В отличие от предыдущих поколений, мы легкомысленно уступили часть своей ответственности другим, вручив заботу о наших жизнях, безопасности и будущем профессионалам и экспертам, сумевшим убедить нас в том, что у нас самих недостаточно знаний и мудрости для того, чтобы решать, как нам жить. И вот – последствия нашей лени и мягкотелости. Апокалипсис, сотворенный лапами приматов.
В окно ударился камень побольше. Стекло дало трещину, но не разбилось.
Я взял со стола еще две запасные обоймы и рассовал их по карманам джинсов.
Саша сунула руку под салфетку, которой был накрыт ее «чифс спешиал».
Я последовал ее примеру и взялся за рукоятку «глока».
Мы переглянулись. Во взгляде Саши отчетливо читался страх, и я уверен, то же самое она увидела в моих глазах.
Я попытался ободряюще улыбнуться, но мне показалось, что лицо мое стянуто застывшей глиной и вот-вот даст трещину.
– Все будет в порядке. Диск-жокей, сумасшедший серфер и человек-слон – отличная команда для того, чтобы спасти мир.
– Постарайтесь держать себя в руках и не пристрелить первую же макаку, которая ворвется в дом, – предупредил Бобби. – Пусть их здесь наберется побольше. Держитесь, сколько сможете. Пусть они почувствуют себя увереннее, пусть обнаглеют. Обманем маленьких сволочей. А потом я первый задам им перцу, научу уважению. У меня – картечь, мне даже целиться не надо.
– Так точно, генерал Боб! – отрапортовал я.
Два, три, четыре камня размером с персиковую косточку ударились в окно. Стекло треснуло, и из него вывалился длинный зазубренный осколок, по форме напоминающий молнию.
Мне казалось, что в организме у меня происходят метаморфозы, которые заставили бы обратиться в соляной столб любого врача. Мой желудок поднялся и, оказавшись в груди, давил на горло, а сердце упало и находилось теперь там, где раньше был желудок.
На два окна одновременно обрушился шквал крупных камней, пущенных с гораздо большей силой, нежели прежние, и оба стекла взорвались градом осколков, со звоном брызнувших на мойку из нержавеющей стали, на мраморные крышки кухонных шкафов и на пол. Несколько острых осколков долетели даже до стола, посыпались на недоеденные куски пиццы. Я непроизвольно закрыл глаза.
Открыв их через несколько секунд, я увидел, что на окне уже находятся две визжащие обезьяны – такого же размера и вида, как та, которую описывала мне Анджела Ферриман. Аккуратно, стараясь не порезаться о торчащие из рамы острые зазубрины и настороженно поглядывая на нас, резусы перебрались на кухонную стойку. Ветер из разбитого окна шевелил их мокрую от дождя шерсть.
Одна из них посмотрела на шкафчик для швабр, где Бобби обычно хранил свое ружье. С первого момента своего появления обезьяны не видели, чтобы кто-то из нас подходил к нему, и, конечно же, они не могли знать, что ружье 12-го калибра лежит под столом на коленях у Бобби.
Бобби бросил взгляд в сторону вторгшихся обезьян, но я видел, что в основном его внимание приковано к окну, напротив которого он сидел.
Юркие и ловкие твари уже двигались по кухонной стойке в противоположном направлении от раковины. В царившем на кухне сумраке их отвратительные желтые глаза горели, словно огоньки свечей. На пути одной из обезьян оказался тостер, и она злобно сбросила его на пол. Розетка выскочила из стены, и от оголившихся проводов посыпались искры.
Я вспомнил рассказ Анджелы о том, как обезьяна швырнула в нее яблоком, причем с такой силой, что разбила ей губу. На кухне у Бобби всегда царил образцовый порядок, но если эти бестии примутся открывать кухонные шкафы и швырять в нас тарелками и стаканами, они смогут нанести нам серьезные ранения, даже если мы ответим огнем. Суповая тарелка, запущенная с большой силой, попади она вам в переносицу, может сработать не хуже пистолетной пули.
Еще два маленьких дьявола с горящими желтыми глазами запрыгнули с веранды на оконную раму. Они оскалили на нас зубы и зашипели.
Бумажная салфетка поверх Сашиной руки заметно дрожала, и, я думаю, не только из-за ветра, врывавшегося в разбитые окна.
Мне показалось, что за визгом, шипением и бормотанием обезьян, за раскатами грома и барабанной дробью дождя, за свистом мартовского ветра в оконных рамах я услышал, как Бобби что-то напевает. Так оно и было. Не обращая внимания на обезьян, бесновавшихся в дальнем конце кухни, и напевая про себя, он не сводил взгляда с не тронутого пока окна рядом с нами. Губы его шевелились.
То ли разозлившись из-за того, что на них не обращают внимания, то ли посчитав, что мы парализованы страхом, парочка новоприбывших обезьян, все больше возбуждаясь, перепрыгнула с подоконника на кухонную стойку и двинулась в противоположном направлении от двух своих сородичей, первыми оказавшихся в комнате.
И еще две обезьяны вспрыгнули на окно у мойки, цепляясь за рамы и изливая на нас желтую злобу своих дьявольских глаз.
Четыре твари, которые уже находились внутри, разорались пуще прежнего, потрясая в воздухе маленькими кулачками, скаля зубы и плюясь в нашу сторону.
Да, они были умны. Но – недостаточно. Ярость застила их ум.
– Истребляем, – бросил Бобби.
Понеслась!
Вместо того чтобы отодвинуть стул и встать из-за стола, Бобби ловко нырнул в сторону и тут же оказался на ногах, а в следующую долю секунды ствол его ружья уже был направлен в сторону пришельцев. Можно было подумать, что в свое время он учился военному делу и одновременно брал уроки танцев. Из ствола вырвался сноп пламени, и первый же оглушительный залп начисто срезал тех двоих, которые вскочили на подоконник последними, вышиб их обратно в ночную темень, словно они были всего лишь плюшевыми детскими игрушками. Второй выстрел поразил парочку, плясавшую на кухонной стойке слева от раковины.
В ушах у меня гудело так, будто я оказался внутри большого церковного колокола, голова шла кругом. Однако не успел прогреметь второй выстрел Бобби, как я был уже на ногах и с «глоком» в руке. Саша также вскочила со стула и выпустила две пули в сторону второй пары обезьян, в то время как Бобби разбирался с номерами три и четыре.
Пока они стреляли и кухня сотрясалась от выстрелов, окно рядом со мной взорвалось осколками, брызнувшими фонтаном прямо на меня. На волне битого стекла, словно серфер, в комнату влетела визжащая обезьяна, приземлилась прямо на середину стола и отряхнула мокрую от дождя шкуру, повалив обе свечи, одна из которых погасла, и сшибив на пол доску с остатками пиццы.
Я повернул «глок» в ее сторону, но тварь молнией прыгнула на спину Саши. Я уже не мог стрелять. Прошив обезьяну, пуля непременно попала бы в Сашу, а на таком близком расстоянии это означало бы для нее неминуемую смерть.
К тому времени, когда я успел откинуть со своей дороги стул и подскочить к Саше, она уже пронзительно кричала, а визжавшая обезьяна вцепилась ей в волосы и таскала их из стороны в сторону. Саша уронила револьвер и слепо шарила у себя за спиной, пытаясь схватить противника, а обезьяна уворачивалась от ее руки, щелкая зубами и пытаясь укусить ее за пальцы. Саша стояла, прислонившись спиной к столу, а нападавший резус пытался запрокинуть ее голову назад, чтобы добраться до горла.
Я вспомнил мучившее меня предчувствие невосполнимой потери. Я был уверен, что они захотят убить Сашу, чтобы вразумить меня. Поэтому сейчас я бросил «глок» на стол и вцепился в обезьяну сзади, правой рукой схватив ее за шею, а левой – за шкирку. Я впился в ее шкуру с такой силой, что животное завизжало от боли.
Бобби выстрелил в третий раз. Стены коттеджа затряслись, как при землетрясении, и я было подумал, что последней паре незваных гостей пришел конец, но тут услышал, как Бобби принялся ругаться на чем свет стоит, и понял, что грядут новые неприятности.
Даже не свет одной оставшейся гореть свечи, а желтое пламя в глазах помогло мне увидеть двух новых пришельцев – настоящих камикадзе, – запрыгнувших на подоконник.
А Бобби в это время перезаряжал ружье.
В противоположной стороне дома громко залаял Орсон. То ли он спешил к нам, чтобы принять участие в схватке, то ли звал на помощь.
Я услышал собственный голос и необычайно образные ругательства, срывавшиеся с моих губ. Теперь на шее обезьяны сомкнулись уже обе моих руки. Я душил ее, душил до тех пор, пока ее лапы не разжались и она не отпустила Сашу.
Обезьяна весила около двенадцати килограммов – шестую часть моего веса, но ее тело представляло собой клубок мускулов, костей и ненависти. Тонко визжа и плюясь в борьбе за глоток воздуха, она пыталась наклонить голову, чтобы укусить мои руки, сжимавшие ее глотку, извивалась, лягалась, дрыгала ногами в воздухе. В другой ситуации я наверняка не смог бы удержать этого маленького дьявола, но сейчас мои руки сделались стальными. Их силу питала ненависть к этой твари за то, что она пыталась сделать с Сашей. Наконец я почувствовал, как шея обезьяны хрустнула под моими пальцами. Она обвисла в моих руках безвольным мертвым предметом, и я швырнул ее на пол.
