлял детоделательный орган своего сына – барона Верона Младшего, в утробу невестки, что бы лично потом показать, своим служкам, стоявшим тут же плотным кольцом, вокруг супружеского ложа, кровь своей невестки на своих руках. Мать невесты, только мило улыбалась этому и говорила дочери.
–Немного, еще немного в сторону, барону – Старшему,– именно Старшему, – неудобно, у их высочества рука затекает…..
И послушная дочь делала «В сторону» все для того, что бы рука барона старшего не затекла.
Утром, когда солнце уже высушило ночную росу, но еще не думала приближаться к полудню, Эля проснулась. Она была одна в постели.
–Значит он занят делами, а я проспала утреннюю службу, и тетушка не получит свой молитвенник. – Подумала она.
Короткая молитва, быстрый утренний туалет и она была готова к и исполнению своих дневных обязанностей жены и дамы двора её величества королевы матери. Но тут раскрылась дверь, вошла служанка с кувшином горячей воды, который опорожнила в деревянную бочку, потом вошла вторая служанка так же с кувшином, содержащим что-то горячее и пахучее. Правда, пахло приятно. Служанки подошли к ней и ловкими движения разоблачили её, потом так же быстро, и ловко погрузили её в пахучую воду, со словами,
– Господину нравится запах яблок и персика.
Так же быстро они вытерли её мохнатой простыней, до состояния легкой розовости кожи, и уложили в постель уже убранную новыми простынями и подушками,
–Когда они только успели,– подумала Эля, отдаваясь легкой дреме. Сквозь дрему он чувствовала как сильные руки, запомнившиеся ей вчера, приподняли её, а сладкие губы наградили поцелуем. Она немного отстранилась, ибо негоже принцессе грешить днем пусть даже с мужем, да ещё без молитвы и разговора с духовником. Но что-то неподвластное её воле и обычаям заставило её откинуться и ухватиться руками за шею Ильи….
Женский крик разбудил сытых псов, мирно дремавших под навесом внутреннего двора.
Еще один человек испытывал чувство непонятности происходящего обряда-святой отец Бартоломео Хельерский, что из Джерси. Он видевший за свою жизнь много свадеб просто по долгу своего положения среди своей паствы, был удивлён происходившим вокруг. Во первых как только молодые удалились, ему налили внеочередной бокал вина, быстро выпитый им. Потом когда принесли горячую баранину, ему дали голову барана на отдельной лепешке115 заменявшей деревянную тарелку, хотя ему хотелось лопатки. Уланы с вожделением смотрели, как он разделывал голову и были несказанно рады, когда он позволили им съесть один бараний глаз на двоих и одно ухо тоже на двоих, и в конце доесть всю голову. Окружавшие собутыльники смотрели на это как-то странно. Лишь, когда его уланы доели останки головы и их товарищи с поклоном поднесли им по бокалу вина, он понял, что окружавшие смотрели на его улан с чувством зависти. Это открытие добавило ему самоуважения. После второй смены блюд святой думал, что вот-вот начнётся действо с песнями и рассказами о подвигах. Однако главный распорядитель– сотник Мансур из рода Киан, вдруг встал и попросил святого отца в знак окончания праздника прочитать благодарственную молитву Господу. После последнего,– Аминь,– сотник выпил бокал и перевернул его, показав всем, что не осталось ни капли. Присутствующие сделали то же самое, правда, немного растерявшемуся отцу Бартоломео Хельерскому его уланы преподнесли еще по два бокала, в знак уважения. Он естественно не возражал и выпил. Потом его сопроводили в спальню, где он был, расположен на отдельной лавке и укрыт хорошим одеялом. Что бы святой отец ночью не утруждал себя дальним хождением по нужде, уланами была поставлена ночная ваза. Отче, глубоко вздохнув, отправился в царство Морфея.
На следующий день святой отец проснулся, как и всегда за полчаса до утренней службы. Вино было хорошее, поэтому особых последствий не было. Он привел себя в порядок, тщательно вымыл не только
